Он что-то упустил — какие-то тайные события, протекающие на глубине, скрытые под лощеной поверхностью. Богатые, удачно вышедшие замуж женщины не пытаются наложить на себя руки. Ну, бывает, конечно, что они делают вид, будто хотят покончить с собой, но обычно речь идет о спектакле, тщательно подготовленном с целью придать себе значимости, оживить угасающий интерес муженька.
Но Сара Айви действовала всерьез. Она хотела умереть. Она рассердилась на него, когда он ей помешал. Что, черт побери, происходит? И как он позволил втянуть себя в это?
Она замужем.
Она в беде.
Он хочет ее.
Сколько ни изворачивался, Нэш не мог отрицать, что хочет ее. Он вздохнул и потер покрасневшие от недосыпания глаза, стараясь стереть из памяти ее образ, избавиться от нее. Он положил снимок в чистую кювету для последней промывки, подставил под кран и пустил воду, а сам ушел из проявочной, выключив свет и захватив с собой заведенный таймер.
В кабинете Нэш растянулся на продавленной оранжевой кушетке, даже не позаботившись расставить ее. Он лежал в темноте, пока таймер не прозвонил. Тогда он вернулся в проявочную, завернул кран, вытащил фотографию из кюветы и разложил сушиться.
К тому времени, как он вновь растянулся на кушетке, ночь почти кончилась. Нэш следил воспаленными от бессонницы глазами, как свет проникает сквозь щели жалюзи, как темнота сменяется серыми сумерками, как чикагский рассвет проникает в комнату — не на мягких кошачьих лапках, как однажды выразился поэт Карл Сэндберг, но с болезненной тоской по чему-то, чего он не мог даже определить, не говоря уж о том, чтобы понять.
Нэш спал, когда до его сознания донесся звук ключа, поворачивающегося в двери. Либо это Харли, либо Тути. Он беспокойно заворочался на кушетке, стараясь размять затекшую спину, и устроился поудобнее в надежде соснуть еще пару часиков.
Даже не пытаясь производить поменьше шума, Харли вошел, свалил на письменный стол пачку газет и спросил:
— Ты видел новости?
Нэш застонал и повернулся на бок, уткнувшись носом в спинку кушетки. У него за спиной Харли включил телевизор.
— Да ну тебя, Харли! — Нэш накрыл подушкой голову. — Дай поспать. — Даже сквозь подушку он слышал, как Харли переключает каналы. — Выключи, — простонал он, — выключи!
— Я думаю, ты захочешь это услышать. Из телевизора до него донесся знакомый полос ведущей местного телеканала:
— Мы еще вернемся к истории избиения и возможного изнасилования Сары Айви, истории, которая потрясла жителей Золотого берега и заставила их трепетать за свою жизнь и жизнь своих близких.
А сейчас — реклама.
Нэш стремительно сел, спустив ноги на пол.
— Что?.. — прохрипел он.
— Сара Айви попала в скверную историю, — объяснил Харли, усевшись на край стола и перебирая почту. — Это случилось посреди ночи. Похоже, она напилась и решила устроить заплыв. Ушла из дома ночью на озеро, искупалась и пошла обратно домой. На обратном пути кто-то на нее напал.
Нэш сглотнул, но это не помогло. В горле застрял здоровенный ком.
Реклама закончилась. Ведущая рассказала примерно то же самое, что он уже успел услышать от Харли. Потом дали интервью с Донованом Айви в прямом эфире. Репортеры наставили ему в лицо дюжину микрофонов.
— Мистер Айви, вам самому удалось что-нибудь увидеть или услышать?
Айви покачал головой, вид у него был оглушенный. Даже в голосе, когда он наконец ответил, не чувствовалось обычной уверенности.
— Нет. — Донован был не похож сам на себя: небрит, в смятой рубашке, глаза воспалены. — Моя жена… Она замечательная женщина. Ей каким-то чудом удалось добраться до дому, она попыталась набрать девять-один-один. Телефон упал на пол.
— А вы договорили за нее?
— Ее звонок был прерван, мне пришлось снова дозваниваться.
Впервые за двенадцать лет Нэшу захотелось плакать. Господи! Он должен был это предусмотреть. Он должен был проводить ее до дому, убедиться, что с ней все в порядке.
— У нас имеется запись того первого разговора, — сказал один из репортеров.
После паузы с телеэкрана раздался записанный на пленку, полный ужаса голос Сары Айви: “На помощь!.. Помогите!.. Помогите мне!..”
Нэш провел дрожащей рукой по волосам.
— О господи!
— Полиция считает, что целью нападения было изнасилование. Вам известно, что ваша жена, возможно, стала жертвой изнасилования?
Донован Айви огляделся с мученическим выражением на лице.
— Как они могут задавать такие вопросы? — удивился Харли. — А еще говорят, что это у нас совести нет.
— Я… э-э-э… ничего не знаю. — Донован Айви явно старался взять себя в руки. — Они взяли образцы. Будут проводить анализы.
— Как насчет полицейского, утверждающего, что он незадолго до этого видел вашу жену на улице?
Казалось, этот вопрос удивил Донована, сбил его с толку.
— Мне об этом ничего не известно.
— Насколько серьезны повреждения, нанесенные вашей жене?
— Травма головы. Так они это называют.
— Насколько я понимаю, ваша жена потеряла много крови.
— Ради всего святого, прошу вас! Не могли бы мы поговорить о чем-нибудь другом?
Безжалостные вопросы репортеров вызвали у Нэша воспоминания о других подобных вопросах, заданных в другое время. Много лет назад. Он зажмурился, прогоняя страшное воспоминание.
Нападение. Изнасилование. Кровь.
У него мурашки побежали по телу. Голова закружилась. Ему показалось, что его вот-вот стошнит. Он почти не прислушивался к болтовне Харли, доносившейся до него словно с другого конца длинного туннеля:
— Вот в эту минуту он заработал тридцать тысяч голосов сочувствующих. Черт, сейчас я бы и сам за него проголосовал.
В голове у Нэша гудело.
— Знаешь, что я думаю? — Гудение стало громче. — Я думаю, он врет почем зря. Лапшу на уши вешает. Вот что я думаю. Он просто играет роль.
Гудение превратилось в рев.
— Эй, приятель, — донесся до него голос Харли с другого конца туннеля. — Эй, парень! С тобой все в порядке?
Нэш попытался открыть глаза. Комната накренилась. Он снова закрыл их. Попробовал встать, зашатался и рухнул обратно на кушетку.
Кто-то что-то прижал к его лицу. К носу и ко рту. Какой-то чертов мешок. Чертов бумажный мешок.
— Дыши, — скомандовал Харли. — Просто дыши как обычно.
Нэш вдохнул. Выдохнул. Еще и еще раз. Наконец комната встала на место.
В какой-то момент, пока его мучил приступ дурноты, Харли успел выключить телевизор. Наконец Нэш пришел в себя настолько, что уже сумел сам удержать в руках мешок. Он весь взмок от пота, как будто второй раз за сутки искупался в озере Мичиган.
— Спасибо, — сказал он, убедившись, что может дышать без мешка. — Где ты разучил этот трюк?
