загорелой кожи, пробежала острыми ноготками по позвоночнику.
— Я старая для тебя, — сказала она вдруг неожиданно для себя, повернулась на спину и стала смотреть в потолок, на нем слабой подсветкой горели невидимые в резном потолке лампочки.
— Твое заявление, — Дима говорил медленно, — можно ведь преподнести и по-другому, обидней для меня. Например, я — слишком молод для тебя.
— Ты возмутительно молод, у тебя такие ноги…
— Я хочу пить, сделай что-нибудь.
— Возьми в холодильнике, что-то должно быть.
— Ольга, — Дима приподнял голову, но глаз открывать не стал, — я хочу пить!
И Ольга Антоновна пошла исследовать содержимое холодильника.
Гостиничный номер был люкс. Диме это не понравилось, он справедливо уверял ее, что уж телевизор и видеотехника им точно ни к чему, но Ольга настояла.
Шампанское, минеральная и банки с пивом.
Дима выбрал минеральную, а Ольга задумчиво рассматривала пробку на бутылке с шампанским, пока Дима не рассмеялся и не открыл бутылку.
— А я думала, что теперь вообще всегда и везде буду тебе прислуживать, — сказала она тихо. — Открывать бутылки, приносить кофе в постель…
— А ты можешь? — спросил Дима, усевшись на кровати в позе «мыслителя».
— Понятия не имею. Вот странно. — Она улыбнулась, словно что-то вспомнила. — Я вчера тоже пила такое же шампанское. С мужем, — добавила она и тут же пожалела об этом.
Дима встал обиженно и прошел в ванную.
Он надевал футболку на влажное тело, футболка сопротивлялась.
— Я надеюсь, ты не будешь закатывать мне истерики, когда я буду говорить о своем муже?
— Как мы можем говорить о твоем муже? О чем мне надо знать? Когда он уехал в командировку?
— Все дело в определении уровня, — сказала Ольга и откинулась навзничь на кровати, не выпуская тонкого длинного бокала.
— Уровня чего? — Дима сел на пол возле ее ног.
— Уровня отношений и привязанности.
— Какая ты рациональная! Я вот не хочу думать про наши отношения, потому что их нет, а насчет привязанности… Нас просто тянет друг к другу, какая тут, к черту, привязанность, это же физиология.
— Ты меня специально злишь.
— Ладно, лучше поговорим, какие у нас перспективы. Знаешь, я в этих гостиницах чувствую себя идиотом.
— Почему? И почему это у тебя гостиницы во множественном числе?
— Потому что здесь открывалка для бутылок лежит в холодильнике! Это совсем не по-русски. С ума сойти можно, пока найдешь. Сервис.
— Мой муж приедет сегодня. Позвони мне завтра в обед, часа в три.
— Так, значит, будем ждать от командировки до командировки. Откуда он приезжает?
— Калининград. Ты что, никогда не приспосабливался с замужней женщиной?
— Представь себе! Девочки прибегали по первому звонку, никаких папиков, или как их там. Правда, — добавил Дима, прижав ступни Ольги к лицу, — у меня не было еще таких красивых девочек. А вдруг я захочу видеть тебя каждый день?
— Это вопрос или просьба?
— А вдруг ты влюбишься в меня, бросишь мужа…
— Это вопрос или просьба?
— Будешь готовить по утрам манную кашку — она очень полезна, — накручивать на ночь бигуди, читать мне вслух… Я, кстати, не люблю читать, а слушать люблю, стирать мои носки…
— Ну все, хватит, — Ольга схватила Диму за уши и потянула вверх, — носки — это перебор.
— Ладно, хватит, — согласился покорно Дима. — Обсудим будущее.
— Будущее у нас радостное и близкое. Муж сдаст отчет по поездке, планировалось, что после этого он сразу же на вечер отбудет в Ленинград. Но перестраховаться не помешает, позвони.
— Мы не пойдем с тобой в гостиницу.
— А куда мы пойдем?
— Мы пойдем к моим друзьям в студенческое общежитие и будем играть в рулетку.
— Потрясающе… На деньги?
— Нет, не угадаешь, пусть это будет сюрприз. — Дима схватил Ольгу за волосы и притянул ее лицо к своему. — Жизнь, она вообще — сплошная рулетка.
— Да уж, — Ольга шутливо отбивалась, — всегда есть кто-то, кто крутит колесо!
— Не знаю, мне интересней играть, а не крутить колесо.
— Поэтому ты подрабатываешь там и сям, а не вершишь судьбы.
— Это твой муж, надо понимать, вершит судьбы? — Дима стал серьезным и грустным, он надевал трусы, вечернее солнце спокойно и ласково обливало его белые волосы оранжевым светом.
Ольга тоже посерьезнела.
— По-твоему, лучше полагаться на какого-то распорядителя своей жизни, чем самому распоряжаться? От решения моего мужа сейчас зависят многие судьбы тех, кто просто играет в рулетку!
— Он что, такой всемогущий? Он вообще кто, а то мне уже страшно. — Дима подошел к окну и смотрел на город внизу.
— Он — шишка, — сказала Ольга, — и он меня любит.
Дима, сцепив зубы, смотрел на Москву в закате: Москва плавала в золоте, разбавленном чистой голубой краской июньского неба. Дима вышел на балкон. Игрушечные павильоны выставки, смешная крошечная статуя колхозницы и рабочего, но его взгляд выхватил странную суматоху, милицейские машины и странно бегающие туда-сюда толпы народа.
— Рулетка крутится. — Дима невесело усмехнулся.
Пока Ольга мылась в душе, Дима набрал номер телефона.
Завтра, вероятно, в Ленинград, — сказал он.
Теплой и ветреной ночью майор Карпелов не поехал к любимой женщине, а завалился в своей холостяцкой квартире на продавленную тахту, смотрел на стену, освещенную рекламой из кафе напротив, и прокручивал снова и снова происшедшее с ним сегодня.
Он еще не попадал в более идиотскую ситуацию. Какой-то придурок звонит в отделение, просит старшего по смене и сообщает, что хочет пристрелить кого-нибудь на выставке в любом удобном для Карпелова, но обязательно многолюдном месте. Жертва выбирается на месте, оружия не найдено.
Карпелов сел и включил лампу. Понурый «тюльпан» осветил беспорядок на письменном столе, но Карпелов безошибочно вытащил из мятой стопки журналов и газет чистый лист бумаги и, почти не глядя, нашарил ручку.
1. Почему я?
2. Знал ли звонивший, что я подставлю ему своего опера?
3. Он хотел убить или ранить?
4. Что за неопределимый тип пистолета?
5. Чего он хотел?
Карпелов прочел написанное и поставил напротив каждого вопроса минусы. Это значит, что ответа не было ни одного.
Зазвонил телефон. Карпелов посмотрел сначала на часы. Почти двенадцать.
Он снял трубку и с огромным удивлением выслушал возмущенный голос начальника управления. Голос требовал немедленных объяснений по поводу голой красотки в форме офицера милиции, в шляпе и с пистолетом. Карпелов в полном обалдении провел по лицу ладонью, потом с силой шлепнул этой же ладонью себя по лбу. Он вспомнил журнал «Плейбой», который заносил утром начальнику.
