— Нет, — опять машет рукой Артур. — Мадлена Кашутка, если вы говорите о Леночке. Я видел паспорт. Никакого мужа там не было. Она вдова.
— И все-таки у нее был муж, жила Мадлена в этом доме, а пятнадцатого марта утром мужу позвонили из лаборатории и сказали о результатах анализа. Таким образом, тенор Сидоркин узнал, что недавно родившийся младенчик не был его сыном. Впрочем, — добавляю я, разглядывая две отвисшие челюсти и четыре застывших расширенных зрачка, — можно было и не делать анализ. Младенчик категорический брюнет, это сразу видно. Так что, Коля, в смерти твоей тети ты не виноват. Твой ранний звонок роковым не был. Тебе легче?
— Пропади ты пропадом со своими расследованиями! — брызжа слюной, шипит мальчик Коля.
— Какой смерти? Какой тети? — повысил голос Артур.
— Ты поганый ублюдок, из-за тебя дядя Антон задушил Лялю и засунул ее труп в шкаф! — Коля продолжает шипеть.
— В шкаф ее засунула убийца с отверткой, — вношу я ясность.
— Вы хотите сказать, что в этом доме в шкафу лежит труп Лены? — с трудом одолев все слова фразы, Артур стал не просто бледный, а какой-то синий. — Где… это?.. Вот почему все сорвалось… Где она?
— Убийца с отверткой растворила труп Мадлены в ванне с кислотой, — как можно спокойней объясняю я. — Мы не можем тебе ничего показать.
— Почему?.. Зачем это?
— Она думала, что эта женщина — любовница… — я начала было объяснять, но потом махнула рукой. — Потому что так было нужно! Ей за это платили, чтобы она трупы растворяла в кислоте. Понятно?
— Нет, не понятно. Я вам не верю. То есть, конечно, я должен вам верить, потому что в кошмарных снах монстрам нельзя говорить “не верю”…
— Сам ты монстр! — вернул голос Коля. — Чего ты лезешь и лезешь в этот дом?! Что ты людям спать не даешь?
— Потому что Лена сказала мне быть в этом доме, по этому адресу, в три пятнадцать двадцать третьего числа…
— Ты еще про клизму расскажи! — перебивает Коля.
— Но вы… Вы можете доказать, что это ее дом?..
Она сказала, что здесь живет учительница пения, ворота будут открыты и вход в гараж тоже, я должен лечь в багажник…
Из доказательной базы у меня в наличии были только паспорта. Паспорт А. Сидоркина (из ящика в кабинете), с вписанной туда женой — М. Сидорки-ной и дочерью К. Сидоркиной и… вот это неожиданность — сыном Н. Сидоркиным. И паспорт М. Сидоркиной (из куртки в коридоре), с вписанным туда мужем А. Сидоркиным, дочерью К. Сидоркиной и сыном Н. Сидоркиным.
Бильярдист тасовал эти паспорта и так и эдак, вглядывался в фотографии, в прописку А. Сидоркина, сопоставлял даты рождения детей, потом грустно заметил, что мальчик не Богдан и не Емеля, а просто Николай.
— Что? — подпрыгнул на стуле Коля. Я киваю:
— В паспортах маленький зарегистрирован как Николай Сидоркин.
Коля лег головой на стол, и с ним случилась пятнадцатиминутная мокрая истерика.
Тут заплакал и маленький, оказывается, уже наступила полночь, потом пришла Сюшка поесть, потом мы решили немного выпить для легкого расслабления, и кончилось это тем, что я рассказала, как пошла топиться, Коля показал стриптиз на столе, а Артур согнул пальцами левой руки три столовые ложки, а правой — две чайных. Оказывается, бильярдист должен иметь крепкие натренированные пальцы.
Часам к трем мы побрели в супружескую спальню, Артур изъявил желание лечь на ковер, ему выделили подушку и одеяло, и еще часа два каждый из нас по очереди описывал некоторые подробности своего детства, первый сексуальный опыт и ощущения при посещении дантиста (у Коли — ни одной пломбы, и у Артура — ни одной! Пришлось, чтобы отстали, осмотреть разинутые рты у обоих); при родах — я старалась их пощадить, но все равно получалось страшно; при вырезании аппендицита — у Коли вырезали, и у Артура вырезали; при двойных переломах — у Коли на левой ноге и у Артура почти в том же месте, и тоже — двойной! Последнее, что я помню, — это подробное обсуждение Артуром и Колей несгибающихся мизинцев. Чтобы не разглядывать мизинец на левой ноге Артура (Коля обещал свой потом показать, когда снимут гипс), я зарылась в одеяло и затихла, и степень несгибания мизинца бильярдиста Коля оценивал один.
