знать.
— И не страшно.
— Так! Я уже весь мокрый. Пошли в дом. Сейчас и отец приедет, будем разбираться с твоими очередными глюками. Мы зачем вышли на улицу? Ты же обещала что-то рассказать.
— Вернемся, расскажу. Ладно, вредина, пошли.
Игорь стряхнул с одежды снег. Потом подошел к Анне отряхнул ее шубу, внимательно глядя ей в глаза.
— Не увлекайся особо, — серьезно произнесла Аня.
Игорь ничего не ответил. Взял девушку за руку и потянул к подъезду. Распахнув дверь, замер на пороге.
— Не понял, — с ужасом в глазах повернулся к Анне. — А где все, что должно быть за дверью? Подъезд и все такое.
— Что ты сделал? Где мы?
— Хороший вопрос…
Анна и Игорь посмотрели друг на друга.
— Гарик, тебе не кажется, что это уже где-то было?
— Черт. А ведь ты права. — Игорь утвердительно кивнул головой. — Что-то такое смутное всплывает. Что будем делать?
— Что делать? — Анна оглянулась вокруг. — Ну, бежать, положим, некуда. Кругом пустота.
— Ну, тогда идем вперед, через дверь…
Александр Станиславович возвращался домой в очень мрачном настроении. Какой-то злой рок гнался за ним по пятам. И настолько он был злым, что просто не было спасу. Куда ни кинь — все кувырком. Неприятности, потери, растраты, бесконечные смерти, совершенно непонятное будущее. О нем даже страшно думать. А если человек боится думать о будущем, если он перестает планировать его и живет одним днем, то можно смело говорить, что это катастрофа.
Никакой информации ни о каком Борисе он не собрал, хотя Игорь и сообщил ему фамилию, род деятельности, даже описал внешность. Правда, Игорь рассказал и о другом Борисе, том, который угрожал ему и Анне в студии. Но, как бы там ни было, его поиски оказались пустой тратой денег и времени. Впрочем, все это было ерундой.
Его волновала только дочь. Ситуация казалась абсолютно тупиковой. Какой-то замкнутый круг. Он не хотел вспоминать, с чего все это началось. Он знал, с чего. С Андрея. Ну и что он мог тогда предпринять, чтобы оградить дочь от него? Убить разве что? Вздрогнул от этой мысли.
“Хорошо, что не убил. А то бы Аньки уже не было на свете. Ненормальная”.
А что они имеют сейчас? Сплошной кошмар. Не надо было ей разрешать работать в газете, пусть бы шла к матери.
Сейчас предстоит пережить очередной тяжелый вечер. Хорошо, что Игорь остался. Ну, и полюбила бы Игоря. Чем ей Игорь не подошел? Замечательный человек. Так нет же. А еще лучше — вышла бы замуж за границей.
“Стоп!”
А то опять все по кругу. Господи, как он устал решать нерешаемое.
Поднявшись в квартиру, первым делом спросил, чем занималась Анна. Узнав, что дочь в хорошем настроении, даже поела, даже подышала свежим воздухом на улице, Александр Станиславович с беспокойством спросил:
— Что-то произошло в мое отсутствие?
— Звонил доктор, вроде сказал, что у Андрея улучшилось самочувствие. Подробней не знаем.
— Да вы что?
Тут же набрал номер Александра Леонидовича. Услышав все из первых уст, обрадовался. Сразу позабыл, как буквально минуту назад с ненавистью думал об Андрее. Это все нервы. Нужно успокоиться, улыбнуться и идти к дочери.
— Да, а Гарик здесь?
— Они смотрят альбом в Аниной комнате. Сказать, что вы пришли?
— Не нужно. Я сейчас выпью кофе и сам схожу.
Дверь в комнату была приоткрыта. Анна увлеченно перебирала фотоснимки, Гарик с интересом рассматривал их. Отец на долю секунды замешкался у двери. Может, пусть побудут сами? Вон Анна какая веселая. И тут же сам себе удивился. Что это он, в самом деле? Анна веселая, потому что Андрей пошел на поправку.
— Добрый вечер, чем занимаемся? Ну что, Анюта, возвращается твой Андрюха, я только что разговаривал с Александром Леонидовичем.
— Ты присаживайся, папа, ты очень вовремя, — с серьезным видом сказала Анна.
Александр Станиславович прошел в глубину комнаты и присел рядом с дочерью. Пока шел, показалось, что комната меняется или движется. Не понимая, что происходит, невольно тряхнул головой.
— Ты чего? — спросила Анна.
— Да так, показалось что-то, — и осекся.
Разве минуту назад он не наблюдал из-за двери, как Анна и Игорь с интересом перебирали фотографии? А теперь они отрешенно смотрели куда-то мимо него. Никакого альбома, равно как и других предметов, ни на столе, ни где-либо в комнате не было. Куда-то отодвинулась мебель, став полупрозрачной, да и сама комната, особенно стены колыхались, как будто были сделаны не из кирпича, а из ткани. Все было в движении, не стремительном, а еле заметном, еле ощутимом, как в замедленной съемке.
Александр Станиславович ущипнул себя. Анна это заметила.
— Значит, ты это тоже видишь?
Отец не ответил. Он просто не мог определить, что он видит. Может, у него кружится голова? Откуда он знает?
— Ия, разве обязательно его во все посвящать? — спросила Анна, повернув голову к окну.
— Лучше, чтобы вы все были вместе. Ты одна все равно не справишься.
Посмотрев в ту сторону, куда обратилась дочь, Александр Станиславович невольно вздрогнул. Там у окна стояло нечто, очертаниями напоминающее человека, женщину, и все же чем-то отличающееся от людей. Во-первых, ослепительный свет, в котором находился силуэт, не давал толком рассмотреть говорившего, представляя его в размытых очертаниях. Во-вторых, голос, прозвучавший в ответ, был таким высоким, что его едва улавливало человеческое ухо. Александр Станиславович скорее воспринял ответ подсознательно, чем услышал его.
Ия уже закончила рассказ о ребенке, который должен был родиться. Ни Анна, ни Игорь не помнили, что это они уже слышали час назад. Ия решила повторить беседу и не шокировать больше ребят раздвоением во времени.
— Анечка, я все вижу и все слышу, — Александр Станиславович подвинулся ближе к дочери и прижал её к себе. — Это и есть Ия? Та, которая заставляет тебя верить в видения?
— Да.
— И что она от нас хочет?
— Как она говорит, помочь, — вмешался Игорь.
— Я что-то пропустил? — Александр Станиславович стал приходить в себя.
— Все, что вы пропустили, вам будет неинтересно, — Ия стала приближаться к сидящим на диване людям, становясь все более похожей на земную женщину. На привычную Ию, правда, уже без шрама и хромоты.
— Почему это неинтересно? — с недовольством спросил отец. — Все, что касается моей дочери, мне всегда интересно.
— Па, не обращай внимания. Она, или Они, кем бы они ни были, просто не могут понять, как это —
