— Ладно, давай как-то закончим эту затянувшуюся историю. Говори, кто был убийца, и пойдем спать.
— Он приехал в фургоне. Когда я первый раз зашел в дом, в гараже стояла машина дяди Антона и серый фургон.
— В первый раз?
— Ну да А когда я нашел мертвую Лялю, я…
— Позвонил в милицию!
— Нет. Телефоны не работали, я пошел на улицу…
— Чтобы вызвать милицию!
— Нет. Чтобы позвонить маме.
— Ты моя лапочка!
— Подожди, потом я вернулся в дом, а тут никого нет. Ни одного трупа, ни одного пятна на кровати, все вычищено и убрано, только в ванне — буль-буль, утонули волосы Ляли.
— Ага! — я начинаю понимать ход его мысли. — Этот самый убийца вернулся и уничтожил трупы и следы своего пребывания. Но зачем?
— Зачем? Заметал следы, чтобы его не нашли.
— Его бы и так в жизни не нашли, потому что в тот день убийце крупно повезло: в доме появился мальчик Коля, который мог запросто… Постой! — я встрепенулась. — Ты говоришь, она обещала все устроить?.. Помолчи, у меня появилась одна мысль… Допустим, тетушка Ляля от большой и всепоглощающей любви к тебе решила заказать убийство своего мужа, а? — Я еще раз всматриваюсь в пятнистое лицо Коли и продолжаю уже не так уверенно:
— Для этого в доме и появился убийца. А ты с самого утра испортил настроение дядюшке и поколебал его веру в незыблемость личной собственности. Расстроенный дядюшка в припадке ревности придушил собственную жену, после чего пал жертвой заказанного ею киллера.
— А зачем это убийце растворять трупы в ванне?
— Такой уговор, — зеваю я. — Это стоит сорок тысяч. За два тела берут дороже. Убийца же не знала заказчицу в лицо, прикончила мужа, а потом обнаружила еще один труп задушенной женщины и решила, что ее подставили…
— Она не знала, что Ляля — жена! — включается Коля.
— Точно. Она подумала, что жена перед этим убила любовницу мужа.
— Подожди, а почему убийца — она?
— Она сама мне сказала. Знаешь, чем закололи твоего дядюшку? Отверткой.
— Отверткой — это для женщины как-то не очень подходит… Может быть, пилочкой для ногтей?
— Отверткой, и это факт.
— Ладно, — соглашается Коля. — Эта сволочь переехала мне фургоном ногу, конечно, такая может и отверткой!
Я решаю еще кое-что выяснить и интересуюсь, кем работала Ляля Не пела ли она? Не учила ли пению других?
— Она была медсестрой.
Медсестрой. А кто же здесь тогда учительница пения?..
— Ты как хочешь, а я иду спать. — Останавливаюсь с корзиной у двери и вдруг понимаю, что больше не смогу спать у Коли под мышкой.
Как бы ему это сказать?.. Смотрю на его спину. Коля у раковины сосредоточенно моет посуду.
— Не думай ни о чем, — говорит он вдруг, не поворачиваясь. — Я на тебя не запал, если ты сомневаешься… Я только хотел попробовать молоко. Ты шла наверх по лестнице, я слышал твои шаги и подумал, что время замкнулось и все повторяется. Это такой вариант ада, понимаешь?
— Как ты сказал? — от неожиданности я опять села на табуретку, обхватив корзину руками.
— Если я каждые два дня буду сидеть в ванной и, обмирая от страха, слушать твои шаги, думая о вампирах, значит, волосы Ляли только что превратились в водоросли и мы в аду. А почему ты так удивилась? У тебя есть свой вариант ада?
— Да, есть, но… Видишь ребенка? — я киваю на корзину. — Он никогда не вырастет, я обречена кормить его грудью вечно, а чужие люди рядом то и дело будут просить меня спеть.
Коля вытирает руки, подходит и присаживается рядом на корточки.
— Когда ты появилась в дверях, когда я тебя увидел в первый раз… Это был такой ужас, что я совершено забыл и о Ляле, и о мертвом дядюшке. А сегодня вдруг подумал, может быть, мы делаем что-то не по правилам? Ты хотела меня тогда покормить, я отказался.
— Сегодня ты решил попробовать мое молоко, чтобы все было по правилам?
— Да. И больше ничего. Мир?
— А мы… Мы не ссорились, — удивляюсь я.
— Ладно. Не ссорились. Тогда — дружба? Отвечаю уклончиво:
— Я попробую…
— Вот и отлично. Идите ложитесь, здесь нужно протереть полы. Оставьте мне местечко посередине, я с детства не люблю спать с краю.
До кровати я дотащилась с трудом. Покормила маленького, вытащила палец изо рта засыпающей девочки, приготовилась уплыть с ними на речку с дорожкой из лунного серебра, где они топили бы звезды, ели мед… Ничего не вышло. Я не смогла заснуть.
— Я могу почитать тебе свои стихи, — понял мои осторожные вздохи Коля.
— Только не это!
— Ладно. Могу почитать чужие.
— Коля, если ты еще предложишь мне спеть колыбельную, клянусь, я выгрызу дыру вот здесь, — тычу пальцем ему чуть пониже подмышки, палец упирается в ребро.
— Зачем? — удивляется Коля.
— Буду щекотать указательным пальцем твое сердце, пока не заткнешься! Пусти. Я встану.
ОБЫСК
— Что ты ищешь? — не выдержал Коля через двадцать минут.
Он тоже встал и ходил за мной по квартире, пока я рылась в шкафах, обувных коробках, в полках с посудой.
— Телефон.
— А те два, что в кухне и в кабинете, тебя не устраивают?
— Я ищу мобильник.
— Можно очень долго искать мобильник и никогда не найти, потому что его нет, — философски заметил Коля.
— Должен быть, должен! Женщина-убийца сказала, что не могла дозвониться по мобильнику. Валяется где-то выключенный.
— А что ты будешь с ним делать?
— Включу.
Вздохнув, Коля присоединяется ко мне, но не в поисках, а в уборке — он старательно подбирает все, что я разбросала, и укладывает на место.
Через сорок минут мы с ним досмотрели последний выдвижной ящик стола в кухне.
— Все! — я взяла чайник и выпила из носика теплой воды. — Остался подвал. Ты со мной?
Еще через сорок минут мы оба, выдохшиеся и еле живые, сели на складные стулья в мастерской и посмотрели друг на друга.
— Он должен быть здесь, должен! — от отчаяния у меня заболела голова.
