– Ну-у-у-у!.. - совершенно по-волчьи протянули парни. - Так то мессапы, регус. У них оружие из звонкого камня!
'Звонкий камень' - бронза. Волки-давны боялись всего 'звонкого' - меди, бронзы, даже золота. Их девушки носили ожерелья из полированных камней. Впрочем, это не было самым странным в волчьем краю. Но я привык - к чему только не привыкаешь? Три года - не один день.
С давнами мы подружились сразу, в первый же вечер, когда к нашим кострам на берегу вышли веселые улыбающиеся парни, волоча за собой свежую дичину. Для давнов все было совершенно ясно: из-за моря приплыли 'деусы',* а с 'деусами' всегда лучше ладить. Тем более мессапы-злодеи как раз собирались в очередной поход, бряцая страшным 'звонким камнем'. * 'Деусы' - боги.
Я уже не удивлялся - не впервой.
Мессапов мы распугали одним видом нашей фаланги, наложили на них дань тяжкую (по две коровы да по дюжине овец с каждого села), после чего можно было устраиваться в земле давнов хоть до конца времен. Я так и потупил. Волчий край - не худшее место в этом Номосе.
А может быть, и лучшее. Особенно когда вокруг - Золотой Век. Настоящий, не тот, Позолоченный, что радовал Элладу между спартанским сватовством и троянской бойней.
Золотой Век…
– Регус, тут я лесную встретил. Молоденькая такая! В кусты побежала. Догнать?
– Я тебе догоню! - нахмурился я. - За девками бегаем, гетайр?
Парень обиженно засопел. За 'лесными', 'речными' и 'озерными' он был не прочь бегать целый день. В этом давны ничуть не уступали моим куретам. Иногда приходилось оттаскивать наиболее горячих за уши - когда за человечьи, а когда и за волчьи. 'Лесные' и все прочие убегали с громким визгом - чтобы преследователи ни в коем случае не сбились со следа.
Волк - первый парень в лесу!
– Регус Диомед! Диомед Маурус! Расскажи что-нибудь! Расскажи! Расскажи! Сказку! Сказку!
Для этих парней сказкой было все: и близкая Эллада, и далекая земля хеттийцев. А уж когда я начинал про Трою!..
– Расскажи нам про волка Ахилла! И про волка Аякса! Как они с волком Гектором дрались! Люди - волки. И волки - люди. Золотой Век. -…Ну что, богоравные, приплыли? Или дальше поплывем?
– Я на север отправлюсь, Диомед. Там, говорят, места очень на Троаду похожи.
– Ясно, Гелен. Эней?
– Я на запад. Меня латины зовут, просят помочь против рутулов.
– Протесилай?
– Я с Энеем.
– Мужи-шардана?
– Хе! Тут остров есть рядом. Большой! Говорят, там виноград хорошо растет. Вино будет - в гости приезжай!
– Идоменей?
– Пока останусь. Построю новые корабли, а там видно будет.
– Подалирий?
– Я тоже тут поживу. Повальная лuкaнmponuя* - о таком даже мой отец не рассказывал. Надо будет изучить!
– Калхант?
– Бо-о-о-оги-и-и! Вели-и-икие-е-е бо-о-о-оги-и-и!..
– Понял. Одиссей?
– Мне все равно, Тидид. Все равно… *Ликантропия - по представлениям древних греков, болезнь, из-за которой люди превращаются в волков.
Мы заселяли новую землю. Землю, не имевшую даже имени.
Храм оказался обыкновенной хижиной, только круглой. Тростниковая крыша, кое-как слепленные из кирпича-сырца стены. Того и гляди завалится!
– Здесь?
Волки переглянулись. Грес-старшой кивнул, покосившись на хижину с некоторой опаской. Короткий, словно обрубленный, хвост, до этого уверенно торчавший вверх, дрогнул. Да и остальные не спешили приближаться к покрытым белой известкой стенам. Кажется, здешнего 'деуса' побаивались.
Волки не боятся волков. И людей не боятся. Вот боги - дело другое.
– Привели?
В ответ - жалобное блеяние. Двое серых подтащили за шкирку насмерть перепуганную овцу. Спрашивать, у кого они ее купили (купили! ха!) посреди леса, я не стал. Не поймут!
– Ждать здесь. Внутрь не заходить.
Волчьи морды согласно закивали. Все-таки страшновато моим давнам. 'Деусов' в здешних краях много, за каждым кустом, но Тот, Кто живет в этой хижине, - особый. Так что лучше в сторонке постоять!
Из полутьмы тянуло сыростью. Хижина явно нуждалась в очаге…
– Радуйся! - негромко сказал я сырому сумраку и тут же поправился: - Будь силен!
В Элладе желали встречным радости. Тут предпочитали силу.
В ответ - жалобный стон. Несчастная овца, кажется, уже догадалась, зачем ее притащили сюда.
Пусто!
Иного я, признаться, и не ожидал, потому и не спешил идти в этакую даль (этакую - по здешним понятиям, само собой). Но делать нечего! Раз пригласили…
– Деус Патер, Отец Молний, к тебе пришел я, Диомед, сын Тидея, прозываемый в этих местах Маурусом Великое Копье. Прими же то, что я даю!
В этот миг я сам себе казался Калхантом. (Бо-о-о-о-о-оги-и-и-и!) Кремневый нож лежал тут же, на неровном грязноватом камне. Как и дрова. Все-таки очаг здесь имелся. Овцу было жаль, но что делать? Раз Диомеда, регуса давнов, позвал сам Отец Молний, отказываться не стоит. Даже если хижина пуста.
Хоть пообедаю! …Дрова оказались сырыми, растопки, даже клочка коры, я взять не догадался. Оставалось помянуть Дия Подземного…
– Сейчас! Сейчас!
Что-то белое скользнуло между моих пальцев. Белое, горячее. Я едва успел отдернуть руку. Ай! Дрова уже пылали - дружно, с веселым треском.
– Не топят! И прошу их, и пугаю. Все равно не топят! Ну что стоит раз в день очаг зажечь?
Невысокий седобородый старичок в длинном хитоне (в 'тунике' - по-здешнему) присел к огню, протянул ладони. Я оглянулся. Спрятаться тут, конечно, можно (хоть бы за тем истуканом у входа), но вот дрова!.. Ловко получилось!
– Ну, чего стал? Пришел жертву приносить - так приноси! Жарь! Жарь!
Старичок облизнулся. Кажется, местные не только с очагом промашку давали.
– Только смотри, чтобы не подгорело! - Жрец (а кто же еще?) недовольно засопел. - А то придут, языком молотят, а мяско-то горит! Жалко!
И - снова облизнулся.
Священнодействовали - обедали тож - все на том же камне. Точнее, обедал он-я благоразумно решил подождать. Старичок чавкал, давился, вытирал жирные руки о бороду…
– Лепешка есть? А вино? Ну так давай, давай! Я раскрыл мешок…
– Все давай!
Полупустой бурдюк шлепнулся о камень.
– Гло-гло-гло-гло!..
Я постарался не улыбнуться.
Отца Молний здесь уважали - и даже побаивались, хотя, как по мне, Он, Деус Патер-Юпитер,
