— Фоас?
— Все в порядке, брат Диомед! Обложили город, мышь не пробежит, птица не пролетит...
— Сфенел?
— Все, как ты сказал, Тидид. Башню осадную строим, Амфилох мастеров прислал. Я приказал наверху бычью голову сделать, чтоб страшнее было...
— Башня «Бык», значит?
— Ага! Большой такой «Бык»! Ну и, понятное дело, шумим побольше. А подкопы ночью роем, тихо. Думаю, не догадаются. Дней за пять управимся, а потом ка-а-ак...
— Тидид! Ребята! Да зачем эти подкопы? За эти пять дней мы их так напугаем, что они сами ворота откроют!
— Басилей Эвриал Мекистид! А зачем нам их ворота?
— Говорят, ты плакал, Курос, верховный дамат?
Дернула худыми плечами Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Дернула, отвернулась.
— Таков обычай, ванакт. Когда царь умирает, все обязаны плакать. Считай, что это входит в мои обязанности.
— Спасибо.
Не ответила, даже не повернулась, не взглянула. Ох, с характером же девчонка!
— Есть такая легенда, ванакт Диомед. Некий злой человек после смерти был схвачен демонами-аху и брошен в Темный Предел, в царство Вурусему Безжалостной. Но взмолился этот человек, стал просить у Светлых Асов защиты. И сказали ему Асы: «Если сделал ты хоть одно доброе дело в жизни своей, заступимся за тебя». И вспомнил злой человек, что когда-то накормил нищего репой со своего поля. И обрадовались Светлые Асы, протянули с Небес эту репу, а человек схватился за зеленую ботву и взлетел к самым Небесам...
— Ясно, — усмехнулся я.
— Когда-то ты, ванакт, не позволил одной беззащитной девушке стать подстилкой под твоими воинами. Эта девушка не забыла, и когда все думали, что ты уходишь, она хотела проводить тебя слезами... Не будем о пустом, ванакт Диомед! Ванакт Кеми Мернептах Мериамон шлет посольство...
Поглядел я на нее, губастую, поглядел, залюбовался. Откуда у этой девчонки такая выдержка, такой разум державный? Ей бы не даматом быть — царем! И не из худших. Жаль, страшненькая очень. Но ведь владыкам красота ни к чему...
— Послов двое, оба — приемные сыновья Мернепта-ха. Старший — Месу, воевода Птаха. Младший — Мемносе, воевода Ра[55].
— Вот как?
Забеспокоился Великий Дом, Владыка Двух Венцов. Еще бы! Обложили мои войска Аскалон, а там и до Газы рукой подать. А ведь Газа — это уже Кеми! Рассказывают, в прежние века владыки кемийские имели силу не пускать чужеземцев в свой Номос. Говорят, и сейчас это так.
...И не только говорят. Видел это Дамед-бог, видел Мернептаха-бога в силе ЕГО! Но кто знает? У гиксосов же получилось! И если снова проснется Дамед-бог, если вновь протянет СВОЮ руку...
— Как думаешь, Курос, стоит идти на Кеми? И вновь дернулись худые плечи под льняным хитоном.
— Тебе решать, ванакт. Но Кеми — большая страна, чужая страна. Чтобы править Черной Землей, надо стать там своим...
«...богом», — мысленно добавил я.
— Но остановиться тоже трудно. Только новые победы укрепляют царство. Города Азии открывают тебе ворота, но кто знает, к чему лежит их сердце? Стоит уйти твоим войскам...
Знакомые слова! Будто я снова пью пиво с малоизвестным Исин-Мардуком. Ой, умна губастая!
— Победы — это не все, верховный дамат Курос. Я могу не идти на Кеми, могу остановиться в Аскалоне, но остановиться так, что Азия надолго забудет о непокорности. Ты понял меня, верховный дамат?
И снова ничего не ответила Цулияс, дочь Шаррума, жреца Света-Сиусумми. Но я знал — поняла. Все поняла!
Страх сильнее славы, сильнее милости. На пепле Хаттусы я начал строить Великое Царство. Пеплом Аскалона я воздвигну ему стропила. И смешается пепел с кровью, и застынет гранитом...
Горе тебе, Аскалон, город великий, ибо стоишь ты на дороге в Армагеддон!
* * *
...Только спустилась с небес розоперстая Эос, следом и Кера явилася с криком зловестным.
Я оказался прав: аскалонские ворота нам пока ни к чему. Зато самим аскалонцам они не без надобности. Видать, доспорили там, за стенами, доспорили — решили.
Решились...
— Эге, богоравные, никак у них зубы чешутся?
— По места-ам! К бою-ю-ю-ю!
— Тидид, а ты куда? Да мы сами! Ты же вроде как ванакт!
— Так чего, Капанид, мне теперь только «телепина» гонять?
— Арго-о-ос! Кур-р-р-р-р-р!
