вы возмущены несоответствием приложенных вами усилий и наказания, которое назначается преступнику… Но поймите… Закон должен предусматривать сделку, иначе он не закон, а обреченность… Хочу сделать вам предложение. В принципе, определенные обязанности у нас выполняют специальные люди, но иногда… в порядке исключения, вы можете сами участвовать в исполнении смертных приговоров. Это легко устроить, и смею вас заверить, что болезнь новичков покинет вас после первого же приведения приговора в исполнение.
В кабинете повисло молчание Еве надоело притворяться, и невинное удивление сменилось на ее лице насмешливо-упрямым выражением, так хорошо знакомым Хорватому. Он досадливо и нарочито шумно вздохнул.
— Прошу прощения, но вы путаете, по моему мнению, причину. Вы не там ее ищете, причина не во мне, понимаете Она Не Во Мне, — сказала Ева четко и без выражения. — Причина, она в обстоятельствах, а обстоятельства — это все мы, но в основном — вы.
— Это, в смысле, Я? — удивленно спросил прокурор.
— Это все мы. Я проделываю определенную работу и доказываю закону, что перед ним — злостный нарушитель. — Ева вдруг взволновалась, стала жестикулировать. — Закон — это люди, его исполняющие, эти люди решают, что вымогательство с убийством и последующим изнасилованием жертвы — это просто конфуз, обвиняемого можно пожурить.
— Это по делу Левши, — прервал ее Хорватый, обращаясь к прокурору. — Ничего себе пожурить — пять лет строгого режима, а почти два он уже провел в предвариловке… Пойми ты наконец: каждый отдельный случай рассматривается особо, обстоятельства, условия… Специалисты… Пойми, специалисты доказывают, что Левша, насилующий мертвого мужчину, — болен… частично… Ты просто должна хорошо выполнять свою работу.
— Зачем?
— Как это — зачем? Мы все — закон.
— Минуточку, минуточку. — Прокурор стукнул ладонью по столу. — Я вас пригласил не на диспут. Я предложил вам конкретный выход из положения. Я предложил вам убивать законно. И мое предложение — не повод начинать лекцию о законе и наказании. Вы не в том положении и звании, чтобы дискутировать со мной. У нас есть определенное количество осужденных на смерть. И смею вас заверить, эти люди будут пострашней некрофила Левши. Идите и стреляйте. Ваша строптивость стоит слишком дорого. Вы неплохой специалист. У нас много случайных людей, вы пытаетесь доказать мне, что вы — истинный радетель закона. Мне не нужно ваших доказательств. Надумаете расслабиться — доложите. А сейчас вы свободны, и постарайтесь в дальнейшем не отнимать мое время по пустякам.
Хорватый сделал Еве знак рукой, и она осталась за дверью кабинета прокурора, дожидаясь его.
— Дура ты, и все, — сказал Хорватый, прикрыв за собой осторожно дверь. — Ты просто ненормальная. И в постели ты ненормальная, и вообще!..
Ева влетела в свой кабинет злая, лицо ее горело. Не закрывая дверь, она стала стучать кулаком в стену. За стеной был кабинет Николаева. Ева забылась, засмотрелась в мокрое окно на прозрачные струйки дождя. Из кабинета Николаева пришел молодой испуганный опер и смотрел на нее, приоткрыв рот. Ева почувствовала его взгляд, повернулась, продолжая стучать в стену.
— Разрешите доложить… Майор Николаев просил передать вам… Он на выезде… Он хочет взять Кота.
Ева потерла с досадой руку.
— А тебя не взяли?
— Я — стажер… Я просился, но майор Николаев сказал непременно вас дождаться и передать. Он у кафе… Этого… как его…
— «Рябинушка». Тренируй память, стажер… Что-нибудь еще? — Ева торопилась, не попадая в рукава куртки.
— Там это… Китаец. И ни слова не понимает по-русски.
