— У нас все готово, — оживился генерал, — строительные работы закончены, документация разослана по частям. Надо сказать, реакция офицеров достаточно неоднозначная…
Мик пожал плечами. То, что он назвал Специальной программой, вызвало споры и в Таганроге, однако план был уже утвержден.
Наутро был назначен смотр частей ударной группы. Автомобили, проехав по заранее засыпанной щебенкой и гравием лесной дороге, свернули на огромную поляну, миновав стоявшее у въезда заграждение с двумя бронетранспортерами. Машины остановились, и офицеры штаба, не торопясь, выбрались на слегка подсохшую землю, опасливо поглядывая на небо — с утра погода снова хмурилась. Тургул и Мик ехали в одном авто и теперь вместе направились принять рапорт командира части.
Вся поляна была заставлена приземистыми, выкрашенными в темно-зеленый цвет чудищами — танками Т-74. На их фоне странно смотрелись штабные офицеры со старомодными аксельбантами и ухоженными усами. Те же, кто встречал их у танков, напротив, выглядели вполне под стать машинам: гладко выбритые, в новеньких черных комбинезонах и пилотках. Даже погоны у них были не золотые, как у всех в Добровольческой армии, а черные.
Плотников и Тургул не спеша обходили строй боевых машин. Мик знал, что среди экипажей есть добровольцы, прибывшие по Каналу и уже не первый месяц участвующие в боях. Но большую часть составляли молодые офицеры и юнкера, закончившие краткосрочные курсы в Белгороде, где обучались также ракетчики и авиаторы. Вскоре он научился различать, кто есть кто. На танках выпускников белгородских курсов красовались привычные для Добрармии надписи «Генерал Корнилов», «Русь», «Полковник Туцевич», «Дроздовец». Другие машины назывались иначе — «Саланг», «Герат», «Кабул» и даже «Генерал Громов». Головной танк был оформлен особо — по броне широко растянулась надпись: «21 августа 1991 года». Мик подошел ближе и заметил приклеенный изолентой маленький портрет
Президента.
— Может, снять? — Тургул с любопытством покосился на своего спутника. — Не слишком откровенно?
Мик пожал плечами. Состав красных экипажей ненамного отличался от танкистов Тургула. И те и другие старались находить на поле боя прежде всего своих современников. В плен брали редко.
У последнего танка Мик невольно вздрогнул, увидев ровные белые буквы на броне. «Полковник Корф»…
— На соседней поляне — ракетчики, — напомнил Тургул. — Если хотите, можем проехать и на аэродром.
— Антон Васильевич, да зачем? — удивился Мик. — Все и так в полном порядке.
— Плохо знаете военную психологию, — усмехнулся генерал. — Смотры подтягивает, да и в Таганроге станет поспокойнее, когда вы доложите, что лично посетили части. Но вы правы; в других частях тоже полный порядок. Вернемся на станцию?
На военном совете Мик откровенно скучал, делая вид, что читает свежую сводку. Его тянуло немедленно уехать, но предстояла встреча еще с несколькими офицерами, изъявившими желание получить личную аудиенцию у Генерального Инспектора.
Мика поражала привычка прадедов ходить к начальству по любому поводу. Его просили о переводе в другую часть, ходатайствовали об устройстве судьбы сестры или тещи, о служебном повышении, а порою и доносили на сослуживцев. Причем все догадывались, что полковник Плотников не сможет им в большинстве случаев помочь, но все равно просили — на всякий случай. Порою предлагали взятки — от пачки засаленных керенок до такого, что даже у не особо целомудренного Мика краснели уши.
В этот день он был не в настроении, быстро спровадив просителей и даже не пообещав «разобраться», как он это делал обычно. Адъютант доложил, что в коридоре ожидают еще двое.
Мик устало кивнул, но тут же вскочил со стула и чуть ли не впервые за этот день улыбнулся. В дверях стоял Ухтомский.
— Разрешите войти, господин полковник?
