Нет, надо начинать с азов. Зайду-ка, решил приунывший Юнус, в медресе, к математику Зубейру,- даже хозяин не раз обращался к нему за помощью. Правда, придется истратить шесть оставшихся дирхемов,- но на какие жертвы не пойдешь ради знаний?
...Алгебра, алгебра! Альмукабала.
Пиши, любезный. Пиши свой трактат.
Настанет час...
Румяный сдобный Зубейр очень рад Юнусу:
- Почтенный судья судей послал за мною? Я сейчас...
- Не торопись,- сухо сказал дворецкий.- Почтенный судья судей не нуждается больше в твоих услугах. У него теперь свой домашний математик. Весьма одаренный молодой человек.
- Молодой?- испугался Зубейр.- Одаренный?- И, сразу обессилев, шлепнулся жирным задом на кошму.- Из каких таких болот он вылез?
- Из Нишапурских.
- Проклятье!- Зубейр вскочил, забегал по келье. Его объемистое брюхо колыхалось, мотаясь из стороны в сторону, точно бараний курдюк.- Жили тихо, спокойно, в достатке. Откуда берутся на нашу голову эти одаренные? Давно, казалось бы, всех извели. Значит, я потерял верный доход? Твой господин уже не даст заработать.
- Не даст,- подтвердил Юнус.- Он осыпает деньгами нового помощника. Нынче утром двести дирхемов ему отвалил.
- О аллах! Как его зовут?
- Омар Хайям.
- Не слыхал о таком.
- Вот, услыхал.
- Хайям, Хайям... Странное прозвище! От арабского 'хайма' - палатка?
- Или 'хайя' - змея.
- Это скорей всего! Что же делать?- Зубейр беспомощно уставился на Юнуса.- Нельзя допустить, чтоб какой-то заезжий ловкач, юнец, хлеб у нас отбивал.
- К тому же он будет писать для судьи ученый трактат по алгебре,- подсыпал яду жестокий Юнус.
- О! Час от часу не легче. Он совсем нас погубит. Что же делать, а?
- Я тут... хочу изучить, опровергнуть...- Юнус показал ему книгу.
- Ты?! О боже!- Громкий хохот чуть не разодрал Зубейру нутро, а дворецкому - слух.- Мой дорогой! Лучше не пробуй. Поздно. Я всю жизнь занимаюсь алгеброй - и то иногда захожу в такой тупик, что хоть бейся головой о стенку.
- Тогда,- прохрипел огорченный Юнус,- на что мне эта дурацкая книга, куда ее деть?
- Оставь. Мухамед-аль-Хорезми? Загляну, полистаю.
Не доводилось.
Дворецкий слукавил:
- Я купил ее за шесть дирхемов.
- Хорошо. Уплачу. Когда-нибудь.- Он снова упал на кошму.- Может,- потер Зубейр ладонью низкий лоб,- пригласить его в медресе, испытать - и осмеять всем собранием? Нет, опасно. Если он и впрямь учен, то сам осмеет всех нас. Позор на всю страну! Позор, позор... Слушай!- вскинулся Зубейр.- Ты не заметил: нет ли у него... какого-нибудь изъяна? Порока? Дурной привычки?
- В двадцать два года?
- Ну, кто знает! Вспомни, каким негодяем ты был в двадцать два, А вдруг он мужеблуд или пьяница?
- Не похож. Даже хашиш не курит, стервец.
- Жаль. Повременим. Когда он приехал?
- Вчера.
- Э! Подождем. Если в нем есть червоточина, он успеет скоро ее проявить. А ты - наблюдай. Старайся заметить что-нибудь, за что можно уцепиться - и раздуть на весь Туран. Или, лучше всего, сам постарайся завлечь его в ловушку. Без женщин-то он, наверно, не живет? Подсунь ему дочь. Пусть она побудет с ним - и поднимет крик: он, мол, взял ее силой, нарушил девичью честь.
- Не выйдет, приятель! Ее девичья честь уже давно нарушена.
- Ну, это можно подстроить...
- Перестань! В тюрьму затолкать меня хочешь? Забьш, кто у него покровитель?
- Да-а,- уныло вздохнул Зубейр.- Судья судей - не уличный сторож. Ну, не горюй! Что-нибудь да придумаем. Все равно мы его доймем.
- Ну?
- Изведем, не сомневайся. Не впервые. Алгебра, алгебра, алгебра! Альмукабала. Пиши, любезный. Пиши свой трактат...
***
