Отряд уже стоял наготове, ожидая команды, когда Джор-баши внезапно привстал на стременах, прислушиваясь к чему-то, что-то сказал ближайшим всадниками, а после подозвал к себе чеха. Они проговорили не дольше минуты, а затем подпоручик подъехал к Арцеулову:
— Джор-баши велел передать, что по дороге нас попытаются задержать. Если будет бой — держитесь сзади, ведь у вас нет оружия.
— Так дайте нам винтари, чердынь-калуга! — вмешался Степа. — Мы чего, стрелять не умеем?
— Командир Джор отвечает за вас. Не спеши, брат-вояк! Еще успеешь пострелять…
Джор-баши крикнул, взмахнул камчой, и отряд тронулся с места. Арцеулов, оказавшийся между чехом и Степой, устроился поудобнее в седле и прикрыл глаза.
…В глаза ударило что-то желтое, и Ростислав понял, что видит песчаный бархан. Он был совсем рядом, прямо под копытами коня, но они уже плыли по воздуху, и лишь изредка подковы касались песчаной вершины. Отряд поднялся выше, барханы — и этот, и соседний — стали уменьшаться, сливаясь с бесконечным желтым пространством. Капитану показалось, что чем выше отряд уходил в небо, тем больше становились всадники, словно вырастая на глазах.
…Его окликнул чех. Капитан, открыв глаза, убедился, что они едут все той же долиной, уходящей все дальше на юг. Гора, прежде закрывавшая путь, исчезла без следа.
— Не засни, брат-вояк! — повторил чех. — С коня упадешь!
Арцеулов кивнул и вдруг представил себе, как падает с коня, но не на близкую серую землю, а в голубой океан над мертвой желтой пустыней.
— А что, подпоручик? Долго падать?
Чех взглянул ему прямо в глаза, и Арцеулову на миг стало страшно от этого пристального немигающего взгляда.
— Ты же все понимаешь, брат-вояк, — чех говорил без улыбки, твердо и даже сурово. — Не сходи с коня, пока не скажет командир Джор…
Арцеулов и не думал спорить. Того, что он увидел и узнал, было вполне достаточно для первого раза.
Косухин не забирался мыслями так далеко. Он прикидывал, где бы раздобыть оружие, дабы не оказаться у стен загадочного монастыря беззащитным, а заодно, что им — вместе с Наташей, если повезет — делать дальше. Тут наступала полнейшая неясность, и Степа лишний раз обругал себя за недостаточный интерес к географии, а заодно к лекциям о международном положении в странах зарубежной Азии.
О таинственной двери он заставил себя не думать. Вместо этого Степа стал мысленно составлять докладную руководителю Сиббюро товарищу Смирнову. Докладная получилась безразмерная, а разделы о «Мономахе» выходили вообще какими-то несуразными.
О Венцлаве Косухин решил ничего не писать и даже не говорить до того момента, пока лично не прибудет в Столицу и не попадет на прием к товарищу Троцкому. Мелькнула мысль пробиться к самому Вождю, но Степа отогнал ее — даже в мыслях он не решался беспокоить того, кто на своих плечах несет всю неимоверную тяжесть Мировой Революции.
Выстрелы ударили неожиданно. Арцеулов и Степа успели лишь вскинуться, всматриваясь вперед, а всадники, следуя неслышной команде, уже перестраивались, прикрывая капитана и красного командира от тех, кто поджидал в засаде…
…Их было не менее полусотни — оборванных, в грязных халатах, зато с новенькими английскими винтовками. Большинство заняли позиции за камнями у одного из склонов, а некоторые, наиболее смелые, расположились прямо на дороге, стреляя с колена. Пули свистели совсем рядом, но пока пролетали мимо.
— Эх, винтарь бы!.. — Степа даже закусил губу, чувствуя свое бессилие. Отсиживаться за чужими спинами красный командир Косухин не любил и никогда себе не позволял. Но делать было нечего, и Степа сжался в седле, затравленно поглядывая по сторонам.
