бумаги.
— Так точно. Знал, — кивнул Мураш. — Сегодня вечером мы… Он пошел отлить…
— Если ты последний, кто его видел, напиши подробно рапорт, а пока помоги с оружием. Да, и скажи, пусть забирают тело, медик уже пишет.
Монотонно бубнил другой опер, описывая место преступления.
— А что еще в этом здании? — спросил инспектор на выходе у охранника.
— Два этажа банк, а выше — страховая контора.
В квартире Евы Кургановой телефон зазвонил в восемь тридцать. Ева, только что приняв душ, задумчиво разглядывала пустой холодильник.
— Это я, — сказала она в трубку, — если у вас что-то важное, постарайтесь побыстрей, у меня еще есть шанс не опоздать на работу.
— Ничего не говори и не задавай вопросов. Офицер Василий Денисов из службы безопасности застрелен в спортивном зале одного известного банка. Оружие было брошено там же и имеет не совсем отчетливые, но вполне идентифицируемые отпечатки. Я несу отчет Гнатюку. Эти отпечатки твои. — Лариска говорила тихо и очень быстро. — Был звонок ночью, сказали, что мужчина и красивая женщина стреляют в подвале банка.
— Это мое табельное оружие?! — в ужасе спросила Ева.
— Нет, это старый «вальтер» со сбитым прицелом. Думай. Уйди из квартиры. — Она положила трубку.
Ева сползла по стене и села на пол, обхватив колени. Она несколько секунд в полном оцепенении смотрела на все еще разоренную квартиру. Встала, опять вошла в душ и включила холодную воду. Зазвонил телефон. Ева не отреагировала. Он звонил и звонил. Ей пришло в голову, что стоит все-таки взять трубку и выяснить, кто еще с ней дружит. И тут, начиная замерзать под шум воды и звон телефона, Ева вдруг отчетливо вспомнила старый «вальтер» со сбитым прицелом и себя, веселую и в химической завивке, стреляющую по нарисованной мухе.
Ева закрыла воду, быстро вытерлась и оделась. Она успокоилась, почти все поняла и теперь прикидывала свои дальнейшие действия с прежним азартом расследования убийств.
Выглянув перед выходом в окно, Ева не заметила ничего подозрительного. Народ дружно хлопал дверью подъезда, торопясь на работу. Никаких заблудившихся алкоголиков, подпирающих стену, никаких осанистых дворников с новенькими лопатами. Она рискнула и просто вышла из подъезда и уехала на своей машине.
Через сорок минут Ева звонила в хорошо укрепленную дверь. Звонить пришлось долго, Ева уже стала доставать блокнот, чтобы написать записку, но тут услышала лязг отпирающихся запоров.
В узкое пространство, удерживаемое цепочкой двери, на нее смотрел заспанный Стас Покрышкин.
— Привет! — Ева дождалась, пока он откроет дверь. — Мне нужна твоя профессиональная помощь и нора, чтобы отсидеться.
Она сняла куртку, бросила ее на пол и пошла искать холодильник.
Изумленный свободный художник плелся за ней, запахиваясь в оранжевое с фиолетовыми цветами кимоно.
Ева задумчиво осматривала огромное пространство холодильника, заполненное едой.
— Яичницу будешь? — спросила она. Стас покачал головой, отказываясь, и откупорил банку с соком.
Из белой комнаты с огромной кроватью на постаменте послышался капризный тонкий голосок.
— У тебя там кто? Девочка? Стас кивнул.
— Хочешь, чтобы я ее выгнала, или сам прилично проводишь? Ты не обижайся. — Ева улыбнулась, увидев вытаращенные глаза Стаса. — Но меня никто тут не должен видеть. Это что такое? — Она показала на вакуумную упаковку с непонятными белыми кусочками в красноватой жидкости.
— Лягушачьи лапки, — наконец-то открыл рот Стас.
— А колбасы у тебя не найдется? С голоду помираю. — Ева быстро затолкала упаковку обратно в холодильник.
— Посмотри внизу. Ангел кормит докторской колбасой лягушек в аквариуме.
— Да, кстати, где Кумус? — Ева с облегчением нарезала колбасу.
— Не знаю. Он уходит всегда очень рано. Объясни, что тебе надо, а потом я решу, выгонять ли актрису.
— Ну, — Ева села и задумалась, — я попала в трудную историю. Выйти из нее я смогу только с твоей помощью. Ты хороший художник по фильмам, можешь делать ужасы. Смерть сумеешь изобразить?
— С чего бы мне этим заниматься?
— Мне нужна смерть на завтра к вечеру. До этого я в твоем распоряжении. Выдумывай что хочешь. Делай, лепи, рисуй.
Стас, подумав несколько секунд, вышел в большую комнату. Ева услышала, как он уговаривает с отеческим терпением возмущенную девочку. Закрыв дверь, Стас вернулся в кухню с пачкой фотографий. Дождавшись, пока Ева прожует, он протянул ей несколько.
— Перерезанное горло с отворотом тканей и просвечиванием позвонков, вскрытие грудной клетки с подробным расположением внутренних органов, — комментировал Стас монотонным голосом, сдерживая судорогой рта зевоту, — снесенная взрывом часть головы с разбрызгиванием мозга и свисающими зубами, это у меня было последнее. — Он показал пальцем.
Застывшая от ужаса, Ева уставилась на фотографию.
— Но это же!.. — сказала она неуверенно, просмотрев следующие, где голова, только что развороченная взрывом, приобрела нормальный вид и улыбалась пухлым лицом Феди Самосвала.
— Да. Делал на заказ. День рождения был, заказчик попросил чего-нибудь этакого. Всем понравилось. За это меня выдернули голого из дома, отвезли к нему за город. Хотели наградить. — Стас грустно смотрел перед собой. — Жизнь — вещь непредсказуемая, — неожиданно закончил он, протягивая Еве чашку. Ева налила кофе из турки.
Стас сидел такой грустный и несчастный, расставив ноги и забыв про распахивающееся кимоно, что Ева не удержалась и засмеялась, показывая на его повисший в русых кудряшках унылый член.
Стас внимательно рассмотрел свой орган, вздохнул, пожал плечами.
— Я с ними сплю, — он кивнул назад, предполагая, вероятно, свою огромную кровать, — потому что страшно одному спать. Понимаешь? А так я совершенно безопасен. Я стал извращением. И никто не может мне помочь. Позировала когда-нибудь?
— Нет. — Ева покачала головой. — А что такое в твоем понимании извращение? — спросила она, все еще не в силах перестать улыбаться.
— Это когда я смотрю на тебя, понимаю, что вижу совершенство, а хочу большую, толстую и старую женщину.
— Может, это профессиональное заболевание? — предположила Ева, принявшись за банку с красивой клубничиной на этикетке. — Ты переел красивого.
— Красота здесь ни при чем. Ладно, давай оговорим дела. Как желаешь умереть?
— В ванне, — махнула Ева огромной ложкой, — выстрел в голову с близкого расстояния, мозги, как там у тебя, запах и все такое.
— Почему в ванне?
— Ну, я так представила: лежу я в ванне, видна только моя голова, как я дышу — не видно, воду можно сделать красной. Я доедаю? — Она показала почти опустевшую банку.
Стас махнул рукой и наконец запахнулся.
— А что там насчет запаха? — решил уточнить он. — Запах — это очень дорого.
— Хочу запах! — потребовала Ева. — Для правдоподобия и по необходимости сигнала.
Ну представь, — улыбнулась она изумлению Стаса, — лежу я в воде целый день, а никто ко мне не приходит! Придется позвонить, как бы жалоба соседей, что воняет. Стас задумался.
