Волкова.
— Кто это тебя так… деноминировал? Поминать будем? — Ковалев поднял бутылку. Волков закрыл ладонью свою рюмку.
— Только без тостов, — попросила Далила, выпила темное густое вино и залилась слезами.
— Ну, ты уж совсем. — Мураш заволновался. — Я розы купил, смотри какие! Угодил?
Далила отворачивалась, вытирая лицо.
— Он купил бинокль, мы смотрели в него на этот дворец. Ты сидела с мальчиком на балконе, это было вот только что! — сказала она.
Ева стиснула зубы и показала Ковалеву налить ей еще.
— Отличные розы! — похвалила она Мураша, оторвав розовый лепесток и съев его. — Далила, будешь?
— Что? Нет. Он радовался как ребенок, когда тебя нашел. Знаешь, что я заметила? Старики, они становятся чересчур эгоистичны в своих желаниях. — Далила моментально захмелела, плакать перестала. — Этот их эгоизм, он такой странный, он раздражает. А у детей — нет. Тебя это не удивляет?
— Нет, — уверенно сказала Ева, обдирая вторую розу и закрывая от удовольствия глаза.
— Да смерть — это вообще не грустно. Это как необходимость! — Ковалев налегал на еду, Мураш заинтересованно смотрел, как от роз остаются култышки пестиков с анемичными тычинками по краям.
Волков не ел и не пил, он тихо перебирал струны, глядя не отрываясь на Еву.
— Волков, ты прикуси чего-нибудь, неудобно! — Ковалев толкнул его, Волков тут же покорно потянулся к тарелке с бутербродами.
— Ты съела три розы! — не выдержал Мураш.
— Я говорила, что очень их люблю! Кстати, попробуй, после вина — то, что надо! Царство ему небесное, Казимиру-страннику. Хватит реветь! — прикрикнула Ева на Далилу. — Лучше спой. У нее голос тягучий, как теплый мед, — объяснила она.
— Я не могу петь, когда плачу, я лучше буду есть.
— Пусть Ковалев споет, он у нас знаток сентиментального романса, — предложил Волков, протягивая гитару.
— Да, вот эту: «Большою мухой золотой нас заманила смерть с тобой…» — Мураш мечтательно пропел, дирижируя себе вилкой.
— Не надо про смерть! — попробовала возразить Далила с набитым ртом.
— У него все про смерть. Но очень красиво.
— «Под лунною льдинкой», — категорично заявил Волков.
— Да, не надо про смерть, давайте про льдинку. — Ева поудобней устроилась в кресле, она согрелась и расслабилась.
— Под лунною льдинкой, — проговорил Ковалев, не трогая струны, — нет женщины краше. Брюнетка? Блондинка? Моя или наша? — После секундной паузы он быстро и профессионально тронул струны и запел красивым высоким голосом:
— На звездной цепочке мгновенной любви меня за собой в черноту уведи!
— Это грустный романс, — попробовала протестовать Далила.
— Я так осторожен, почти что безгрешен! Погон запорошен и взгляд безнадежен. В колючей метели глаза, как угли. Исходом смертельным опять обмани! — Ковалев пел, глядя на Еву. — Я в пулю последнюю больше не верю. Я там, где стоят за простреленной дверью. — Теперь он резко отстукивал ритм ногой. — С клеймом на свободу, менты-сыскари! Смертельным исходом меня одари!
— Боже, какие страдания! — вздохнула после затянувшейся паузы Далила. — Мужчина, выпрашивающий смерть у женщины, — это очень нездоровое поведение.
— Только не надо анализировать! — возмутился Мураш. — Я не люблю, когда мне объясняют песни!
— Мальчики, — сказала шепотом захмелевшая Ева, — откуда этот невыносимый романтизм? Почему в органах самые отъявленные циники и самые сопливые романтики рядом? Далила, давай мою любимую! — приказала она и стукнула по столу кулаком.
— А какая это — твоя любимая? — заинтересованно спросила Далила, принимая у Ковалева гитару.
