должно быть, пошел в свою мать.
— Я очень рада, что вам уже лучше, — улыбнувшись, сказала Эдит. — Наверное, вам стоит немного подкрепиться. Вы не против, если я приготовлю чай? Если только Мэтью покажет мне, где здесь кухня…
— На кухню вы попадете из прихожей, там в углу застекленная дверь. Можете хозяйничать в свое удовольствие, дорогая, — медленно проговорил Томас Смит.
Эдит кивнула и, оставив сумочку на стуле, направилась к двери. Ей было не по себе от взгляда отца Мэтью — холодно-любопытного. Она чувствовала его даже спиной.
Оглядевшись в узкой старомодной кухоньке, Эдит поставила на плиту чайник и поискала какое- нибудь печенье, но не нашла и открыла буфет. Мука есть. В холодильнике она обнаружила яйца и масло. Ее не оставляло ощущение, что, несмотря на любезный прием, мистер Смит не особенно хочет, чтобы она хозяйничала в его доме. Но Эдит упрямо вздернула подбородок. Раз слова произнесены, она будет действовать. В конце концов, что ей остается? По крайней мере, сделает что-нибудь полезное.
Она засучила рукава шелкового жакета и замесила тесто. Разыскав баночку с остатками абрикосового джема, Эдит раскатала тесто в лепешку, сверху выложила джем и поставила пирог в духовку. Через полчаса он будет готов.
Она вышла в прихожую и прислушалась — сын и отец негромко о чем-то разговаривали. Она услышала, как Томас спрашивает:
— Значит, с Шейлой у тебя все кончено?
Эта твоя знакомая хотя бы собак не боится.
Эдит тихонько попятилась назад и прикрыла Дверь. Но она снова приоткрылась, в кухню вошла собака, села и, склонив голову набок, посмотрела на гостью — вполне дружелюбно.
— Твой хозяин не хочет обращаться к врачу, да? — вздохнула Эдит. — И ему не очень нравится, что с его сыном приехала я. Спасибо, что ты отнесся ко мне дружески.
Пирог был уже почти готов. Она заварила чай, поставила на поднос чашки и молочник, потом достала пирог, порезала его на кусочки и выложила на блюдо, которое нашла в буфете.
Затем подошла к двери в гостиную и услышала, как Мэтью говорит:
— Ты ведешь себя неразумно.
— Я поступаю так, как считаю нужным, — ответил ему отец, повысив голос.
Но Эдит на этот раз решила, что пора ей напомнить о себе. Легонько постучав в дверь, она сказала:
— Чай готов. Можно нести?
Мэтью вышел и прошел вместе с ней в кухню. Вид у него был расстроенный.
— Не хочет врача, отказывается. Придется просить мистера Локвуда присмотреть за ним. Он тяжело вздохнул. — Это сосед, он и без просьб заглядывает к отцу, но у него самого старенькая мать…
Он подхватил поднос, и они направились в гостиную. Мэтью придвинул к дивану маленький столик, чтобы отец мог пить чай не вставая, а они с Эдит сели на мягкие пуфики. Томас попробовал пирог, похвалил его и стал вежливо расспрашивать Эдит о ее работе, о родителях, но все это время у нее было чувство, что он разглядывает ее, как какое-то насекомое, — таким холодным и изучающим был его взгляд, в котором не чувствовалось ни малейшей симпатии, хотя Томас оставался вежливым и предупредительным. Шериф сидел около хозяина и бросал на него преданные взгляды, изредка получая вкусные кусочки пирога.
Впрочем, больному, похоже, полегчало. Его движения стали более оживленными, он сам наливал себе молоко и ел с аппетитом.
Эдит с интересом рассматривала камин, сделанный из гранита, с очень красивым, затейливым кельтским узором, вырезанным на камне.
— Отец сложил его своими руками, — сказал Мэтью, перехватив ее взгляд.
— Какая великолепная работа! Можно посмотреть поближе? — Эдит встала и подошла к камину.
На нем стояли диковинные фигурки зверей, сделанные из слоновой кости и какого-то редкого сорта дерева. Индийские, должно быть, решила про себя Эдит. Она подержала в руках слоника из черного камня — он оказался довольно увесистым.
