— Судьба! — Штабс-капитан резким движением одернул пиджак. — Последний князь Ухтомский сгинул в сентябре 1920-го. А под Каховкой или где-либо еще — это уж как писарь сообразит.
Плотников поморщился.
— Ерунда, через денек-другой наладим. Вы еще, Виктор, генералом станете… Ну ладно, мотаем отсюда!
Они вышли во двор. Дохнуло холодом, и Келюс впервые поверил, что на улице все-таки ноябрь.
— Здесь есть телефон? — поинтересовался он.
— А? — откликнулся Мик. — По коридору, первая дверь. Я звонить не буду, лучше бате лично… Ну облом!
Келюс не без интереса заметил, что у полковника Плотникова внезапно проклюнулись манеры и выражения беспутного Мика.
В маленькой комнатке, где на пустом столе замер пыльный аппарат, было пусто. Лунин оглянулся на темные окна и набрал телефон Лиды.
— Келюс? — ахнула девушка, узнав его голос. — Николай! Как хорошо! У тебя все в порядке? Ты…
Николай понял, что девушка хотела спросить, где он, но не решилась.
— Я в Столице, сейчас домой еду. Что нового?
— Полно всего. Эти козлы тебя всюду искали, даже за моим домом следили. А потом перестали. Представляешь?
— Представляю.
— Приехали друзья Фрола. Он, оказывается, нашел своих дхаров. Сейчас они в Столице…
— А… про Фрола…
Лунин не договорил, но художница его поняла.
— Ничего…
— Из Крыма новости есть? — Имя Ольги Николай не решился упомянуть.
— Валерий звонил, сказал, что планы изменились. Это было не очень понятно, но Келюс решил позвонить бородачу сам. Он попрощался с Лидой и вышел на улицу. Бетонный плац тонул в темноте, и огоньки сигарет, которые курили Мик и Ухтомский, странно смотрелись среди черного мрака…
— Я домой, — сообщил Николай. — Розыск вроде бы прекратили, так что поеду, бином, на Набережную… Мик, тут чего ходит?
— А ничего. Я же на тачке — подкину.
…Знакомый сумрак подъезда, серые, уходящие вверх лестничные пролеты… Николай опять вернулся, и все случившееся уже начинало казаться далеким, уходящим сном. Келюс сорвал с двери уже успевшие пожелтеть бумажки с синюшными казенными печатями. Из пустой квартиры несло сыростью и пылью, Николай запер дверь и щелкнул выключателем. Дома!
В квартире явно кто-то успел побывать, но обыск, если он и проводился, не оставил заметных следов. На кухонном столе Келюс обнаружил три пустых стакана в подстаканниках и тут же вспомнил свой сон. Он включил пустой холодильник, поставил на стол захваченную с собой банку контрабандного бразильского кофе и поставил чайник. Междугородка долго не соединяла, но Николай все-таки дозвонился до Самары. Его ждало разочарование: бородатый доцент укатил в командировку. Оставалось ждать…
Утром Николай заставил себя сходить к соседям за газетами и принялся просматривать накопившуюся за эти месяцы прессу. Зарево сражений, с каждой неделей все больше расползавшееся по стране, тут же напомнило сгоревший Мценск. Марсиане и у себя на родине не миндальничали. Много писали о Генерале: он, как всегда, был тверд и непримирим, именно на него возлагали надежды патриоты всех мастей. Неубиенный либерализм Лунина-младшего заставил его морщиться, но Николай понимал, что Генералу обязательно позвонит. Выбора у него не было.
За этим занятием его застал Ухтомский. Николай обрадовался, напоил гостя привезенным с Окраинной кофе и попытался расспросить о последних событиях. Ухтомский лишь махнул рукой — батальон специалистов, присланных Плотниковым-старшим, колдовал у погасшего пульта всю ночь, но без всякого успеха. Лунин, все еще чувствуя угрызения совести, коротко рассказал об адской машине.
