пожизненное заключение в стенах больницы, а скорее всего Колыма, где он быстро превратится в лагерную пыль. Правда, Иванов уверял, что преступник очень опасен, что он враг, — но те, что искали пропавшего Пустельгу, тоже считали его врагом и даже, кажется, шпионом. Получалось, не больной пытается разоблачить другого больного, а один враг, еще не осужденный, будет стараться разоблачить того, кто уже хлебнул арестантской баланды. А что будет с Пустельгой дальше? Не отправит ли его товарищ Иванов вслед за неведомым преступником? Правда, ему обещали лечение, но такое тоже возможно: подлечат немного, поставят на ноги — и пошлют куда Макар телят не гонял. Это будет весьма целесообразно: меньше риска, что недовольный своей судьбой майор где-нибудь проговорится об увиденном и услышанном. Товарищ Иванов действовал по приказу Сталина — но у вождя могли быть свои соображения по поводу сохранения государственных тайн. То, что миндальничать с каким-то подозрительным майором, вдобавок живущим под чужой фамилией, не станут, Сергей не сомневался.
Итак, выходило плохо — хуже некуда. Его, скорее всего, используют — и позаботятся, чтобы Пустельга больше не мешал. Для этого достаточно просто позвонить дежурному в Большом Доме и сообщить, где находится беглый враг народа Пустельга…
Сергей пытался гнать от себя подобные мысли, но логика и простой здравый смысл не давали ошибиться. Возможно, это произойдет не сейчас, а через месяц, в крайнем случае через год, если, конечно, странная болезнь не искалечит его окончательно. Выходит, Пустельга, полумертвый и практически обреченный, все же готов шпионить за другим, таким же больным и загнанным в глухой угол? Да, плохо дело, бывший старший лейтенант НКВД!
Вечером, когда за рощами медленно гасли последние лучи заходящего солнца, Сергею стало немного легче. Темнота несла с собой бодрость, холод немного отпускал, и происходящее начинало казаться не таким безнадежным. В конце концов он как-то выкрутится. Сергея хотят свести лицом к лицу с опасным преступником — что ж, пусть. Пса пускают за волком… А если пес и волк на минуту задумаются и поищут себе более полезное занятие, чем рвать друг друга на чужую потеху?
Время тянулось неслышно, но Пустельга не спешил. Это была удача: тихая ночь, темная комната, кровать — и много свободного времени. Можно спокойно обдумать все случившееся с ним за эти месяцы, и особенно за последние сутки, а главное — немного подумать о будущем. Если верить собственной биографии, когда-то Сергей Пустельга был неплохим оперативником. Что ж, не пора ли применить навыки для личной пользы?.. Легкий стук. Пустельга быстро взглянул на светящийся циферблат наручных часов: начало второго. Началось! Стучали в балконную дверь, и сквозь стекло можно было разглядеть чей-то темный силуэт…
Осторожный стук повторился. Пустельга усмехнулся, вскочил и быстро подошел к двери. Неизвестный стоял на балконе, на нем был такой же, как у Сергея, серый халат, на голове нечто, напоминающее берет. Это было разумно, апрельская ночь не баловала теплом.
— Гостей принимаете? — голос показался приятным и даже веселым. Сергей кивнул и открыл дверь.
— Добрый вечер! — неизвестный вошел в комнату, быстро огляделся и протянул руку: — Позвольте отрекомендоваться: ваш сосед, палата номер 43, а чтобы короче — просто Сорок Третий…
— Сорок Первый, — принимая правила игры, представился Пустельга, запоздало подумав о том, что его рукопожатие будет плохой рекомендацией. Однако Сорок Третий, казалось, не обратил внимания на то, что так смутило Прохора Карабаева. Рукопожатие было крепким, а рука — теплой, даже горячей.
— Ну как, сидим? — Сорок Третий усмехнулся, продолжая разглядывать палату. — А вас недурно устроили, уважаемый Сорок Первый. Одиночка — прямо как у меня.
— Сидим, — подтвердил Пустельга. — Кстати, присаживайтесь.
— Благодарствую, — зэк поудобнее устроился на стуле. — Надеюсь мой визит вас не слишком обеспокоил. Знаете, не удержался: вы же новенький, вдобавок мой, так сказать, собрат по несчастью.
— То есть?.. — немного удивился Сергей.
— Тот же диагноз, уважаемый Сорок Первый… Мы с вами сдвинулись на одной и той же почве, а это почти то же самое, что сесть по одинаковой статье.
