— Зато я хорошо соображаю. Почему это наш подопечный вдруг долбанулся о столб в полете или неудачно свалился на крышу? Потому что не захотел спокойно подремать в машине в противогазе. А почему это он задохнулся и помер в машине с бельем? Потому что не захотел спокойно улететь с крыши на вертолете.
— Федя, — спросил задумчиво секретарь, — а ты не спрашивал, случаем, в каком виде они хотели бы получить этого Слоника? Мы тут мудрим, мудрим!
— На этот счет у меня личные соображения. Если бы мне нужен был человек, сидящий в тюрьме, чтобы свести с ним счеты и прибить его, я бы очень огорчился, помри он по дороге.
— Тоже верно, — согласился секретарь.
— Собирай людей с утра, работать будем! — сказал Федя, потягиваясь. — Заночуете или по домам?
Гости решили уехать к себе. Федя провожал их, зевая. В коридоре они наткнулись на Стаса Покрышкина, неуверенно хлопающего в воздухе руками, потому что глаза у него были завязаны, а по углам прятались Матрешка, нервно хихикающая, и Наталья, грозящая ей пальцем.
Стас почти сразу поймал Макса, потому что вдвоем им в коридоре стало тесно, он ощупал огромный живот, задумчиво прошелся рукой вверх, к подбородку Макса, а дальше не достал. И сдернув с глаз повязку, пробормотал: «Извините…» — и попробовал завязать глаза опять.
— Поцелуй! Поцелуй! — закричала Наталья, хлопая в ладоши. — Договаривались, кого поймает, поцелует! Сам согласился, целуй Макса!
— Федя, — сказал Макс, — что у тебя тут за профилакторий?
— Давай все по порядку, нет, ручку убери, записей не делать. Главное, чтобы все было по минутам рассчитано. — Ева провела ладонями по абсолютно пустому столу в столовой.
Обеденный перерыв давно закончился. Ева и Волков были здесь одни, если не считать двух девушек за перегородкой, позвякивающих моющейся посудой.
— Мы должны начать с прогулки. Она начинается в одиннадцать тридцать, значит, в одиннадцать сорок ты подходишь к этой двери, и Курин должен к тебе выйти. — Волков говорил, уставившись в одну точку, и был похож на плохо выучившего урок ученика.
— Говори о себе.
— Я… должен утром найти машину, в точности совпадающую с той, в которой повезут белье в прачечную. Подъехать на ней к хозяйственному двору. Завести разговор с охранником. Показать накладную, накладную взять в прачечной больницы.
— В твоем распоряжении…
— В моем распоряжении не больше пятнадцати минут на все. От ворот до прачечной и обратно к воротам. За это время мы должны погрузить шесть контейнеров с грязным бельем, в одном из которых будет Курин… Из фургона для этого опускается трап, в моем фургоне трапа не будет, я должен иметь две доски, пятидесятки, длиной два метра.
— Итого, — сказала Ева, — в одиннадцать сорок я вышла с заключенным, в одиннадцать сорок шесть мы в прачечной, в одиннадцать пятьдесят четыре мы с тобой уже грузим контейнеры. В одиннадцать пятьдесят ты должен уже подъехать, а я — запрятать тело в белье.
— Какое тело? — спросил Волков удивленно.
— Это так, сорвалось. Пошли в кабинет — точно отработаем время.
Ева и Волков по очереди ходили туда-сюда по кабинету, засекая время и сверяя расстояние с планом.
«Он не достанет машину, он трусит, ему трудно убедить себя, не зная точно сумму, — думала Ева, меряя шагами триста двадцать метров. — Ну и черт с ней, с машиной, пусть приезжает настоящая, из прачечной, мне все равно, а Слонику и подавно будет».
«Надо собраться и сделать все правильно, деньги — да, но сейчас главное — сделать это вместе с ней, и она — моя с потрохами, что прикажу, то и будет делать», — мечтал Волков, стараясь шагать равномерно, не спеша.
— Все! — сказала Ева, проверь еще раз мысленно с движениями, как мы грузимся за шесть — восемь минут, и отдыхай, у меня деловая встреча.
В этот день судили Короля, Ева приехала к завершению представления.
Учитывая преклонный возраст подсудимого и недостаток улик, Кароль Евгений Францевич был осужден условно и освобожден из-под стражи в зале суда. Ева догнала его в коридоре, взяла под руку.
— С меня хороший обед, — сказала она.
— Хорошие обеды сейчас большая редкость, хотя я знаю одно местечко, правда, туда даму приглашать неудобно.
— Что, закрытый мужской клуб?
— Нет, это квартира одного поляка. — Король замолчал и уставился сквозь стеклянную дверь на улицу.
Сначала на лице его было недоумение, потом злость.
Ева проследила за его взглядом и увидела огромную блестящую похоронную машину-катафалк, всю украшенную искусственными цветами и лентами. Возле машины толпились зеваки.
— Вот что! — словно решившись, сказал Король и оттащил Еву от двери, — Я не успел кое-что сказать тогда, на допросе. Вы так быстро свернули наш разговор. Вы знаете, что такое «мохнатый»?
— Это кличка?
— Нет, то есть это что-то вроде клички, но универсальной. «Подсадить мохнатого»« — вам ничего это не говорит?
Ева смотрела удивленно.
— Хотя, конечно, вы молоды. Это жаргон, «подсадить мохнатого»« — значит заменить где-нибудь в нужном месте работника своим человеком. Раньше в каждой хорошо организованной банде были свои „мохнатые“, делалось это так. Допустим, надо брать банк, в банке уже есть свой человек, либо на его смену назначается ограбление, либо им подменяют „внезапно заболевшего“ работника. Потом „мохнатый“ исчезает, конечно получив свою долю. Он уезжает обычно в другой город и устраивается работать по специальности в другой банк.
— Это подсадной человек! Я так и думала, — сказала Ева задумчиво.
— А теперь мне пора. — Король надел шляпу, которую до этого прижимал к груди, вздохнул и вышел на улицу.
Из роскошного катафалка вылез огромный безобразный человек. На шее у него висел яркий похоронный венок, на черной ленте золотом было написано: «Мир и покой тебе, Король!»
Король поднял воротник пальто и стал быстро уходить. Толстяк замахал руками и закричал, потом неуверенно побежал за Королем. Через несколько метров он запыхался, развернулся и побежал к машине. Когда он разворачивал катафалк, Ева вышла на тротуар и наблюдала вместе с собравшимися зрителями это представление.
— Король! Подожди, это я! — кричал толстяк, высунувшись в окно. — Ну что ты, в натуре, это же была шутка! Садись, у меня для тебя очень удобный гроб в салоне! Ну хватит! Садись ко мне, я тебя с утра жду! Садись, а то пристрелю! — сказал толстяк, поравнявшись с Королем, когда его уже не слышали зрители.
Дождавшись полуночи, Стас встал и пробрался на кухню. Днем он опрокидывал по несколько рюмочек водки под поцелуй Натальи и по ночам стал потихоньку тешить свою дремлющую артистическую натуру прекрасным виноградным вином «Шато-Бэрле», бутылку которого он, на всякий случай, запрятал за один из холодильников.
— Держать такое вино в холодильнике! О варвары!.. — сказал Стас, устроившись поудобней у окна и наливая из бутылки в высокий тонкий, фужер.
Свет Стас не зажигал — ночь выдалась ясная. Стас терпеливо ждал, когда приведут гулять белую лошадь. Из налитого бокала ударил терпкий аромат нагретого винограда.
— Как ожидание счастья… Запах ожидания счастья, — сказал Стас, рассматривая сквозь золотую
