погиб великий знаток Каббалы Исаак из Толедо, случайно порезавшись в присутствии своего субботнего слуги…»
Перед глазами Степы вставала страшная глиняная фигура, красноватый огонек маленьких глаз, легкие, неожиданные для огромного монстра движения… Вот оно что! А Наташа считала Бриарея игрушкой!
— Неужели это все серьезно? — удивился Арцеулов, пряча письмо. — Ну, знаете!..
— Я ж рассказывал, чердынь-калуга! Видел бы, так не спрашивал!
— Ладно, учтем! — усмехнулся Ростислав. — Отверстие на спине против сердца и реакция на льющуюся кровь… Письмо нужно сжечь… Ладно, пошли…
Они миновали центр и оказались в переулках Замоскворечья. Степа молчал, все еще вспоминая церковь Святого Иринея и ночь в особняке Берга. Арцеулов же то и дело поглядывал по сторонам, словно что-то разыскивая. Наконец, он хмыкнул и кивнул:
— Взгляните, Степан. Я обещал вам сюрпризы. Прошу…
На подъезде двухэтажного особняка висела доска со свежей надписью большими красными буквами: «Дхарский культурный центр».
Косухин вспомнил январскую стужу, заброшенную деревеньку в тайге и ссыльного учителя-дхара. Дхары — они же «дары» и «дэрги»…
— Зайдем? Между прочим, вас там ждут, Степан!
— Что? — понял Косухин, — Родион Геннадиевич здесь?
Ростислав кивнул:
— Я был тут неделю назад. Господин Соломатин — директор центра. Он приехал сюда в конце прошлого года. Идемте…
Родиона Геннадиевича они нашли в огромном кабинете на втором этаже, заваленном кипами книг, брошюр и плакатов. Мебель, как это часто бывало в подобных учреждениях, отсутствовала, за исключением стола и двух колченогих стульев, явно из разных гарнитуров. На стене висел обязательный портрет Карла Маркса, придавая помещению истинную революционную респектабельность.
— Ну здравствуйте! — Родион Геннадиевич долго жал им руки и усаживал на стулья. Косухин все отказывался и в конце концов взгромоздился на кучу книг.
— Хорошо, что зашли, товарищи! — директор центра улыбнулся и кивнул на кипы литературы. — Вот, первые дхарские учебники. Мы издали букварь, книжку для чтения для младших классов и пособие по арифметике. У нас уже три дхарские школы!
— Ну это… — с достоинством кивнул Степа, — поздравляю, Родион Геннадиевич. Советская власть — она всегда за права угнетенных народов…
Он бросил взгляд на Арцеулова, но проклятый беляк сделал вид, что ничего не слышит.
— Рад видеть вас, товарищ Косухин, — улыбнулся бывший учитель. — Честно говоря, после нашей первой встречи не верилось, что увижу кого-нибудь из вас еще раз… Война кончилась — это хорошо! Пора забыть о крови, ведь столько дел! Еще пять лет назад такое казалось невозможным — дхарские школы! Это лишь начало, мы ведем переговоры с Институтом Востока, чтобы создать там дхарское отделение. Выходит, и мои скромные исследования кому-то понадобились!..
— Это все Советская власть — власть трудящихся! — вновь не преминул подчеркнуть Степа. Проклятый беляк и ухом не повел, а Родион Геннадиевич охотно кивнул:
— Да, я заблуждался. Не верил большевикам — и вот посрамлен в своем неверии. Вчера я был в наркомате национальностей и говорил с товарищем Сталиным — такой, представьте, приятный человек! Он обещал всяческую помощь…
Степа хотел еще раз ввернуть фразу о заслугах диктатуры пролетариата в деле возрождения прежде отсталых народов, но Арцеулов опередил, водрузив на стол саквояж:
— Господин Соломатин, ваши знания действительно очень нужны. Мы к вам обращаемся как к эксперту. Взгляните…
Он аккуратно выложил на стол деревянные таблички и отдельно — странный серый камень. Тут наконец Косухин сообразил, зачем его привели сюда.
