Я не стал слушать. Певун нашелся! Хоть бы умер достойно, вождь вождей!
– Да, да! Эмбатерия - песня, которая глушит пение стрел! Да! Да!
Я не стал отвечать. Кажется, и мне рассказывали о таком. Да что толку?
– Надо!..
Босая нога скользнула по мокрой от крови траве. Ат-рид неловко взмахнул руками, с трудом устоял и вдруг, оттолкнув ближайшего щитоносца, стал пробираться вперед.
В первый ряд - под стрелы.
– Воины! Ахейцы! Это я, Агамемнон! Слушайте!.. Визгливый пропитой голос резанул по ушам. Резанул - стих. И снова засвистели стрелы.
– Песню!.. Эмбатерию! Запева-а-а… Я отвернулся. Не люблю носатого, но смотреть, как он умирает, тоже не хотелось.
– Эмбатерию-ю!
'Доля прекрасная - пасть в передних рядах ополченья-я!..' Закашлялся, умолк… Неужели все? Бедняга носатый!
– 'Доля прекрасная - пасть в передних рядах ополче-нья!..' Что это? Эхо? Неужели?.. -…Родину-мать от врагов обороняя в бою! Родичи, братья мы все необорного в битвах Геракла. Будьте бодры, еще Зевс не отвратился от нас!
Сперва негромко, недружно, растеряннымислабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:
– Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха, Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов, Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланцев кончины - Милыми, как нам милы солнца златого лучи!
Равнялись ряды, светлели лица. А эмбатерия гремела уже во всю мощь, сгинул омерзительный голос стрел, затвердели взгляды, и первый раз мелькнула растерянность в черных глазах кемийских зверобогов.
– Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами, В бой рукопашный вступать между передних бойцов, В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают;
Труса презренного честь гибнет мгновенно навек!
Давний, страшный напев звучал над проклятой Фимбрийской равниной. Эмбатерия, песня смерти - песня победы. И вот слитно, дружно колыхнулись копья. Загремели медные щиты.
– Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий, Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием!..
– Ахе-е-е-ейцы! Дети мои-и! Братья-я-я! Тяжелый железный крик обрушился словно с самих небес. И похолодел я, узнав голос, который мне никогда не забыть, - голос Атрея Великого.
– Впере-е-е-е-е-е-ед!!!
Вздрогнула земля от первого шага. Вздрогнула, застонала.
– Впере-е-е-е-е-ед! Родные боги с нами-и-и!!! Исчез нелепый человечишка в помятом, залитом вином хитоне. Атрей Великий вел Элладу в бой.
– Добрая слава ахейцев в веках никогда не померкнет, В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!..
В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!
– Фоас, ты ранен, но… надо подсчитать наших, всех,, кто…
– Нет, брат Диомед, мертвых считать не будем, будем живых считать. Меньше считать придется, брат Диомед…
– Эй, Смуглый, жив?
– Н-ничего, Диомед, по голове навернули… Болит… Полежать бы немножко…
– Холодную повязку, на ноши, в шатер!..
– Не надо ноши, сам дойду. Только спалили мой шатер…
– Тогда в мой. Там поспокойнее будет - без твоих девок!
– Тидид… Я… Я сегодня был хорошим Диомедом?
– Ты всегда был хорошим Диомедом, Эвриал Мекистид! Получше меня - это уж точно.
– Ну чего, Капанид, как твоя… басилиса? Не пропала?
– Хвала богам! Гетайры успели вынести… Давай завтра, как Эвриал очухается, пир устроим. Маленький, для наших только. Вот там я вас и познакомлю. Она такая… такая!..
– Диди-ладо! Дили-дили! Эфиопов мы побили…
– Заткнись, козел! Нашел время!..
На огромной ладони - приметная клювастая птица.
– Держи, Тидид! На память. Ты ведь знал этого Мемшона.
– Мемносе, - вздохнул я. - Впрочем, какая разни-ца?.. Это Гор-Сокол, Лигерон, царский знак из Кеми. Ты его лучше домой отвези, в храме повесишь.
– Держи, держи… Кому он нужен… в храме…
Малыш грустно улыбнулся, покачал головой и ловко накинул мне на шею золотую цепочку. Одной рукой накинул. Вторая висела на повязке, из-под которой все еще сочилась кровь.
Черная. Теперь уже не спутаешь…
Он так и дрался - одной рукой, без щита. В самый решающий миг, когда капризная Ника-Победа все еще выбирала, Пелид все-таки сумел прорваться к золотой колеснице воеводы Ра. Он хорошо запомнил, что надо бить по вождям.
И все равно только к ночи мы скинули их в море. А потом еще пришлось добивать троянцев, не успевших скрыться за стенами.
И снова победа. Но радоваться нет сил. Ни у меня, ни У Пелида. И Аякс Теламонид грустен - сидит рядом, молчит. Сопит только.
– Антилоха Несторида жалко, - вздохнул Лигерон. - Они с Патроклом дружили. Я скажу, чтобы всех нас похоронили в одном толосе…
Что-то было не так. Совсем не так. И не только потому, что впервые малыша ранили по-настоящему. И тут я понял. Сегодня он назвал меня Тидидом - не 'дядей'. Тоже впервые. Малыш Лигерон - седой, грузный, широкоплечий, с грязной щетиной на грязном лице - стал взрослым.
– Толос - отставить, - как можно спокойнее проговорил я. - Что за мысли, лавагет? Да возьмем мы эту проклятую Трою! Я возьму! Ты возьмешь! Через неделю, обещаю!..
Покачал седой головой непобедимый Ахилл, не ответил. И Аякс промолчал, только засопел еще пуще.
– Будете тут Данаевых дочерей изображать - в бой не пущу. Вас обоих! - озлился я. - Ясно, герои?
– Калхант мне сказал, - тихо-тихо проговорил малыш. - Рану увидел - сказал… что это - знамение, следующая рана будет смертельной…
Я набрал в грудь побольше воздуха (ничего себе мыслишки!). Не успел.
– А от меня искры летели, Тидид, - прогудел Аякс, головы не поднимая. - Как от камня какого-то, представляешь? Я сперва и не сообразил даже, а после как вспомнил… Может, я уже… не человек?
Зашумела невидимая река, подступила к горлу. И что ответишь, если сам - не на шаг, на волос от пропасти? …Плещет, плещет…
– И я вспомнил, - внезапно рассмеялся малыш (ох, невесело рассмеялся!). - Тогда на Скиросе - не забыл, Тидид? Представляешь, Аякс, Диомеда за мною прислали, он приехал, глядит - перед ним чудище какое-то. Гидра! А я еще сдуру с его гетайрами сцепился. Тидид меня копьем - а копье как в воду!..
– В воду - это еще ничего, - пробурчал Аякс, - а вот в камень… Ребята, а если я и в самом деле?..
Вода и камень. Лучшие из лучших, герои из героев, двоюродные братья.
Вода и камень…
– Отставить! - выдохнул я. - После взятия Трои объявляю священную игру 'телепин'. Награда -
