когда русская армия наступала на врага…
Наверно, Агасфер, проводя эксперимент, оставил тот мир для сравнения
— так сказать, контрольный экземпляр. Там больше надежды, что не случится Армагеддона…
Сердце билось учащенно, мысли неслись вихрем, страшный необоримый соблазн охватывал душу. Что на другой чаше весов? Пустяки! Что он сможет сделать? Прочитать ветхие таблички? Узнать еще какую-нибудь непонятную тайну? Чепуха! Все это ничто перед силой, с которой он сошелся лицом к лицу…
И тут вдруг Ростислав почувствовал боль. Он протянул руку к груди: что-то жгло кожу. Пальцы нащупали непонятный предмет в нагрудном кармане — маленький, плоский, показавшийся внезапно горячим, почти раскаленным. Иконка — образ Богоматери, подаренный младшим братом чернобородого — юным Гонзальво. «Возьмите на память… Да хранит вас…» Иконка жгла руку, захотелось бросить ее на холодные камни. Арцеулов сжал пальцы — боль на миг показалась невыносимой, и вдруг все стало на свои места. Как же он мог, Господи? Прости, Степан…
— Ну что, Ростислав Александрович. Похоже, я вас убедил?
Голос искусителя внезапно показался хриплым и жутким — не голос, а клекот. Арцеулов встал:
— Изыди, Сатана! Будь проклят во веки веков! Аминь!
Настала тишина, Арцеулову почудилось, что его начинает охватывать страшный холод. Иконка вновь стала обыкновенной, чуть теплой, Ростислав перекрестился и быстро спрятал ее в нагрудный карман. Холод становился невыносимым, защемило сердце — и внезапно все пропало. Осталась сырость старого подземелья, глухая тьма — и далекий звук падающих капель.
— Пойдемте, Арцеулов! — он не заметил, как подошел Венцлав. На плечо легла ледяная ладонь:
— Вы сами выбрали. Пойдемте…
И снова свет фонарей рассекал стылую тьму. Они шли недолго. Коридор привел в тускло освещенный керосиновыми лампами зал. Он был большим, четырехугольным, в стенах темнели несколько проходов. В центре у стоявшего прямо на земле фонаря толпились какие-то фигуры.
— Моя спецкоманда, — кивнул Венцлав. — Вас можно было прикончить прямо на месте, но мои ребята давно простаивают без работы…
Арцеулов не реагировал. Солдаты остались в коридоре, не решаясь войти в зал. Венцлав толкнул Ростислава туда, где сгрудились его молодчики. Толчок привел в чувство: терять было нечего. Арцеулов сделал шаг вперед — и резко развернулся. Удар оказался точен: ребро ладони рубануло по горлу краснолицего. По руке прошла боль — Ростиславу показалось, что он ударил по деревянной доске. Венцлав покачнулся, но устоял. Бандиты из спецкоманды уже бежали к ним. Арцеулов уклонился от прямого в челюсть и ударил снова, вложив в удар всю злобу к нелюдю. Под рукой что-то хрустнуло, краснолицый зашатался и рухнул на каменные плиты. Вовремя, его бандиты были уже рядом. Арцеулов поднырнул под протянутую к нему руку, ударил ногой, перехватил чью-то кисть, резко дернул и, услышав злобный крик, бросился к ближайшему проходу. Он был близок к цели, когда почуял сзади хриплое булькающее дыхание. Арцеулов попытался уклониться, но чья-то подсечка сбила с ног. Он успел перевернуться, спасаясь от удара сапогом, но тут еще один удар — прямо в голову — на миг лишил сознания.
Очнувшись, он почувствовал, что его трясут. Чьи-то руки рвали шинель, слышалась злобная ругань. Открыв глаза, Ростислав увидел склонившиеся над ним лица. Нет не лица — жуткие личины: мертвые тусклые глаза, перекошенные от злости красногубые пасти с оскаленными желтыми клыками. Невольно вспомнилось: солдаты 305-го похожи на манекены, без эмоций и чувств. Эти другие…
— Очухался! Че с ним делать, начальник? — голоса перебивали друг друга. Кто-то шарил по карманам. Послышался вопль: иконка, подарок Гонзальво, выпала из чьей-то лапы, и нелюдь, бешено ругаясь, принялся втаптывать образ Богоматери в пол. Арцеулова встряхнули и поставили на ноги.
