Судье Ди пришлось признаться самому себе, что он вряд ли добьется большего. Напоследок он спросил сборщика денег:
— Вы видели, как уходили все четверо юношей?
— Я вообще-то не могу сказать, ваша честь, — ответил сборщик денег. — Когда обнаружили, что произошло убийство, собралась такая толпа, что я…
Вошли старшина Хун и Ма Жун. Они доложили, что в парильне ничего не обнаружили. Судья Ди спросил Ма Жуна:
— Когда вы с Чао Таем проверяли посетителей, заметили ли вы молодого человека, одетого как татарина?
— Нет, ваша честь, — ответил Ма Жун. — Мы записали имя и адрес каждого из них, и я бы, безусловно, заметил человека в татарской одежде, потому что их не так уж часто видишь.
Повернувшись к сборщику денег, судья приказал:
— Выйдите на улицу и посмотрите, нет ли в толпе кого-нибудь из этих четверых юношей.
Сборщик денег вернулся со взрослым парнем, который неуклюже остановился перед судьей.
— Кто этот ваш друг-татарин? — спросил судья.
Юноша с тревогой взглянул на него.
— Я не знаю, — запинаясь ответил он. — Позавчера я заметил его, он слонялся здесь у входа, но внутрь не заходил. Сегодня он снова был здесь. Когда мы зашли, он зашел вслед за вами.
— Опишите его! — приказал судья Ди.
Молодой человек смутился и, поколебавшись, начал:
— Я бы сказал, он был маленького роста и худой. Голова у него была обернута черным татарским шарфом, закрывающим рот, поэтому я не увидел, есть ли у него усы, но увидел прядь волос, выбившихся из-под шарфа. Мои друзья хотели поговорить с ним, но парень так нехорошо посмотрел на нас, что мы передумали. Эти татары всегда носят длинные ножи, и…
— А вы нe сумели рассмотреть его получше, когда он был в купальне? — спросил судья.
— Он, должно быть, заплатил за отдельную парильню, — сказал юноша. — В общей купальне мы его не видели.
Судья Ди быстро посмотрел на него.
— Это все! — резко сказал он и, когда юноша удалился, приказал сборщику денег: — Сосчитайте бирки!
Пока сборщик денег торопливо сортировал бирки, судья Ди наблюдал, медленно поглаживая бороду.
Наконец сборщик денег сказал:
— Странно, ваша честь! Черная, номер тридцать шесть, пропала!
Судья Ди резко поднялся и повернулся к старшине Хуну и Ма Жуну:
Теперь мы можем вернуться в суд. Здесь мы сделали все, что могли. Нам, по крайней мере, известно, что убийца вошел в парильню и вышел из нее незамеченным, и мы имеем общее представление о том, как он выглядит. Идемте!
Глава 11
На следующий день во время утреннего заседания судья Ди приказал Куо произвести вскрытие тела умершего мастера Лана. На заседании присутствовали все видные люди Пейчоу и те горожане, кто смог пробиться в зал суда.
Закончив вскрытие, Куо доложил:
— Покойный умер в результате отравления смертельным ядом, скорее всего измельченным корнем змеиного дерева, растущего на юге. Образцы чая из чайника и разбитой чашки дали большой собаке. Первый оказался безвредным, а от второго собака умерла после первого же глотка.
Судья Ди спросил:
— Каким образом яд попал в чашку?
— Предполагаю, — ответил Куо, — что в засушенный цветок жасмина сначала насыпали порошок, а потом цветок опустили в чашку.
— На чем основано ваше предположение? — спросил судья.
— У порошка, — объяснил судебный лекарь, — слабый, но очень характерный запах, который усиливается под действием горячей воды. Но если его подсыпать в цветок жасмина, то его аромат перебьет запах порошка. Нагрев остаток чая из чашки, предварительно изъяв из нее цветок, я безошибочно определил запах корня змеиного дерева.
Судья Ди кивнул и приказал горбуну приложить большой палец к записи его заключения. Стукнув молотком по столу, оп сказал:
— Покойный мастер Лан Таокей был отравлен человеком, пока нам неизвестным. Лан был выдающимся борцом, неоднократным чемпионом северных провинций. И в то же время он был очень благородным человеком. Империя, и особенно ваш округ, которому он делал честь своим присутствием, скорбит о смерти великого человека. Суд сделает все возможное, чтобы найти и арестовать преступника, дабы душа мастера Лана пребывала в покое. — Снова стукнув молотком, судья продолжил: — Теперь я перехожу к делу Е против Паня!
Он дал знак стражнику подвести Пань Фэна к столу и сказал:
— Сейчас писец прочтет показания свидетелей относительно перемещений Пань Фэна.
Старший писец встал и сначала прочел показания двух солдат, а потом отчет стражников о расследовании в деревне Пяти Овнов.
Судья Ди заключил:
— Эти показания доказывают, что Пань Фэн правдиво рассказал суду о своих перемещениях пятнадцатого и шестнадцатого числа сего месяца. Более того, логично предположить, что, если бы Пань убил свою жену, вряд ли он уехал из города на два дня, не спрятав тело убитой. Поэтому суд находит доказательства истца недостаточными для продолжения дела. Истец должен предъявить другие, более весомые доказательства или забрать свою жалобу.
— Этот человек, — поспешно произнес Е Пинь, — отзывает свою жалобу и смиренно просит прощения за свой опрометчивый поступок, вызванный лишь глубоким горем из-за ужасной гибели сестры. Он говорит также и от имени своего брата Е Тая.
— Запишите это! — приказал судья писцу, наклонился вперед, осмотрел стоящих перед столом людей и спросил: — А почему в суде сегодня нет Е Тая?
— Ваша честь, — ответил Е Пинь, — я не понимаю, что случилось с братом! Он ушел вчера после полдника и до сих пор не вернулся!
— Ваш брат часто не ночует дома? — осведомился судья Ди.
— Никогда, ваша честь! — тревожно ответил Е Пивь. — Правда, он зачастую приходит поздно, но ночует всегда дома.
Судья нахмурился:
— Когда он появится, скажите ему, чтобы немедленно явился в суд. Он должен лично зафиксировать снятие обвинения против Пань Фэна. — Стукнув молотком, он провозгласил: — Пань Фэн освобожден из-под стражи. Суд по-прежнему будет предпринимать все усилия для поимки убийцы его жены.
В знак благодарности Пань Фэн несколько раз приложился лбом к полу. Когда он поднялся, Е Пинь бросился к нему с извинениями.
Судья Ди приказал старшему стражнику привести в зал хозяина дома веселья, двух сводников и двух проституток. Он протянул женщинам документы и сказал, что они свободны, а хозяина дома веселья и двух сводников приговорил к трем месяцам тюрьмы и освобождению лишь после порки. Все трое громко