— А… Это Коля. Испугался? — усмехнулась Ева, вытолкала опера, заперла кабинет. — Пошли, я его научу русскому языку… Или тебя — китайскому.
В кабинете Николаева сидел безобразный китаец. У него не было одного глаза, уродливый шрам пульсировал ввалившейся звездочкой. Китаец нервничал.
Ева привычно окинула взглядом запоры на шкафах с документами. Стол Николаева был пуст.
— Тебе, опер, три с минусом — не оставляй никого и никогда одного в рабочем кабинете, а тебе, — она ткнула пальцем в китайца, — три минуты, чтобы вспомнить русский, я очень спешу.
— Не понимать. — Китаец лихо улыбнулся, демонстрируя огромные металлические зубы.
— Как хочешь. Выметайся отсюда, это понимать? — Ева провела рукой под столом Николаева, под выдвижными ящиками. Здесь Николаев держал заначку. Пистолета не было, значит, Николаев «припрятал малыша», как он сам выражался, у лодыжки. А вдруг китаец?.. — Руки!
Китаец мгновенно вскинул руки и перестал улыбаться.
— Во дает, а говорил, не понимает! — Опер качал головой.
Ева пробежалась по телу китайца, стукнула по коленкам, и тот быстро раздвинул ноги. На лице у него ничего не отражалось.
— Коля… Коля-Коля, Николаша.
— Николяша… — радостно закивал головой китаец.
— Мне некогда, Коля, понимаешь? Видишь опера? Он ничего не понимает, ты ему все расскажи, он просто запишет и слово в слово передаст Николаеву, а то тебя, Коля, завтра пристрелят, чего доброго.
— Хорошо, — сказал Коля.
— Слушай, опер, — Ева заторопилась, — напиши слово в слово, что скажет Коля, потом засунь эту бумажку в укромное место и никому, кроме Николаева, не показывай. Есть такая веселая компания китайцев, она переправляет своих через нашу страну в Европу, Коля делает паспорта и прячет неожиданно умерших, но вообще он ничего себе, понял? Что тебе приказал Николаев?
— На телефоне сидеть.
— Сиди. Только поаккуратней, не сломай аппарат.
Ева рванула со стоянки, веером рассекая на асфальте дождь. Держа руль одной рукой, она открыла «бардачок» и достала небольшой узкий нож. Несколько раз опробовала, как вылетает лезвие при резком движении ладони сверху вниз. Запрятала его в специальный длинный кармашек в рукаве у самого манжета. На светофоре она подумала несколько секунд и решила надеть бронежилет. Когда она судорожно стягивала через голову рубашку, в окно машины постучали. Интеллигентный очкарик прикрывал голову от дождя кожаной папкой. Ева опустила стекло, очкарик уставился на ее нижнюю весьма откровенную маечку с кружевами.
— По… жалуйста, подвезите во Внуково, понимаете, вопрос жизни и смерти.
— В аэропорт не могу, а до кольца подброшу. — Ева рванула с места, не заботясь о том, закрыл ли он дверцу, очкарик завалился на заднем сиденье.
— Подай мне жилет.
— Простите… — Он беспомощно смотрел на нее запотевшими стеклами.
— Рядом с тобой лежит бронежилет, дай его мне.
— А, простите… минуточку… Пожалуйста…
— Отлично… Там еще кобура и патроны.
— Что, дело так серьезно?
— Ты же сам сказал что-то о жизни и смерти.
Ева бросала машину из ряда в ряд, очкарик падал на заднем сиденье.
— Нет, вы поняли меня буквально, понимаете… Она меня не простит, если я ее не встречу.
— Выметайся сейчас, пока красный свет, и не говори больше так конкретно.
— С радостью… спасибо вам…
Он действительно вылетел из машины гораздо быстрее, чем садился, и с большой радостью.
Ева затормозила с визгом. За поворотом было кафе «Рябинушка». Ева увидела несколько