Соломатин долго разглядывал таблички, еще дольше — камень. Наконец, он взглянул на гостей, и взгляд этот был очень серьезен:
— Не смею спрашивать, откуда это, товарищи…
— Безбаховка, в Таврии. Из коллекции графа фон Вейсбаха, — сообщил Ростислав. Бывший учитель пожал плечами:
— Это ни о чем мне не говорит. В общем, так… Таблички, если не подделка, очень древние…
— Дхарские? — не удержался Степа, которому стало внезапно очень любопытно.
— Это не дхарская письменность. Вернее, не та, что мне известна. Дхары пишут обычно звуковым письмом, тридцать две буквы в алфавите… Это иероглифы. Правда, похожие знаки есть, но утверждать не берусь… Может, это из Европы. Там тоже жили дхары — очень давно…
— Эти… дэрги? — не удержался Косухин, вспомнив рассказы Карно. Родион Геннадиевич кивнул:
— Дэрги или дары. Об этом писали еще в конце прошлого века. Правда, это лишь гипотеза. Во всяком случае, у уральских, так называемых «серых», дхаров есть предание, что они когда-то владели чуть ли не всем миром. Предание темное, старое. Вроде бы когда-то дхары были светом…
— Как? — не удержался и Арцеулов.
— «Эгха лхаме», — повторил Соломатин на непонятном собеседникам языке, — «Были словно свет». Потом они вмешались в дела людей и стали такими, как люди. А после утратили даже людской облик и стали лесными чудищами — не все, но большинство. Некоторые связывают это предание с легендой о Логрисе и лограх…
Косухин еще раз вспомнил разговоры Тэда и Карно. Выходит, никаких особых открытий студенты Сорбонны не совершили. Все эти сказки, а по-научному — мифы, хорошо известны.
— Я это… слыхал, что было четыре, как их, реликвии, — осмелился заметить он. — Меч, потом корона, ножны и кольцо…
— Это не дхарские предания, — усмехнулся бывший учитель. — Приятно видеть, товарищ Косухин, насколько серьезно вы увлекаетесь мифологией. Вынужден вас разочаровать. Связывать легенду о четырех реликвиях логров с дхарами излишне смело. У нас нет преданий о короне и ножнах. Правда, дхарские гэгхэны — вожди — имели какой-то Черный Меч, но такие легенды есть у всех народов.
— Позвольте, а кольцо? Мой перстень, помните? — Арцеулов вновь увидел странное свечение, лунный диск в морозном небе и смутный образ, мелькнувший внутри серебряного ободка.
— Волшебное кольцо — сквозной образ всей мировой мифологии, — пожал плечами Соломатин. — Возьмите хотя бы Нибелунгов. Оперу помните? А насчет вашего кольца… Говорят, у дхаров было что-то подобное — Перстень Вагров. Правда, я потом уточнил. Это, вероятно, все же не он: в кольце Вагров был большой светящийся камень…
В этих словах Косухину послышалось что-то знакомое. Ну да! Карно говорил, что такой камень был в перстне Артура!
— Кольцо любопытное, — заключил Родион Геннадиевич. — Как ученый, могу предложить отдать его в серьезную лабораторию. А вот как потомок жрецов-хармэ…
Он помолчал секунду-другую, а затем медленно произнес:
— Храните его, и не дай Всевышний, чтоб оно попало в злые руки. Ни я, ни вы не знаем и сотой доли возможностей этого перстня. Если же кто-то будет не только зол, но и проницателен — то да поможет всем нам Высокое Небо…
Степа и Арцеулов невольно переглянулись. Кольцо, которое носил Берг, было другим, но оба почувствовали тревогу.
— А камень? — Арцеулов кивнул на странную находку, лежавшую на столе.
— Как ученый, — Соломатин усмехнулся, — могу предположить, что это обычный атрибут жреческих обрядов. Когда-то он был частью какого-то изделия, затем его достаточно грубо извлекли оттуда и использовали уже отдельно. Химический состав определить не берусь: я не химик и не геолог. У дхаров было нечто подобное…
