— Вы должны помнить ее имя, — безжалостно сказал коннетабль.
— Не знаю, — сказал Ридфор. — Сейчас это не имеет значения. Должно быть, она была хороша. Довольно толстая.
Сибилла чуть покраснела.
— Почему вы так отзываетесь о женщине? Точно о корове!
Ридфор вдруг подался вперед и яростно зашипел:
— Вы должны были слышать эту историю, моя госпожа! Если кто-то и отнесся к этой девушке, как к корове, то это — наш граф Раймон, вечный регент при увечных и малолетних королях!
— Хотите вина, мессир? — спросил Эмерик и, не дожидаясь ответа, подал Ридфору огромный бокал.
Ридфор начал пить с таким видом, словно глотал отвратительную микстуру, хотя вино было отменного качества и охлаждено льдом, который привозили с ледников, накрывая по пути соломой, чтобы не таял.
— Ее обещали мне, — сказал Ридфор. — Эту девушку. Она была толстенькой, но славной. И ее замок.
— Тоже толстенький и славный? — уточнил Эмерик.
Ридфор кивнул.
— Я вырос в бедной семье, мессир, — сказал он. — Должно быть, вы понимаете, что это значит. У нас не было даже хорошей лошади. А я хотел быть богатым! Так нельзя говорить, этого нельзя желать, нужно быть добрым христианином и стремиться лишь к спасению собственной души! Но я хотел быть богатым. Я знал, чего хочу. Знал, как этого добиться. Видит Бог, я не жалел ни своей крови, ни сил, ни даже совести для того, чтобы стать богатым. Потом, на склоне лет, я мог бы заняться и душой. Поступить в монастырь — перед смертью. Святая Чаша! Все соблазны мира лежали передо мной, точно сверкающие озера на опасном болоте, и я смотрел на них издалека и не мог добраться, чтобы утолить мою жажду.
Ги опустил взгляд. Да, и он, и его старший брат — оба они знали, что такое расти в небогатой семье. Но ни сам Ги, ни Эмерик никогда не желали обычного земного богатства. Эмерик первым определил цель их стремлений: сказочная принцесса и сказочное Королевство в придачу. Рыжий лис Эмерик добыл все это для своего младшего золотоволосого брата. И когда Ги подумал об этом — в присутствии Ридфора — то неожиданно понял: Эмерик стремится к тому же самому. Королевство и принцесса. Только другая принцесса. Не Сибилла.
«Она ведь замужем! — подумал Ги, встретившись с братом глазами и убедившись в собственной правое, потому что Эмерик в это мгновение думал о том же самом. — Она замужем за благородным, добрым юношей из старинной семьи!»
«Я не посягну на ее брак, — мысленно ответил Эмерик. — Но видит Бог, я буду ждать, и когда-нибудь Изабелла Анжуйская будет моей!»
«Но Королевство — мое!» — Ги стиснул зубы.
А Эмерик чуть улыбнулся: «Когда-нибудь, брат. Королевство, как всякая мечта, очень непрочно…»
— Знаете, что сделал Раймон? — спросил Ридфор, разбивая их безмолвный разговор.
Оба брата разом повернулись к нему. Эмерик — знал, Ги — нет. И Ридфор сказал:
— К нему приехал один итальянец, богатый и глупый. Он обещал графу кучу денег за этот замок и руку моей Люси. — Он дернул углами рта. — Да, ее звали Люси. Разумеется, я помню ее имя, госпожа. Люси. Они принесли весы, на которых взвешивают товар, поступающий на таможню, и усадили девушку на одну чашу, а на другую высыпали целый воз золотых монет. Раймон продал ее итальянцу, точно скотину!
— Не верю, — не выдержал Ги. — Граф Раймон — своеобразный человек, но даже он не мог так поступить с женщиной.
— Да, — поддержал его Эмерик, — вы пересказываете слухи.
— А я в это верю, — упрямо возразил Ридфор.
Он сгорбился и закрыл лицо ладонями.
— Он опозорил меня и ее, когда поступил так, — глухо промолвил великий магистр, — и я чуть не умер… Я чуть не умер из-за любви! — Он задергал губами, как будто только что сказал нечто непристойное и теперь запоздало сожалеет об этом. И, отчасти для того, чтобы смазать впечатление от сказанного, добавил: — Обо мне говорят, будто я бесчувственный чурбан, жадина и убийца.
— Кто говорит? — спросил Эмерик. — Во всяком случае, не я.
— Я чуть не умер, — повторил Ридфор, чуть успокоившись. — Когда мне все рассказали и попросили больше не тревожить Люси своим присутствием… Граф Раймон обещал найти мне другую невесту. Как будто это возможно. Просто взять и найти другую. Тоже милую и богатую. — Он отнял ладони от лица, и Сибилла с удивлением увидела, что магистр втайне плакал. — Для меня нет другой! — сказал он. — Я уехал из Триполи и по дороге упал с коня. Меня нашли тамплиеры. Потом, когда я выздоровел, я вступил в орден. Вот и все.
— Скажите, мессир де Ридфор, — осторожно спросил Эмерик, — для чего вы пришли?
Ридфор вынул из-за пазухи ключ и показал его Эмерику, а затем Ги и Сибилле.