Оглянувшись, она увидела, что Мэтью гладит Шерифа по голове, а его отец смотрит на нее напряженно и пристально. Эдит поспешно поставила слоника на место и, решив не спрашивать, что это за фигурки, вернулась к столу.
Они еще немного посидели, и наконец Мэтью сказал, что им пора ехать. Но он с тревогой смотрел на отца и медлил. Тот с некоторым усилием поднялся и прошелся по комнате.
— Со мной все будет в порядке, сынок, — сказал он. — Вот мой доктор. — Он показал на собаку. — Другого не надо. Шериф понимает меня, чувствует мое состояние, и, когда мне плохо, он ложится рядом и передает мне свои силы. Вы любите собак? — обратился он к Эдит.
— Очень. Я бы хотела иметь собаку, но мои родители… Видите ли, я живу в их квартире, а там такая дорогая мебель. К тому же я весь день на работе…
— Словом, много всяких «но», — произнес он и, будто потеряв к ней всякий интерес, повернулся к сыну.
За все время его общения с ней глаза Томаса нисколько не смягчились, лед в них так и не растаял. Зато когда он смотрел на сына, они наполнялись нежностью и тоской.
— До свидания, папа, не провожай нас. Против мистера Локвуда ты ведь не возражаешь, правда? Я позвоню тебе, когда вернусь в Лондон. Пей те таблетки, которые я привез в прошлый раз, — добавил Мэтью настойчиво.
Они обнялись. Эдит с улыбкой пожелала хозяину скорейшего выздоровления и первая вышла в сад. Пес побежал провожать их и сел у калитки, виляя хвостом. Мэтью наклонился и потрепал его по спине.
— Шериф, береги отца. Эдит, я только загляну к соседу, поблагодарю его за помощь.
Но мистер Локвуд оказался у себя в саду и подошел к ним со своей стороны живой изгороди — маленький толстячок лет под шестьдесят с розовым лицом и живыми глазами.
— Не беспокойтесь, я пригляжу за ним, — уверил он Мэтью. — И сегодня вечером забегу, и утром загляну. Не беспокойтесь, — повторил он, — мне это не составит труда.
— Когда они отъехали от дома, Эдит оглянулась и увидела, что в окне промелькнуло лицо Томаса. Собаки уже не было во дворе.
Через некоторое время Мэтью заговорил:
— Вы, наверное, удивлены, Эдит. Чтобы понять моего отца, надо знать его историю.
— Если не хотите, не рассказывайте, — быстро сказала она.
— Здесь нет никаких тайн. — Он негромко вздохнул. — Восемь лет назад умерла моя мать.
От пневмонии, тяжелые осложнения, знаете, ну и не смогли вылечить. После этого отец ушел с работы, продал лондонскую квартиру, купил этот дом и живет здесь. Почему именно в Кловере — я сам не знаю. Ему было все равно. Ткнул пальцем в атлас, я полагаю. Главное, чтобы подальше от знакомых мест, от друзей, от привычной обстановки. Моя мать была для него всем.
Он ее боготворил, готов был ради нее на все. Я больше не встречал в жизни примеров такой любви и духовной близости. И с тех пор отец не обращается к врачам и с людьми общается только по необходимости. Мистер Локвуд — единственный, кто переступает порог его дома из посторонних. Да еще миссис Спайбекер — она заходит раз в неделю убрать комнаты, но отец на это время уходит гулять с Шерифом.
— Да, это, видимо, была необыкновенная любовь, — осторожно проговорила Эдит.
— Без нее он не смог работать. Отец проектировал загородные коттеджи, и все свои проекты он показывал сначала маме, а она в каждый вносила своеобразный штрих, который становился изюминкой будущего дома.
— Она тоже была архитектором?
— Нет, искусствоведом. Но вкус у нее был безупречный во всем. Она многие годы интересовалась Индией. Те фигурки, которые вы видели на камине, — ее коллекция, она собирала их несколько лет. Каждый свой отпуск они путешествовали по странам Востока и, конечно же, побывали в Индии.
