- Чтобы вникнуть в чужую мысль,- говорил шейх Назир,- мало перевести ее с одного языка на другой. Надо знать историю народа, быт и круг представлений. Стараться его понять. Нелегко, но надо понять, если хочешь жить с ним в мире.
***
'О чем должен думать человек, возвращаясь из бани домой? Не запылить бы только что вымытых ног. Скорей бы дойти, поесть. Прилечь, отдохнуть.
Нет, пожалуй, дело не в вине. Тому, кто не может и не хочет думать, влей хоть бочку - ничто не мелькнет, не блеснет в башке. Наоборот, даже то убогое подобие мыслеи, каким он пользуется ежечасно, заглохнет.
Всему виной - мой беспокойный разум. Не будь его - жил бы я себе припеваючи в родном Нишапуре, учил детей бессмысленным молитвам, читал и толковал коран - и получал плату в виде бараньих туш и мешков с зерном.
Совсем ни к чему человеку ум и одаренность. Он лишь навлекает ими на себя всеобщую неприязнь. Как, скажем, трехголовый верблюд, урод. Зайду-ка я в здешнее медресе, поговорю с учеными,- может, найдется место на случай, когда Абу-Тахир сменит милость на гнев'.
Это кто, нелепый, нескладный, мечется у входа в медресе? Ужели дворецкий Юнус? Очень похож. Но зачем он здесь? С ним еще какой-то человек. Тот неподвижен, спокоен. Завидев Омара, дворецкий Юнус юркнул за столп огромного портала.
Омар насторожился: 'Нет, не стану я заходить туда, где снует негодный Юнус'.
- Здравствуйте, уважаемый товарищ по ремеслу!- с грустной усмешкой поклонился Омару румяный сдобный человек.
'Товарищ?' Омар с недоумением взглянул на его одежду - яркую, пеструю, какую носят преуспевающие торговцы. Но все же он доволен, что встретился с одним из местных ученых.
- Я счастлив видеть вас, дорогой собрат,- проникновенно и тихо продолжал самаркандец, упитанный, гладкий, точно рабыня для утех.- Меня зовут Зубейр. Я тоже занимаюсь математикой. Вернее, занимался. Теперь, с вашим приездом, видно, придется бросить ее. Говорят, вы пишете трактат по алгебре?
Он заметно пьян. В уголках губ запеклась какая-то бурая дрянь. Под глазами мешки, но в глазах - внимательность, осторожность и приветливость.
- Пишу,- ответил коротко Омар.
- Но разве в книге Хорезми мы находим не все, что касается алгебры?
- Не все.
- О!- воскликнул Зубейр, удивленный его смелостью.- Абу-Камиль?..
- Абу-Камиль, на мой взгляд, превзошел Хорезми. У него более развито алгебраическое исчисление, приведено обширное собрание примеров. Но, к сожалению, они ограничены лишь линейными и квадратными уравнениями.
- Аль-Махани?
- Да. Он включил в круг своих занятий кубические уравнения. Но и Аль-Махани не сумел решить задачу Архимеда о делении данного шара плоскостью на сегменты с данным отношением объемов.
- Ибн Аль-Хайсам?
- Он...
- Аль-Кухи?
- Это...
- Абуль-Джуд?
- Все далеки от полноты.
Потрясенный Зубейр начал трезветь. Втянув голову в плечи, потер виски ладонями и, не отрывая их от висков, как бы выражая этим ужас, уставился снизу вверх на Хайяма:
- Не слишком ли дерзко... я бы сказал - самонадеянно, даже хвастливо, звучит подобное заявление в устах молодого, еще никому не известного ученого? Вы покушаетесь...
- Но ведь наука не может стоять на месте,- смущенно сказал Омар.- Кто-то должен продолжать начатое другими и открывать новое. А? Известность же мне не нужна. Я хочу знать истину, и только.
Зубейр уронил ладони:
- Истину? (Зачем она тебе, сопляк ты этакий?) Аристотель, Эвклид, Аполлоний...
Омар поскучнел, махнул рукой. О чем и зачем говорить с такими? Ишь, ловкач! Запомнил несколько громких имен и, совершенно не зная, что за ними, пытается пустить пыль в глаза. Не на того напал. Морочь других. Он никогда не зайдет в их медресе. Неужели нет в Самарканде настоящих ученых? Ну, положим, старых истребили, разогнали,- должна же быть пытливая молодежь, где-то здесь живут математики, непохожие на преуспевающих торговцев?
Они, конечно, есть. И он их найдет.
- Прощайте. Некогда. Надо работать.
- Нет, что вы! Зайдемте. Отведайте нашего хлеба.
- Спасибо. В другой раз...
- Хм! От кого тут пахнет вином?- принюхался Зубейр.
Это было сделано так неожиданно и так неумело, грубо-неуклюже, что Омар чуть не прыснул. Но, сообразив, зачем, с какой целью это сделано, он сразу утратил охоту смеяться.
- От меня,- смиренно ответил Хайям, зеленый от злобы.- Что поделаешь? От одних пахнет вином, от других...- он произнес в рифму известное слово. Вот так, собрат, товарищ по ремеслу.
Общаясь с дураком, не оберешься срама,
Поэтому совет ты выслушай Хайяма:
Яд, мудрецом предложенный, прими,-
