имя отца, и меня не выдали. Я — Цулияс, царевна хеттийская, дочь Великого Солнца Суппилулиумаса Тиллусия. Я служила своему отцу и своей стране!
Если я и удивился, то не очень. Удивляться надо было раньше, раньше следовало подумать, откуда дочь жреца ведает, как вершатся дела царства.
Верховный дамат Курос, моя правая рука...
Я вновь поглядел на нее — избитую, окровавленную... не покорившуюся.
— Ты хорошо служила своей стране, Цулияс, царевна хеттийская.. Ты умрешь, как мужчина...
— Я, Диомед, сын Тидея, ванакт Аргоса, Арголиды и всей Ахайи, повелитель Тиринфа, Трезен, Лерны, Гермионы, Азины, Эйона, Эпидавра, Масеты, Эгины Апийской и Калидона, владыка Земли Светлых Асов, волю свою изьявляю: город Аскалон, руке моей противившийся, сжечь дотла и жителей его перебить, никого не щадя, дабы содрогнулись недруги мои и соседи мои, чтобы поняли все, что твердо я буду править землей этой...
Нет папы, нет дяди Эгиалея, нет дяди Геркала, нет Амиклы, нет маленького Ферсандра, нет дяди Эвмела. И мамы тоже нет.
Есть Великое Царство.
МОЕ царство.
...Они пришли все вместе, без доспехов, без оружия. Пришли, подошли, окружили.
Сфенел, басилей Аргоса, Фоас, басилей Калидона, Эвриал, басилей Трезены, мои друзья-эфебы, мои гетайры, аргивяне, этолийцы...
— Если ты уничтожишь Аскалон, мы не станем тебе больше служить, Тидид! Мы не хотим служить ДАМЕДУ.
... Кто это сказал? Не важно. ОНИ сказали.
— Мы люди, не звери. Мы — ахейцы. Мы — эллины. Со мной говорила Эллада.
— Мы не поднимем на тебя меч, Тидид. Мы уйдем. Ты можешь набрать себе новое войско, набрать новых друзей, если тебе еще нужны друзья...
Нужны ли друзья повелителю Великого Царства?
Теперь они молчали, и я понимал — бесполезно. Бесполезно уговаривать, объяснять, что моя власть утечет, словно вода в песок, если не напугать, не засыпать аскалонским пеплом Азию. Что Великое Царство не только мое, но их тоже, что добычи, славы и власти хватит на всех...
Эллада не хотела ТАКОЙ добычи. Эллада не хотела ТАКОЙ славы. Эллада не хотела ТАКОЙ власти.
Мне предлагали остаться Диомедом, сыном Тидея, эллином — или стать Дамедом, владыкой Великого Царства.
Молчали. И так же разошлись — молча.
И никто не остался со мной...
Испуганные Медведицы бежали от Волопаса, в смертельной схватке сошлись Змей и Змееносец, грозно возносил свою палицу дядя Геракл, а над всеми ими, в черном средоточии меднокованого неба изготовился к прыжку Дракон.
И в небесах не было мира!
И желтым огнем горел Крон, совсем близко, рядом, над черными неровными холмами — черными, как тот бездонный котел, который привиделся мне три года назад. «Кронов Котел — Котел Времени, ловушка». Что ты задумал, Крон-Время, воскресший мертвец?
Я лег на теплый песок, закинул руки за голову, поискал глазами Пса...
Сгинула Дурная Собака небес, спряталась, меня бросила! Да и чем мне поможет моя звезда, сорвавшаяся с цепи бездомная, бездонная ненависть?
Ждало небо, ждала земля, ждали коленопреклоненные суфеты возле моего шатра, ждал обреченный Аскалон. Ждала Азия, ждала Эллада... Решайся, Тидид! Решайся, Дамед-ванака!
Дамед-ванака посмотрел в тихое, безмолвное небо.
Улыбнулся.
Он уже все решил, покоритель Азии. Он понял волю Единого. Кеми подождет, пусть сначала сложат головы самые горячие из усатых-чубатых, пусть поймет судьбу свою жестоковыйный народ хабирру...
Когда раб становится свободным?
Дамед-ванака остановится тут, в этих песках. В пепле Аскалона, в криках гибнущих людей родится Великое Царство. А те, кто не понимает этого, пусть уходят! Найдется новое войско, и новые друзья найдутся.
Что мог ответить на это Диомед Тидид, мальчишка с Глубокой улицы? Что Элохи-пастырь говорил не только о жестоковыйных хабирру, но и о своем госте, который тоже раб — раб Великого Царства, раб своей власти и своей славы?
Когда раб становится свободным?
Но разве поймет такие слова Дамед-ванака, тот, кто уже БЫЛ богом, тот, кто знает, как сокрушать Номосы?
Тихое черное небо, тихие белые звезды...
Решайся, Тидид! Решайся, Дамед-ванака!
— Ты! — еле слышно, одними губами, прошептал я, — Ты, Кого я не пожелал выслушать, не пожелал понять... Подскажи, ведь я человек, я хочу остаться человеком!.. Элохи-пастырь, преломивший со мною хлеб у ночного костра, подскажи!
Мертвым огнем горели звезды. Мертвая тишь стояла над землей...
— Ванакт!
Ну конечно! Разве оставят меня в покое?
— Донесение. Срочное. Тайное.
Странно, я никогда не видел этого воина. А может, и видел, но сейчас на его лице — бронзовое забрало.
Встал, отряхнул нахальные песчинки.
— Агамемнон в Авлиде вместе со всем войском. Агамемнон отплывает в Трою.
Ну, ясное дело! Ясное... то есть не ясное...
Мотнул головой. Дошло... Значит, Агамемнон... Значит, отплывает...
...Куда отплывает?! Кто отплывает?! Воскресший носатый дурак с воскресшим войском, появившимся невесть откуда, из Тартара, из Бездны Вихрей, решил погибнуть вновь, но уже всеконечно, угодить прямо на горящие угли Гекатомбы? Ведь ОНИ только и ждут, когда мы придем под Трою!
Я поглядел вверх, в изумленные глаза звезд...
— Откуда? Кто сообщил?
Нет ответа. Никого. Исчез странный посланец.
Я рванулся вниз, по пологому склону холма... Остановился.
Понял...
Нет, не понял! Почувствовал — они погибнут. Все! Все, кроме хитрого Дамеда-ванаки, который послушался совета Паламеда Эвбейца и сбежал из обреченного Номоса, чтобы укрыться за кровавой скорлупой Великого Царства. ОНИ оказались сильнее, ОНИ все-таки заманили нас под Трою!
Подмигнул мне желтый глаз Крона-мертвеца, выходца из Тартара. И ты хочешь в МОЙ котел, Дурная Собака? Беги, прячься, пока еще есть время!
Когда раб становится свободным?
ЭПОД
Черный нос «Калидона» рассекал вйнноцветные волны. Поддавалась морская плоть, разлеталась