— «Ты моешь пол — я на тебя смотрю!»
— Это интересно. — Волков заговорил с полным ртом, он наконец принялся за еду и перестал смотреть на Еву. — Тяжелый женский труд, унижения, господство мужчин!
— Да нет, — успокоила его Далила, — это мужчина моет пол, а женщина на него смотрит.
— Так не бывает, — категорично покачал указательным пальцем Ковалев.
— Ты моешь пол — я на тебя смотрю, — запела Далила низким голосом. — Твой ловкий зад уже почти люблю. — Она подмигнула оторопевшему Волкову. — Вдруг обернешься, счастьем испугав, мой нежный страж, мой преданный слуга! Моя дыра в пространстве голубом, — проговорила она проникновенно речитативом, — а может, розовом, я не пойму каком! На Млечный Путь — квадратный поцелуй, — Ева подхватила любимую строчку, тихонько позвякивая вилкой о бокал, — к моей любви приставленный холуй! Таскаешь мне каштаны из огня и, бубенцом пронзительно звеня, изображаешь утром соловья.
Далила еще поиграла просто так, без слов, задумчиво глядя в темное вино своего бокала.
— Это что, хохма? — спросил Мураш.
— Это жизненная установка, — улыбнулась Далила.
— Нет, — усмехнулся недобро Волков, — это профессиональное заболевание.
— Может, и заболевание, — неожиданно легко согласилась Далила. — Главное в моей профессии — отношения между людьми, а люди — это мужчины и женщины.
— Слушайте, бравые красавцы, раз мы уже наклюкались, наелись и спели, пора перейти к обсуждению профессиональных проблем или к рассказыванию анекдотов, — предложила Ева.
— Нет, — Ковалев встал и включил магнитофон, — будем танцевать.
— Я буду танцевать с Волковым, — отвергла Ева руку Ковалева, — пусть он меня сразу придушит.
— Я не танцую, — буркнул Волков, глядя в тарелку.
— Он врет, он в школе был чемпионом по бальным танцам, только партнерш часто менял, — заявил Ковалев.
— Какое совпадение, я тоже занималась танцами, вот и оттянемся! — Ева раздвигала кресла, ей помогал Мураш.
Волков вспотел, как только взял руку Евы. Они несколько секунд потоптались на месте, приноравливаясь друг к другу, потом стали танцевать без касаний, повторяя зеркально каждое движение друг друга. Только через несколько минут Волков решился и, схватив поудобней партнершу за руку чуть повыше кисти, приподнял ее, уложил на себя спиной. Ева почувствовала, что он не дает ей ни секунды на собственное движение. Она только подчинялась. Переплетая ногу с его ногой и закидывая назад прогнувшееся тело, Ева почувствовала возбуждение Волкова, вскинулась и оттолкнула его двумя руками, но Волков и это ее движение обыграл, продолжив в танце шутливый поединок. Поймав удирающую партнершу и прижав к себе так сильно, что Ева услышала, как его сердце бьется ей в грудь, Волков приподнял женщину и поставил ее ноги на свои. Ева растерялась, прислушиваясь к себе.
Она словно отключилась, перестав сопротивляться, послушно вертелась и прогибалась на его руке, в этот момент она видела пространство подстолья, темный низ дивана и коленки Далилы, танцующей неуверенно с Мурашом.
Ковалев выключил музыку. Он был бледен, разлил оставшееся вино по бокалам и предложил выпить. Волков стоял, прижав к себе Еву. Она хотела освободиться осторожно, потом более уверенно. Волков держал ее крепко, не шевелясь, глядя спокойно куда-то вверх. Ева наступила тонкой шпилькой на узкий длинный носок блестящей туфли. Она услышала, как продавливается кожа и шпилька протыкает ногу.
Волков опустил глаза ей в лицо и чуть улыбнулся.
— Женские штучки! Отчего бы не применить кое-что из того, чему я вас учил? — Он разжал