— К стенке! — Венцлав брезгливо отряхивал шинель. Красное лицо было перекошено: удары Ростислава не пропали зря.
— Не надо, начальник! Мы его и так! Разреши! На части разорвем! Горло враз исполосуем…
Венцлав спокойно выслушал недружный крик.
— Приказ. Шлепните — он ваш.
Ростислав не ждал чего-нибудь иного: о чекистах был наслышан, а люди они или упыри — значения не имело. Что они с ним собираются делать? Сожрать? Он не удивился бы и этому. На мгновенье стало страшно, а затем — противно.
Его толкнули к стене. Арцеулов взглянул на пощербленные пулями камни и понял, что он будет не первый, кого приводили сюда. Нелюди предпочитали творить расправу подальше от света, в самом сердце подземелья…
Оставалось повернуться, стать спиной к выщербленной пулями стене и встретить смерть, как и полагается офицеру, — лицом. За эти годы приходилось умирать много раз. Наверно, это последний…
Бандиты, ругаясь, разбирали винтовки. Венцлав стоял в стороне, в руке горела папироса. Лицо нелюдя вновь стало холодным и безразличным. Предстояла обычная работа — и не особо сложная.
— Мужики, в сердце не целить! Набьем брюхо свинцом: пусть в кровняке, гад, поползает! Жалко, если сразу сдохнет…
Щелкали затворы. Клыкастые пасти жадно скалились, пустые мертвые глаза смотрели с нечеловеческой лютой ненавистью. На мгновение вновь стало страшно. Арцеулов прикрыл глаза…
— Нужна помощь, брат-вояк? — он почувствовал легкое прикосновение и, все еще не веря, открыл глаза. Чешский подпоручик стоял рядом все в такой же старой зеленой шинели и высокой легионерской фуражке — такой же, как встретился ему в далеком Нижнеудинске. Он улыбался — спокойно, чуть грустно.
Арцеулов резко выдохнул. «Брежу, — пронеслось в голове. — Откуда?»
Но Ростислав не бредил. Его странного спасителя увидели и другие. Краснорожие испуганно переглядывались, не решаясь поднять винтовки. Венцлав замер, сжав окурок в кулаке.
— Не бойся их! — усмехнулся чех. — Это — ночной кошмар. Сейчас он кончится.
— Стреляйте! — в голосе Венцлава звучали гнев и одновременно — растерянность. — Огонь, сволочи!
Бандиты начали нерешительно перешептываться, один сплюнул и дернул черный ствол…
Глаза подпоручика сощурились, тонкие губы сжались и побелели. Раздался отчаянный вопль — винтовка лежала на земле, а бандит дул на дымящиеся гарью ладони. Остальные с криками бросились прочь, в темноту.
— Стой! — Венцлав шагнул вперед, в руке черно отсвечивал наган. — Ты не имеешь права! Ты… Ты такой же, как и мы!
— Пойдем, брат-вояк, — чех опять улыбнулся, глаза блеснули живым ярким светом. — Пусть они остаются там, где им место, — в бездне…
Его рука легла на плечо Ростислава. Арцеулов повернулся: перед ним была стена.
— Пойдем! — повторил подпоручик и шагнул прямо сквозь темные выщербленные камни. Арцеулов мгновенье помедлил, затем, уже ничему не удивляясь, шагнул следом.
На миг стало темно, дыхание перехватило, но тут же легкие наполнились холодным сырым воздухом. Стена осталась позади. Вспыхнул свет: чех включил фонарик и передал его Ростиславу:
— Здесь проход. Пойдем…
Узкий коридор вел куда-то вверх. Скоро воздух стал не таким сырым, повеяло свежим ветром.
— Сейчас выйдем, брат-вояк. В городе найдешь дорогу?
— Д-да, конечно, — растерянно кивнул Арцеулов. — Постойте! Постойте подпоручик! Я…
— Не надо, — покачал головой чех. — Я ведь твой должник. Помнишь, я говорил тебе?
— Но… — Арцеулов на миг остановился, пытаясь перевести дыхание. — Почему?
— Разве люди не должны помогать друг другу? — чех тоже остановился. Арцеулов заметил, что тот улыбается. — Неужели это так важно?
— Важно!
— За тебя просила та, которая помнит и молится за тебя, Ростислав…
