— Маша, они не бабы. Они поклонницы. Слышала такое слово?
Игорь был поражен Машиным поведением.
— Конечно, ты у нас великий и знаменитый. Это я никто.
— Да нет. Все как раз наоборот. Это я никто. А это все мишура, к тому же ничего не значащая. Я простой звукорежиссер. И такой я только с тобой, — Игорь устало посмотрел на Машу. — А то? То из другой жизни. Только она у меня пока не вышла. Но, судя по-всему, даже в таком виде, она тебе не нравится.
— А кому бы понравилась?
— Маш, не шуми. Я такой, какой есть, и вряд ли уже исправлюсь. Считаешь, что тебе это не нужно — я не держу. Если не готова меня понимать, то ничего не поделаешь. Иди. Вернешься, когда поймешь, если захочешь.
— Понятно, — Маша насупилась. — Значит, я тебе не нужна, если не держишь?
— Так, ясно. Демократия — это не для тебя. Ты, оказывается, мелкий собственник? Чего ты добиваешься?
Маша не знала, чего добивалась. Хотя, отчего же не знала? Стала бы она затевать весь этот разговор? Но почему-то она думала, что это преимущество мужчин — делать какие-то решительные предложения. Она растерялась.
— Ну что замолчала?
— Игорь, я тебя не узнаю, — Маша с удивлением смотрела на Гарика. Он лежал на диване, положив под голову руки. Раздетый до пояса, в спортивных штанах. Совершенно не такой, как «там», на людях. Она только сейчас заметила ряд морщин на лбу, пробивающуюся седину на висках, усталые глаза. С начала разговора он ни разу не пошутил, как делал это обычно, не улыбнулся. Маша смутилась. Она действительно чего-то не понимает?
— Игорек, ну ты хотя бы ответь, я тебе нужна? — с надеждой в голосе спросила она.
Он не успел ответить. В это время зазвонил мобильный телефон. Бросив небрежно: «Прости, я сейчас», он прирос к трубке.
— Зинка! Привет! Сколько лет, сколько зим! Когда? Завтра?
Маша ни стала слушать дальше. Не прощаясь, вышла из квартиры, громко хлопнув дверью. Больше они не встречались. А несколько дней спустя после этих событий ее перевели работать в другой отдел, и они фактически перестали видеться, даже на работе.
Сегодня, встретив Анну и узнав, что с Игорем приключилось несчастье, ей во что бы то ни стало захотелось его увидеть. Он же разрешил ей вернуться. А может, уже поздно? А может, тогда он пошутил насчет ее возвращения? Может, просто сказал, чтобы успокоить или сгладить ту ситуацию? Прошло больше двух месяцев, и мало ли что там у него сейчас в личной жизни. И теперь она, молча, в раздумьях, смотрела на телефон, соображая, позвонить ему или не стоит.
Андрей брел бесконечным лабиринтом. Только это не совсем точное определение. Лабиринт был не бесконечным, он был просто замкнутым. Это стало понятно несколько суток спустя. Хотя, что значат сутки в том измерении, что он пребывал. Не было солнца, не было звезд, не было неба, не было времени. Он продвигался совершенно без усилий и без цели. Просто плыл… Парил… Летел в потоке невидимых волн, несущих его «в никуда», по кругу. Он не мог объяснить себе, что все это значит. Но чувствовал дискомфорт от нынешнего своего состояния. Он был совершенно уверен, да, теперь точно уверен, что прежде чем попасть сюда, было что-то прекрасное в его жизни, что-то важное, но никак не мог вспомнить. Главное он понял: это место не для него, и где-то есть какая-то другая жизнь. Для себя он загадал — если вспомнит, то сможет выбраться из этого замкнутого пространства. Только пока ничего не получалось. Пустота и одиночество было внутри и вокруг. Ни единого звука, ни единого движения. Как все бессмысленно и бесполезно! Надо что-то придумать, что-то сделать, надо как-то вырваться отсюда. Туда, на свободу.
И только подумал так, как отчетливо услышал голос. До боли знакомый голос. Что-то с ним связано, очень нежное, трогательное. Голос плакал. Голос о чем-то умолял. Голос звал. Голос жаждал помощи. Голос стонал и надрывался.