— Юмор же у вас! — не удержался Пустельга. Зэк ему понравился, Сорок Третий явно не терялся даже в подобной ситуации. Очевидно, и раньше он был крепким орешком для коллег Сергея…
— Юмор как раз подходящий, — не согласился гость. — Под петлей и шутки висельные. Впрочем, прошу прощения. Вы, быть может, пребываете в состоянии мрачной хандры…
— Ни в коем случае! — Пустельга невольно улыбнулся. — Просто вы появились несколько неожиданно…
— Но вы не спали, — быстро отреагировал Сорок Третий, и Пустельга понял, что его гость не только умен, но и наблюдателен. — Бессонница или плохо спится на новом месте?
— Вероятно, и то, и другое, — Пустельга понял, что надо переходить в наступление. — А откуда вам стало известно про мою… статью?
— А-а-а! Для пациента подобного заведения вопрос весьма разумен. Узнал просто: мой лечащий врач, милейшая Любовь Леонтиевна, мне очень сострадает и развлекает всякими новостями этого скорбного дома.
— Лечащий врач? — Пустельга вспомнил тех, с кем довелось общаться прошлым днем. — Такая симпатичная девушка, высокая, немного длинноносая, со шрамом на правой щеке?
— Ну вот, только и заметили, что длинный нос и шрам, — покачал головой Сорок Третий. — Между прочим, она здесь чуть ли не единственная, кто действительно сочувствует нам, грешным. Остальные — все больше по долгу службы. А нас, спятивших, не обмануть: сразу ясно, для кого ты человек, а для кого — кролик. Ну вот, узнать было просто, но любопытство мое еще более выросло, когда я увидел, что вы, уважаемый Сорок Первый, оказались в одиночке. У вас, я вижу, даже вторую койку вынесли!
Вот это да! Зэк был не просто наблюдателен, и Пустельга мысленно обозвал тех, кто готовил операцию, идиотами. Ну конечно, в палатах больные помещались по четверо, в крайнем случае по двое! Хоть бы койку оставили…
— Но ведь вы тоже в одиночке? — приходилось вновь наступать.
— Да. Именно что в одиночке, да еще с двумя молодыми людьми за дверью, правда, как выяснилось, не особо внимательными. Но у меня особый случай: я, уважаемый Сорок Первый, уж не пугайтесь, в некотором роде злодей. Точнее — опасный преступник. Не испугались?
— Нет, — вздохнул Сергей. — Еще не вижу повода. Надеюсь, вы не старушку-процентщицу прикончили?
Сорок Третий негромко засмеялся, а затем достал из кармана халата пачку папирос.
— Вы не возражаете? Вообще-то, можно выйти на балкон, но там сегодня на диво прохладно.
— Нет, — заторопился Пустельга. — Потом проветрим — и порядок. Разрешите и мне, что-то потянуло.
— Прошу, отравляйтесь на здоровье…
Щелкнула зажигалка, и за короткие секунды, пока оба по очереди прикуривали, Пустельга постарался лучше рассмотреть незнакомца. Сорок Третий был по-видимому, старше его лет на десять, а выглядел еще старше: худое, изможденное лицо, залысины, глубокие складки возле губ… Да, похоже, зэку довелось немало перенести, прежде чем он попал в отдельную палату на четвертом этаже. Но глаза оставались молодыми — веселыми и очень внимательными.
— Так вот, насчет старушки, — глубоко затянувшись, продолжал Сорок Третий. — Знаете, с нашим диагнозом я бы не удивился и старушке, но со мной дело похуже. Насколько я понял, у меня 58-я с каким-то скверным хвостом. Срок мне не называли, но, по-моему, он астрономический. Отсюда и такое внимание — отдельная палата, да еще с охраной. Таких, как я, тут еще минимум двое, но они не на нашем этаже. Есть, правда, одиночки без охраны, вроде вашей. Но там сидят люди почтенные, свихнувшиеся на строительстве социализма. Стало быть, вы…
— Свихнулся на строительстве социализма, — охотно подтвердил Пустельга.
— Ага! На большого начальника вы непохожи, стало быть, инженер или конструктор…
— Нет… — Пустельга помолчал секунду, лихорадочно обдумывая ответ, а затем решился. — Я старший лейтенант госбезопасности, по обычному счету майор.
— Да ну! — зэк даже привстал, и, насколько можно было разглядеть в полутьме, усмехнулся. —