Породнившись таким образом вусмерть, мы заснули — я под левой подмышкой мальчика Коли, Артур — на ковре, и дети охраняли наш сон тихим прощеным дыханием, теплым, живым и душистым, как запрятавшаяся где-то до апреля весна.
Утром, пока я, пошатываясь, варила кофе, Артур пришел на кухню и предложил мне договориться. Он сказал, что у него есть некоторая сумма денег — чек на предъявителя, и если я помогу ему выехать из Ленинградского порта на теплоходе в сторону Амстердама — Лондона… и так далее, то эти деньги он с удовольствием отдаст мне. Потому что ему за эти деньги стыдно.
После второй чашки кофе я выяснила, почему именно ему стыдно. Оказывается (все это в подробностях объяснялось за кухонным столом), Артур стал случайным свидетелем убийства важного бандита, честно дал показания, и ему пообещали охрану. Друзья бандита трижды пытались выяснить у Артура, кто же убил их “папу”, и провели собственное расследование. Как ни странно, их расследование и расследование, которое проводили органы правосудия, имели одинаковый результат — на Артура началась охота, и это было очень сложно, потому что теперь бандиты просили Артура дать показания в суде. Он устал, запутался, и тогда его любимая женщина Лена, уже носившая под сердцем ребенка, предложила договориться с бандитами, взять деньги, которые они давно предлагали, но суда не ждать, а сбежать за границу. Она сказала, что люди из конторы будут его устранять, а бандиты будут платить деньги за честные показания. Все понятия перевернулись, потому что киллер из органов устранил известного бандитского авторитета, когда тот набрал слишком много голосов в предвыборной президентской гонке.
После стакана молочного коктейля я коротко описала Артуру, что его ждало после того, как он залез в багажник. Если бы Лена была жива. В Ленинград она, конечно, его бы довезла к утру и к теплоходу бы доставила. Я в подробностях описала, как выглядит человек, вдохнувший порошок из сушеных фугу, растолченных в ступке костей последнего сгоревшего странника и высушенной шкурки ядовитой гадюки. Такого человека не то что в коробку уложить в любой конфигурации, его закопать можно на двое суток, и ничего. Я объяснила, почему ему не светил Лондон или Нью-Йорк. Потому что достать из коробки, дать понюхать нашатырь или камфору, чтобы вернуть странника к жизни, можно без проблем для здоровья не позже чем через сорок — сорок шесть часов. Так что, увы, он мог уплыть не дальше Амстердама.
После чая с лимоном и бутербродов с рыбой я замолчала. Я не рассказала ему о заклинаниях, с которыми обычно обращается Куока к звездам, и тем более о том, как она мочится на лицо возвращающегося странника (тот же аммоний, кстати).
Салат из авокадо с брусникой. Если Мадлена обещала агенту Фундику уничтожить бильярдиста, а сама от него забеременела и решила вывезти его за границу…
— Кстати, почему ты не интересуешься сыном? Не хочешь на него взглянуть?
— Я не знаю… Я не был готов к такому положению вещей. Понимаете, я предполагал жениться только к тридцати трем годам, я сразу так и сказал Лене… А она говорит, ничего страшного, будем жить вместе без всякой женитьбы, а сына я рожу для себя.
…Итак, она уезжает с бильярдистом, но Фундик должен получить труп… Не сходится. Мадлена знает, что их обязательно будут искать, если не предъявить Фундику труп бильярдиста.
Дин-дон!.. Это в калитку.
— Что? — переполошился Артур. — Это за мной? Нужно прятаться?
— Не знаю, но лучше уйти наверх. Если это за тобой, они тебя найдут даже в канализации. А если это ко мне, лучше не попадаться лишний раз на глаза.
Бильярдист уходит наверх, мне очень интересно, уляжется ли он к Коле под одеяло…
У калитки стоит женщина в белом халате под коротким пальто. Выхожу под козырек.