Арцеулов даже не удивился. Он ждал чего-то подобного. Отряд сбавил ход, перестраиваясь из колонны в лаву, и Ростислав прикрыл глаза…
…Пустыня кончилась. Перед ними была гигантская горная цепь. Громадные черные пики, голые, с пятнами снега по бокам, были совсем рядом, а чуть дальше, у горизонта, почти до самого небосвода высились неимоверной высоты вершины, затянутые белесым туманом. Никаких бандитов в рваных халатах — на краю скал ровной цепью стояли черные фигуры с какими-то странными головами, размахивая в воздухе чем-то вроде длинных изогнутых мечей. Ростислав всмотрелся и невольно вздрогнул — это были не люди. На них не было одежды, вместо пальцев торчали суставчатые отростки с кривыми черными когтями, пасти скалились многозубой ухмылкой, а головы казались странными потому, что подобные украшения на лбу полагалось иметь только тем, кого не велено поминать в церкви. Правда, на чертей нелюди тоже не походили — рога были длинные, изогнутые, словно у виденных на иллюстрациях к Брэму индийских буйволов.
«Бред!» — пронеслось в голове. Арцеулов поспешил открыть глаза и тут же нагнулся почти к самой конской гриве — новый залп был выпущен почти в упор. Бандиты в халатах перебежками наступали, причем было заметно, что они бьют прицельно как раз туда, где находились капитан и Степа.
«Пусть стреляют! — Ростислав осенил себя крестом. — Лучше от пули, чем в зубы к тем…»
Джор-баши что-то крикнул, и отряд рванул вперед, переходя с рыси в галоп. Арцеулов ударил коня каблуком в бок — скакун заржал и помчался стрелой. Рядом летел на своем рыжем Степа — его не мучили жуткие видения, и капитан поневоле ему позавидовал. Лучше думать, что прорываешься под пулями на полном скаку, чем представлять, что с каждой секундой приближаются зловещие пасти с острыми клыками, красным огнем горят немигающие круглые глаза…
Никто из всадников не стрелял. Только несколько из тех, кто был ближе к командиру, выхватили сабли. Сам Джор-баши не доставал оружия, он сидел в седле ровно, словно пули были не способны его задеть. На красивом спокойном лице не отражалось ничего, будто Джор не видел опасности или слишком презирал ее…
Враги не уходили. Те, что оставались на флангах, продолжали огонь, а стоявшие на дороге упали на землю и пытались стрелять лежа. Пули по-прежнему свистели, пролетая мимо, словно отряд был заговорен. Еще секунда — и конь Джора, мчавшегося первым, разорвет бандитский строй…
…В последний момент Ростислав не удержался и на миг прикрыл глаза. Черные чудища были уже совсем рядом, они подпрыгивали, пытаясь достать всадников кривыми мечами, но каждый раз отскакивали, не нанося им вреда. Красные глаза бешено сверкали, из пастей капала пена, но было ясно, что всадники Джор-баши прорвутся — у врагов явно не хватало силы. Белый конь Джор-баши взлетел чуть повыше и ударил копытами первого демона…
Ростислав открыл глаза — бандит в рваном халате валялся в пыли, бросив винтовку, остальные бежали прочь, а конная лава уходила дальше, казалось, недоступная ни стали, ни свинцу. Прогремели еще несколько выстрелов — стреляли вдогон, растерянно и беспорядочно, а затем наступила тишина, нарушаемая лишь стуком копыт.
— Прорвались, — облегченно вздохнул Арцеулов, поглядев на Степу. Косухин понял, по лицу его скользнула мимолетная улыбка, но тут же исчезла
— красный командир все еще переживал свою недостойную роль в этой скоротечной схватке. Война приучила к оружию, без винтовки Степан чувствовал себя не просто беззащитным, но и чуть ли не голым.
Отряд вновь перешел на рысь. Погони не боялись, более того, Арцеулов заметил еще одну странность, понятную опытному фронтовику — через минуту после боя бойцы мгновенно успокоились, никто не переговаривался, не шутил, как будто вообще ничего не случилось. Конечно, это можно списать на восточную невозмутимость…
Косухин, не интересовавшийся вопросами военной психологии, отметил лишь отсутствие потерь. Немного поразмыслив, он отнес это к низкому уровню стрелковой подготовки местных бандитов. Эта мысль немного успокоила и даже наполнила некоторой гордостью — сам бы он по подобным мишеням не промахнулся…