— Как в детской песенке, — сказал он. — Это ключ от Королевства. Ваш брат, моя госпожа, вручил его моему предшественнику. Теперь он у меня. Второй, как вам известно, — у патриарха. Мы оба на вашей стороне.
— А госпитальеры? — быстро спросил Эмерик.
— Роже де Мулена я возьму на себя, — ответил Ридфор, нехорошо улыбаясь. — Я буду ваш, сеньор Ги, весь, со всеми моими потрохами, если вам это угодно, и пролью за вас всю мою кровь, до последней капли, если вместе мы сумеем уничтожить Раймона.
Ги смотрел на голландца задумчиво и не отвечал.
— Что вы молчите, брат? — не выдержал наконец Эмерик.
— Меня немного страшит этот сеньор, — ответил Ги так просто и откровенно, как будто они с братом находились в комнате наедине.
Ридфор неловко ссутулил плечи. Ги смущал его — слишком красивый, слишком ловкий, чересчур благополучный. От его кожи пахло здоровьем, и глядел он прямо, как человек, которому повезло с женщиной.
— Я буду вам предан, — сказал Ридфор. — Вам и королеве Сибилле.
— Все это — ради ненависти к Раймону, — шепнул Ги. — Опасно.
— Мне говорили, что вы — трус, — сказал Ридфор.
— Ну так это неправда, — невозмутимо отозвался Ги и протянул Ридфору руку.
Голландец поцеловал ее так, словно Ги уже стал королем, а затем поднялся и, тяжело ступая, вышел.
Патриарх Ираклий рядом с Ридфором казался мешковатым и одновременно с тем чересчур суетливым. Вместе они представляли странную пару, когда ворвались в покои к великому магистру госпитальеров — Мулену.
Мулен вышел к незваным гостям, сердясь.
— Ключ, — сказал Ридфор вместо приветствия.
Мулен, который был старше Ридфора лет на десять, если не более, посмотрел на великого магистра тамплиеров хмуро и ничего не ответил.
— Имеет смысл поспешить, — вставил патриарх.
— Поспешить куда? — осведомился Мулен.
— Кровь Господня! — взревел Ридфор. — Все готово к коронации ее величества Сибиллы…
— Ее величество Сибилла — незаконнорожденная дочь, — проговорил Мулен, глядя в сторону. — Ее покойный брат, один из самых предусмотрительных и мудрых людей, каких только знала Святая Земля…
Он остановился.
— Ну? — ядовито проговорил Ридфор. — Что же вы замолчали? Продолжайте!
— Покойный король Болдуин ясно дал понять, что не желает ее коронации… Он признал ее и самого себя плодами незаконной связи короля Амори…
— И вы тоже это признаете? — наступал Ридфор.
— Это не мое дело, мессир де Ридфор. Мне было велено охранять ключ от сокровищницы, и я сделаю то, что завещал покойный король.
— Вы предпочитаете, чтобы на престоле оказался Раймон Триполитанский? — поинтересовался Ридфор.
— Почему именно граф Раймон? Ее величество Изабелла…
— Да хватит! — развязным тоном оборвал Ридфор. — Вы знаете не хуже моего, что речь идет не об Изабелле и не о ее муже, потому что оба они еще дети, а об этом волке, о Раймоне! Что вас останавливает?
— У меня есть обязательства перед памятью покойного короля, — упрямо стоял на своем Мулен.
Тут Ридфор вытащил из ножен маленький треугольный кинжал и показал его Мулену.
— Ты, старый осел! — тихо, очень тихо прошептал он. — Эту штучку найдут в твоем подбородке, и все будут знать, что тебя убили ассасины. Ты меня понял, недотепа?
— Никогда этому не бывать… — так же тихо ответил Мулен.
Ридфор осторожно вдавил кончик кинжала в горло госпитальера.
— Я не шучу, — сказал он спокойным, ровным тоном. — Я умею впадать в бешенство и валять дурака, так что даже эти чертовы собаки сарацины принимают меня за бесноватого, но можешь не обольщаться: соображаю я лучше, чем ты.
— Будь ты проклят! — сказал Мулен. Он оттолкнул от себя Ридфора, вынул из сундука ключ и бросил его на пол посреди комнаты. — Забирай! Сажай себе на шею недоумка Ги и расхлебывай последствия!
— Спасибо, — сказал патриарх, наклоняясь и подбирая ключ.
— А ведь вы совершили большую ошибку, мой друг, — заметил Бальян, когда Раймон Триполитанский рассказал ему о погребении маленького Болдуина и о том, что, не удержавшись, обвинил в смерти ребенка его мать.
— Знаю, — сказал Раймон. И пожаловался: — Я устал! Если бы вы знали, сеньор, как я устал… Все эти годы — ничего, кроме войн и неблагодарности королей. — Он тряхнул головой, но печальные мысли отказывались разлетаться.
Дом Ибелина в Наблусе был так хорош и красив, что там отдыхало не только избитое усталостью тело, но и сама душа, натруженная и измученная обидами и неудачами. Каменные резные листья выглядели так, словно были живыми. Прямо посреди комнаты бил маленький фонтан, и вода представлялась глазу нарядной, точно девушка на весеннем празднике.