— Ловко, Николай! — кивнул штабс-капитан. — Диверсия высшего класса. А Макаров-то, оказывается, сволочь! Вот не думал…
Келюс принес из библиотеки мемуары отважного красного разведчика. Виктор полистал книжку и положил на стол.
— Провел всех нас, бестия, даже Антона Васильевича!.. Впрочем, Николай, это уже древняя история. Господин Лунин, забудьте, кем я был. Штабс-капитан Ухтомский погиб в 20-м. Для меня кончилась не только война…
Он замолчал, но Келюс понял, что имеет в виду бывший гимназист.
— Если вы намекаете, что попали на тот свет, то это несколько, бином, преждевременно…
Виктор пожал плечами и внезапно прислушался.
— На лестнице. По меньшей мере двое… Вы кого-нибудь ждете?
— Нет… К Лидке я думал заехать сам…
Теперь уже и Лунин слышал шаги. За дверью глухо прозвучали чьи-то голоса, прозвенел звонок… Ухтомский прищурился и, разом забыв, что война для него кончилась, по лез в карман пиджака.
— Не надо, — остановил его Келюс и пошел к двери. На вопрос «кто?» последовало секундное молчание, а затем высокий, незнакомый голос сообщил о желании видеть «товарища Лунина». Николай не стал вдаваться в расспросы и открыл дверь. Перед ним стояли двое плечистых здоровяков. Один, лысоватый, с короткой бородкой, был лет на десять старше Николая. Возраст второго определить оказалось труднее: лицо гостя, и без того мрачное и даже суровое, заросло густой бородищей. Оба они были одеты в дорогие, новые, только что купленные куртки.
— Здравствуйте, товарищ Лунин, — вежливо поклонился носитель бородки, — мне ваш адрес дала Лидия. Я — Асх Шендер.
— Простите? — поразился Келюс. Стоявший сзади Ухтомский не удержался и удивленно хмыкнул.
— Ну, — несколько смутился гость, — это, конечно, псевдоним. — Я Александр Шендерович, глава Всероссийского Дхарского Объединения. Если по-дхарски — кна-гэгхэн. А это — Анх, он троюродный брат Фрола Афанасьевича…
Николай наконец-то понял, кем были его странные гости.
— Проходите, — посторонился он. — Я… я очень рад. Бородачи, не торопясь, вошли в переднюю и принялись с интересом осматриваться.
— Здесь бывал гэгхэн Урхотаг… — негромко, с заметным волнением произнес сумрачный Анх. Это были первые слова, которые услыхал от него Лунин.
— Я вам все объясню, Николай Андреевич, — пообещал Шендерович, уловив недоумение Келюса. — Представляете, мы потеряли ваш адрес. Фрол Афанасьевич специально продиктовал его, а тут такая оказия! Если бы не Лидия…
— Виктор Ухтомский, — представил Лунин штабс-капитана, удивленно поглядывавшего на гостей.
— Вы князь Ухтомский! — обрадовался Асх. — Вот удача! Нам Фрол Афанасьевич про вас рассказывал. Вы ведь потомок Ранхая?
— Имею честь, — согласился Ухтомский, здороваясь с гостями. — Господа, вы, похоже, хорошо знакомы с господином Соломатиным?
— Да, — гордо кивнул Анх. — Мы знаем эннор-гэгхэна!
— Я все вам объясню, — вновь заспешил Шендерович. — Мы ведь для этого и пришли…
Келюс секунду раздумывал, куда ему вести гостей. В конце концов он решил пригласить их на кухню, где было уютнее, да и с Фролом они чаще всего беседовали именно там.
… Рассказ длился долго. Келюс два раза ставил чайник, пачка сигарет почти опустела, а за окнами начали сгущаться ранние сумерки. Говорил в основном Александр, Анх лишь изредка вставлял слово- другое. Лунин заметил, что троюродный брат ни разу не назвал Фроата по имени — для него тот навсегда