У Андрея все сжалось внутри. Где он, этот голос? Рядом нет ничего.
“Да что же я такой беспомощный? Я должен помочь этому голосу. Я должен отыскать его”. Откуда-то из глубины подсознания, пробивая все заслоны и круша все преграды, на поверхность устремились воспоминания. Стараясь прорваться сквозь бессознательность, они вязли в ее глубинах, рискуя задержаться в ней навсегда. Но стремление что-то изменить было такой силы, что новые и новые фрагменты памяти, прорезая острым лезвием отрешенность и беспамятство, с сумасшедшей скоростью стали заполнять сознание Андрея. Там, где находится самое совершенное в этой вселенной — человеческий разум, стало происходить что-то невероятное и пугающее. Еще не поняв, что произошло, еще не решив, что с этим делать, Андрей почувствовал, как лабиринт стал отступать, проваливаться куда-то в бездну, освобождая пленника от своего назойливого присутствия.
“Свободен!”
Андрей вдохнул на всю грудь. Теперь он отыщет голос. И тот укажет ему путь.
“Вспомнил! Дорога серпантином, ведущая ввысь. Там, на самой вершине меня ждет сияющий Ангел. Мне туда”.
Закрыл глаза, чтобы сдержать слезы. Но, еще не открывая их, уже знал: он в начале нового пути. Пути домой.
Анна не могла успокоиться после телефонного звонка. Сказать, что он ее напугал, значит не сказать ничего. Он вогнал ее в ужас, в шок, в истерику. Она ни секунды не сомневалась, что Виталик погиб. И еще она ощутила, что игры закончились. Круг замкнулся. Следующая — она.
— Андрюшенька, родной, вернись! — всхлипывая, размазывая слезы по щекам, заклинала она.
— Я одна не справлюсь, слышишь? Мне нужна твоя поддержка, твоя помощь. Любимый, ну где же ты бродишь? Андрюшенька… — положила голову ему на грудь. Мешали датчики. Но она их уже не замечала. Она слушала, как бьется его сердце. Оно отстукивало бешеный ритм, оно отмеряло новые отрезки времени, оно хотело жить.
Анна подняла голову, посмотрела ему в лицо. У Андрея дернулся глаз. Девушка склонилась еще ниже.
— Я всегда знала, что ты слышишь, — Анна улыбнулась. Протянула руку к его щеке. По ней катилась слеза. Все остальное уже стало не важно.
Она хотела позвать дежурную сестру и сказать ей про глаз, который дернулся, и про слезу. Потом представила, что ей ответят — мол, такое бывает, это даже нормально. Вполне вероятно, что для них это и нормально! Перестраховщики. Ничего не будет им говорить. Это знак только для нее.
— Спасибо тебе, Господи. Ты не представляешь, насколько у меня прибавилось сил. Как ожила моя надежда, как воспарила моя вера, как разволновалась моя любовь. Спасибо тебе, Отец.
Поцеловав на прощание Андрея, она покинула больницу.
Дома она была через двадцать минут. Отец не приехал. Она в недоумении еще раз позвонила ему. По-прежнему никто не отвечал. Анна посмотрела на часы: начало двенадцатого. Может, что-то случилось? Глупости, ей бы уже сообщили. И потом, что могло случиться с ним, тем более у Полины — кажется, он к ней собирался в гости? Скорее всего, он забыл телефон на работе или в машине. Но почему его так долго нет?
“Ой, должна же была звонить Маша”.
Первой мыслью было набрать ее номер, но вспомнив, который час, Анна отложила это до завтра. Решив не забивать себе голову тревожными мыслями, Аня собралась спать. Ее больше не волновали ни Виталик, ни ужасный голос в телефонной трубке. Может, ей все это пригрезилось? А может, у нее галлюцинации, как в случае с несуществующей Ией?
Нет, нет и еще раз нет. Хватит с нее всей этой мистики. Прочь из головы. Она намерена впервые за последние три недели уснуть с улыбкой на лице.
Анна надела пижаму. Сто лет не спала в пижаме. Еще раз стала перед зеркалом. Никаких изменений в фигуре за день не произошло. Потушила верхний свет, оставив только бра. Окинула комнату
