полностью согласны.
Ухтомский побледнел и медленно встал.
— Год назад мы спорили, допустимо ли расстреливать пленных. Многие были против. Даже у войны есть законы, Михаил! А теперь мы сжигаем целые города и строим свой ГУЛАГ — так, кажется, у вас это называлось? Что же будет, когда мы победим?
— Порядок! — Плотников тоже встал. — Лет на десять запретим всяких социалистов с демократами, чтобы выросло новое поколение. Знаете, Виктор, я сам почти диссидент, насмотрелся на всякие митинги с пикетами. И… И хватит об этом, хорошо?
— Так точно, ваше высокоблагородие! — вздохнул Ухтомский.
— Да не обижайтесь, Виктор, — поморщился Мик. — Еще не хватало нам погрызться из-за прав человека!.. Кстати, вам привет от Келюса… от Лунина. Он о вас очень беспокоится, теперь вижу, что не зря. Да садитесь вы!..
— Спасибо. — Штабс-капитан неуверенно взялся за спинку стула, но так и не присел. — Как там Николай Андреевич?
Когда они распрощались, на пороге возник адъютант. Мик обреченно вздохнул — его ждал еще один посетитель.
Этот полный краснолицый человек мало походил на офицера. Форма сидела на нем как-то криво, да и весь вид не внушал особого доверия. Однако при виде гостя Плотников поспешил встать. Перед ним был начальник контрразведки ударной группы.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — соблюдая старомодный этикет, поздоровался гость, хотя сам был подполковником и имел полное право обращаться к Мику по званию. — Не смел бы вас беспокоить в этот поздний час, если бы не служба-с…
Плотников вопросительно поглядел на контрразведчика. Тот сделал значительное лицо, при этом щеки еще более раздулись, а глаза превратились в щелочки.
— Хотел бы доложить о некоторых особо любопытных пленных. Есть двое-с…
— Это не мое ведомство, — сухо ответил Мик. Он и раньше старался пресекать попытки контрразведчика знакомить его с делами, но тот прекрасно понимал, что значит докладывать об успехах офицерам вышестоящего штаба.
— Я бы и не смел беспокоить, если бы не ваш собственный приказ, господин полковник. Один из этих двоих — ваш. Ну, вы меня понимаете-с…
Плотникову уже несколько раз докладывали о поимке красных добровольцев из числа прибывших по Каналу института Тернема, но каждый раз это оказывалось недоразумением. Добровольцы в плен сдавались редко.
— Вчера взяли. — В голосе контрразведчика прозвенел азарт. — Вот-с!
Он протянул Плотникову маленький четырехугольный предмет. В неярком свете лампы Мик сразу же узнал карманный японский калькулятор.
— Хорошо, — вздохнул он, — пойдемте поглядим.
— Зачем ходить-с! — обрадовался подполковник. — Тут они. Ждут-с…
Через минуту конвой ввел пленного — высокого парня лет двадцати в гимнастерке с красными петлицами и нашивками ротного на рукаве. Синяки и взъерошенные волосы говорили о далеко не смирном нраве, руки были связаны за спиной, а на ногах вместо сапог белели портянки.
— Кожинов Александр Иванович, — доложил контрразведчик. — Говорит, что из крестьян-с. Хе-хе!
— Ваше? — поинтересовался Мик, указывая на калькулятор. Пленный пожал пледами.
— Мое. Считает бойко. А что?
— На Арбате купили?
— Не-а… Друг подарил, он его у этих… которые на таньках ездят, выменял.
— На танках, — автоматически поправил Плотников. Тот никак не отреагировал, но Мик заметил короткий взгляд, брошенный на него исподлобья.
— Значит, из крестьян? — продолжал он, внимательно следя за выражением лица пленного.
— Псковские мы, — подтвердил Кожинов, — мобилизованные.
— Что, Сталин дал приказ? — усмехнулся Плотников, и по тому, как дернулось лицо пленного, понял, что не ошибся. — В общем, так, господин Кожинов, выбирайте. Или вы говорите правду и мы оставляем вас для обмена на наших добровольцев. Или, — он покосился на контрразведчика, — мы отправляем вас туда, где вас будут… допрашивать. Если вы действительно крестьянин, да еще мобилизованный, потеря невелика.
— Сволочь продажная! — Глаза парня блеснули ненавистью. — Такие, как ты. Союз развалили, армию продали. Не попался ты мне в Афгане!..
— А, кабульский герой! — зевнул Мик. — Вы не ошиблись, господин подполковник. Этого орла- интернационалиста отправьте в Харьков. Я доложу о вас.
Лицо контрразведчика просветлело.
— Наши с тобой разберутся, дерьмократ! — бросил Кожинов, когда конвой выводил его за дверь. Плотников, никак на это не отреагировав, хотел уже попрощаться с контрразведчиком, но тот многозначительно поглядел на дверь.
— Еще один. Важная птица-с!
— Я не орнитолог, — устало вздохнул Мик. — Тоже доброволец?
— Никак нет-с. Но птица крупная. Комиссар полка! Мы за ним давно охотились…
— Комиссары не по моей части, — решительно заявил Мик, торопясь закончить малоприятную встречу. Подполковник чуть не подпрыгнул от огорчения.
— Но это же сам комиссар Лунин! Сам комиссар Лунин, ваше высокоблагородие! Просто взгляните! Увидите командующего, сможете сказать: лицезрел самого-с. Зверь крупный!
— Вы же сказали — птица?
Знакомая фамилия привлекла внимание, но Плотников рассудил, что Луниных в России немногим меньше, чем Кузнецовых.
— Долго искали-с! — горячо задышал контрразведчик. — Он ведь, шельма, целый наш батальон сагитировал!
— Ладно, давайте!
Чтобы не выказать излишнего любопытства, Мик уткнулся в бумаги и поднял глаза, лишь когда покашливание подполковника подсказало, что пленный доставлен. Плотников без особой охоты отложил в сторону свежую оперативную сводку и похолодел. Перед ним стоял Келюс. Это было настолько невозможно, невероятно, что на мгновение Мик совсем растерялся и лишь затем сообразил, что видел приятеля не далее как три дня назад в Харькове. Но сходство было поразительным, разве что комиссар выглядел на несколько лет моложе Николая. Одет пленный был соответствующе — в рваную гимнастерку и старые галифе, на ногах не оказалось даже портянок.
— Чего смотришь, беляк? — Комиссар Лунин по-своему оценил интерес золотопогонника к своей персоне. — Большевика не видел?
И тут Плотников вспомнил то, что рассказывал ему Николай. Дед Келюса, будущий нарком и обитатель квартиры в Доме на Набережной! Неужели?
— Имя! Как вас зовут?
— Что, в провиантскую ведомость впишете? Николай Андреевич я.
Все сходилось. Комиссару полка Николаю Андреевичу Лунину сейчас, в 1920-м, было девятнадцать лет.
— Очень, очень опасный, — по-суфлерски зашептал контрразведчик. — Мы его завтра же… На центральной площади Орла!..
— Отставить!
Плотников и сам понимал, что грозит пленному, комиссару.
— Господин подполковник! Приказываю эту… птицу доставить в Харьков в мое распоряжение. Как поняли?
— Так точно-с! Всенепременно-с!