Яна засмеялась, громко, в полный голос, с какой-то дурашливой заразительностью и восторгом. Глубина и сила облегчения, которое Яна почувствовала, увидев и узнав Руденко, были так велики, что пух, образующий обычно подкладку этого чувства, не выдержал нервного давления и взорвался, вытряхиваясь из Яны клубами безудержного смеха.
— Ты часом не тронулась? — насторожился Руденко. — Выходи, я тебя подвезу.
Яна поблагодарила водителя, ошарашенного ее бурной реакцией на появление обыкновенного милиционера, и, аккуратно хлопнув дверцей, покинула салон автомобиля. Смущенный дядечка со смесью неловкости и симпатии махнул ей рукой и дал газу.
— Как ты здесь оказался? — Яна улыбалась Руденко, словно тот был тихим психопатом или потерявшимся ребенком.
— Сюрприз, да? — усмехнулся он.
— Да не то чтобы… — Яна хитро взглянула на озадаченного ее поведением в машине лейтенанта. — Я ведь тебя “видела”…
— То есть? — заторможенно спросил Три Семерки.
— Ну, “видела” всю эту сцену, — засмеялась Яна.
— Ты что-то не в себе, — удрученно качнул головой лейтенант, который в жизни и в общении выступал за простоту и откровенность, когда же не обнаруживал сходных оценок и тенденций в собеседнике, считал, что его морочат, впадая от этого временами в депрессию, временами — в бешенство.
— Я же экстрасенс, Сеня, ты что, забыл? Я всю эту сцену “видела” еще вчера.., и тебя… — после некоторой паузы добавила она.
— И молодчика того “видела”? — Руденко решил перевести разговор в деловое русло.
— Какого?
— Который пас тебя от мэрии, — Руденко начал раздражаться. — Ну ладно, идем, — тронул он ее за рукав.
Они молча прошли полтора небольших квартала, где возле “шестерки” Руденко стояли двое молодых парней в штатском.
— Ну что, — Три Семерки грозно взглянул на них, — упустили?
— Семеныч, — смущенно начал один из них, — как сквозь землю провалился, блин горелый.
— Почувствовал за собой “хвост”, собака, — добавил второй.
— Вот, — Руденко в сердцах махнул рукой и посмотрел на Яну, — с кем приходится работать!
— Они что, следили за мной? — с вызовом спросила Милославская. — И ты мне ничего не сказал?
— Ты ведь все равно бы не согласилась, — виновато улыбнулся лейтенант, — а так мне спокойнее было. Ты лучше бы поинтересовалась, — повысил он голос, — какого труда мне это стоило.
— Семен Семеныч, — твердо произнесла Яна, переходя на официальный тон, — я прошу тебя больше не устанавливать за мной слежку. Во всяком случае, без моего ведома, — добавила она более мягким голосом.
— Ладно, разберемся, — Руденко шепнул что-то ребятам и сел за руль. — Так тебя подвезти?
Яна кивнула, но продолжала стоять на тротуаре, если так можно было назвать ту смесь грязного льда, щебенки, песка, колдобин и жалких остатков асфальтового покрытия, которая есть перманентный феномен нашего городского ландшафта.
— Ну так поехали, — отпустил он своих людей, махнув рукой, и нетерпеливо уставился на Яну.
Устроившись в “шестерке” рядом с Руденко, Яна погрузилась в свои мысли.
Глава 13
— Опять медитируешь? — Руденко сделал ловкий маневр с разворотом и выехал на автостраду.
— Надо же! — качнула головой Яна. — Ты меня перещеголял!
— Ты ж сама о себе позаботиться не можешь, — с веселой укоризной сказал Руденко. — Я тебе говорил, будь осторожнее. Да разве ты меня, старика, послушаешь!
— Ну, так ты видел? — с апломбом произнесла Яна. — Если бы ты не подоспел, я бы уже давно была в центре. Эту машину, ту, на которой я чуть было не уехала, я тоже “видела”.
— Хочешь сказать, что тебя спасло твое видение? — недовольно хмыкнул лейтенант.
— Представь себе! — победоносно улыбнулась Яна. — Если бы ты не приехал, ничего бы со мной не случилось. И этот случай показал, что я способна, как ты выражаешься, о себе позаботиться!
— А если бы не сработало? — В глазах лейтенанта застыло упрямое недоверие. — Если бы этот гад замочил тебя?
— Ты говоришь о “видении” как о каком-то механизме, — поддела лейтенанта Яна. — Я ж тебе сказала, что в высших сферах проколов не бывает. Мне, кстати, удалось кое-что выведать… — она обратила на Руденко таинственный взор.
— Я весь внимание, — скривил он рот в ехидной усмешечке, не собираясь уступать.
— Этот мужик знаком с некой Шевчук Аленой Петровной…
— И что? — туповато поглядел на Яну Руденко.
— Ты можешь дослушать? — ответила ему укоризненным взглядом Яна.
— Валяй, — вздохнул лейтенант, притормаживая на светофоре.
Он нервно барабанил пальцами по рулю. Ему, конечно, было любопытно послушать Яну, но в то же время он испытывал неудовольствие, не сознаваясь себе в том, что оно вызвано обычной завистью. Этой визионерше опять удалось узнать что-то такое, что ускользнуло от него. А тут еще неудача со слежкой!
— Эта Алена Петровна не числится среди работников мэрии, хотя я думала иначе, — озадаченно сказала Яна.
На губах Руденко появилась насмешливая улыбка.
— И как же ты думала? — снисходительным тоном спросил он.
— Странно, — пожала плечами Яна. — мне сказали, что она работает в жилищно-коммунальном отделе, а потом выяснилось, что она не входит в штат сотрудников.
— Да мало ли к кому она приходила. — Руденко тронул “жигуль” и вдруг резко затормозил — зазевавшаяся старуха метнулась под колеса. — Черт бы побрал этих бабок! — заорал он. — Все куда-то бегут! А потом жалуются, что их давят.
Яна прыснула со смеху, а Три Семерки сопроводил с комичной быстротой перебирающую ногами нарушительницу порядка убийственным взглядом.
— А прыти-то сколько! Нас переживет это хреново поколение! — со смесью восхищения и раздраженного презрения воскликнул он.
— Ты мне не можешь помочь? — спросила Яна.
— Что еще? — нахмурил лоб Руденко.
— Мне нужна информация об этой женщине.
— Как ты сказала, Шевчук?..
— ..Алена Петровна, лет пятидесяти на вид. Узнай там по своим каналам — я в долгу не останусь, — с притворным надломом, придающим упрашивающему тону дополнительный уничижительно-слезливый оттенок, произнесла Яна.
— Мастерица ты комедии ломать, — неодобрительно покачал головой Руденко.
Его наполовину спрятавшийся под усами рот растянула невольная усмешка.
— Ладно, — согласился он, — сделаю что смогу. Тем более что ты точно в долгу не останешься. Было бы стыдно тебе в долгу оставаться, — намекающе ухмыльнулся он, — у тебя зарплата не то что моя.
И он разразился душещипательным рассказом о собственной горькой жизни, упражняясь в словесной эквилибристике, стараясь пробудить в Яне жалость и сострадание. Вот только говорил он не жалобным тоном несчастного, задавленного жизнью создания, а уныло-назидательным, недовольным и