— Виктор! — Мик поспешил навстречу, показывая, что не намерен поддерживать служебный тон. — Очень хорошо, что вы зашли' Ну, как дела?
— Спасибо, Михаил. — Ухтомский натянуто улыбнулся в ответ и присел на краешек стула. — Не стал бы к вам напрашиваться, но мне не к кому обратиться. Меня не желают слушать. Даже Антон Васильевич…
— Да что случилось-то? С кем-нибудь повздорили? Виктор покачал, головой.
— Михаил… Господин полковник! Мне стыдно признаваться, особенно вам. Это ведь не ваша война, а вы все-таки здесь! Я и сам… Прибыл в Ростов еще зимой семнадцатого… Михаил, я не хочу больше воевать!
— И чего тут стыдного? — поразился Мик. — Это я от армии косил, а вы столько лет воюете, дважды ранены…
— Трижды… — бледно улыбнулся Ухтомский.
— Тем более! Так…
Плотников на секунду задумался, затем достал большой роскошный блокнот в кожаной обложке.
— Сегодня же поговорю с Антоном Васильевичем. Для начала отправим вас в отпуск. В Крыму сейчас плохо, лучше в Ниццу…
— Не надо. — Виктор положил ладонь на открытый блокнот. — Я не о том… Михаил, за что мы воюем?
Плотников на секунду растерялся, но затем ответил четко, не задумываясь:
— За право России самой выбрать свою судьбу. За то, чтобы не было семидесяти четырех лет позора!
— Конечно, — вздохнул князь. — Михаил, когда я узнал, что мы начинаем закупать у вас оружие — и какое оружие! — то чуть не умер от радости. Ей-богу! У нас ведь даже патронов не хватало! И вот первые танки, ваши добровольцы… Бои под Орлом, помните? Тогда я впервые поверил в победу. Впервые! Но потом…
Он помолчал, опустив глаза и стараясь не глядеть в лицо Мику.
— Когда первый раз отдали приказ об обстреле «Градами» жилых кварталов, я вначале просто не поверил. В том пригороде Орла жило десять тысяч! Остался только пепел, да что я говорю, и пепла не было!… А потом… Бомбежки, ракеты, этот… напалм… Разве так воюют?
— Война, — философски заметил Мик. — Лес рубят… Он не договорил, вспомнив, чью фразу повторяет.
— Да, щепки! — выдохнул Ухтомский. — Русские щепки! Мы оставляем после себя выжженную землю. Мы хуже СС! Да, я читал, я видел по телевизору, когда был в Столице! Мы вешаем пленных!..
— Красные поступают так же, — развел руками Плотников. — Вы читали последний приказ Троцкого?
— Да. Но мы-то не большевики! Кого мы освобождаем? Пустыню, пепел? Там даже стекло плавится… Я долго молчал. К красным тоже стало поступать ваше оружие, и я думал, что иного выхода нет. Но теперь их Канал не работает, танки у красных без запчастей и боеприпасов. Уже неделю их аэропланы не взлетают. А мы? Вчера один эшелон, сегодня другой. К ракетам привинчивают какие-то секретные боеголовки…
— Вы правы, — Мик улыбнулся-, — сейчас мы уже сильнее. Да что вам, Виктор, коммунистов жалко? Через недели три мы будем в Столице!
— Да, — отрешенно кивнул князь, — мы будем в Столице.
Один концентрационный лагерь — в Лужниках, второй — на Ходынке. Публичные казни на Тверской…
— А-а! — понял Плотников. — Вас знакомили со Специальной программой?..
— Из соседних сел уже взяты заложники, в пяти верстах строится лагерь для неблагонадежных. Там даже крематорий будет!.. Чем же мы лучше большевиков?
— Тем, что мы — не большевики! — отрезал Мик. — Ваши прежние вожди слишком либеральничали. Сунем в топку сотню-другую коммуняк — и порядок на сто лет вперед! Кстати, в Омске, у адмирала, с нами
