носом. Сара отшатнулась. — Где ты это взяла?
— Я… я не знаю.
Она следила за ним в безмолвном ужасе.
— Моя дочь! — выкрикнул он с рыданием в голосе. — Моя дочь!
Он скомкал газетную вырезку, отбросил ее, упал на колени и закрыл лицо руками.
Сара смотрела на него, не зная, что делать, что сказать. Она проследила за бумажным комочком, подхваченным ветром, но зацепившимся за пучок прошлогодней травы. Подойдя к этому месту, она наклонилась, подняла и расправила газетный листок.
Некролог. Извещение о смерти маленькой девочки. О боже. Милостивый боже.
Дочь.
Отец.
Он тоже был другим человеком в другой жизни. Он тоже бежал от этой прежней жизни.
О господи. Ей хотелось подойти к нему, обнять его, утешить, прижать к груди. Но она уже причинила ему боль, и не будет он искать ее сочувствия. А она не может показать ему, что ей не все равно, потому что тогда ему придется изображать из себя героя.
Сара аккуратно сложила вырезку и спрятала ее обратно в карман куртки. Она уже собралась уходить, но тут вспомнила о деньгах, сунула руку в карман джинсов и вытащила пачку сложенных банкнот. Она разделила их, оставив немного себе, а остальное протянула Нэшу.
— Вот…
Он не взял денег, и тогда Сара запихнула банкноты в нагрудный карман его рубашки. Потом она подобрала с земли ключи от машины и вложила их ему в руку, заставив его сжать пальцы вокруг них.
— Вернись в город, купи канистру бензина, — сказала она ему.
Нэш никак не откликнулся, и Сара повторила свои слова медленно, раздельно, словно говорила с неразумным ребенком, положила руку ему на плечо и легонько встряхнула, ожидая, что вот-вот он оттолкнет ее с отвращением.
“Ты должна это выдержать”, — сказала она себе. Нэш медленно повернулся к ней лицом, устремил на нее слепой от слез взгляд синих глаз.
Ее отец всегда говорил, что мужчины не плачут. Даже когда ее мать умерла, он не пролил ни слезинки. И вот сейчас, увидев, как плачет Нэш, Сара еще острее ощутила свою любовь к нему. То, что она собиралась сделать, стало еще тяжелее. “Ты должна это выдержать”.
— Не ходи за мной, — отчеканила она, мечтая сказать ему, что любит его слишком сильно и поэтому не может с ним остаться. — Ты мне не нужен.
При других обстоятельствах Нэш вряд ли поверил бы ее жалкому притворству. Но сейчас он был так расстроен внезапным напоминанием о гибели дочери…
Жестокость ее слов, похоже, задела его за живое. Его взгляд стал осмысленным, сосредоточенным. Он взглянул на Сару, как будто впервые разглядел ее ясно.
— Можешь не беспокоиться, — бесстрастно проговорил Нэш, словно она больше не стоила его внимания, словно он наконец-то насытился ею по горло.
Сара ощутила боль, не сравнимую с той, что когда-либо причинял ей Донован.
“С ним все будет в порядке, — уверяла она себя, уходя прочь, не в силах больше смотреть на него. — С ним все будет в порядке”.
Нэш двигался как будто в тумане. Вместо того чтобы найти попутную машину и проголосовать, он пошел к бензоколонке пешком. Когда кто-то из водителей останавливался и спрашивал, не нужно ли его подвезти, он только отмахивался, давая понять, чтоб проезжали.
Через три часа он уже заливал литр бензина в пустой бак машины Харли. Еще через полчаса он подъехал к бензоколонке и залил полный бак.
Он был настолько погружен в себя, что не замечал ничего вокруг и не обратил никакого внимания на автомобиль, остановившийся позади него, не заметил, как этот автомобиль покинул заправку сразу после него и последовал за ним по шоссе.
26
Было уже за полночь. Франклин Харт закрыл зачитанный до дыр экземпляр журнала “Нэшнл джиографик” за 1985 год и положил его вместе с бифокальными очками на ночной столик. Потом он протянул руку и выключил лампу, прикрепленную к изголовью кровати.
В последнее время его стала мучить бессонница. Он считал, что это несправедливо. Когда ты стар и забот у тебя куда меньше, чем раньше было, казалось бы, спи себе, сколько влезет. Ан нет.
Когда он был моложе и работал по четырнадцать часов в день, сон приходил к нему мгновенно, и он спал крепко, как ребенок. Но те дни миновали. Дни тяжкого труда, когда он поднимался затемно, а домой возвращался много позже захода солнца.
Теперь ему тяжело было ложиться в постель по вечерам и еще тяжелее подниматься по утрам. Дни казались нескончаемо долгой дорогой, по которой уже не было сил идти. Если бы не кроссворды, ежедневно публикуемые в “Сигурни геральд”…
Зимний ветер завывал в трещинах старого двухэтажного фермерского дома. По оконным стеклам стучал снег вперемешку с ледяным дождем.
Скотине худо в такую ночь. Хорошо, что он больше не держал животных. Он все распродал, оставив при себе единственное живое существо — старого пони Сары. Ему просто не удалось сбыть с рук эту старую, хромую, полуслепую клячу. Но бедная животина проживала отпущенные ей годы достойно. Она терпеливо сносила все обиды, наносимые ей детьми, внуками Франклина. Терпела, когда неумелые руки ранили ей рот удилами, когда на нее взгромождались вдвоем, а то и втроем, колотили пятками по ребрам. Терпела, когда ее превращали в единорога, надевая на голову маску с рогом, сделанную из пластмассового кувшина.
Сделанную руками Сары.
Это терпеливое животное заслуживало покоя на старости лет и доживало свой век в довольстве, вместо того чтобы попасть на живодерню и быть пущенным на клей и собачьи консервы.
Да, он видел в бедном старом пони родственную душу. Между ними было много общего. Оба они старые и никому не нужные. Одинокие.
Франклин Харт был одиноким стариком. Кто бы мог подумать, что так все сложится?
Не то чтобы он остался совсем один. Внуки иногда заезжали его навестить. Но он чувствовал, что они делают это по принуждению. Он не говорил на их языке. Он понятия не имел об игровых приставках к телевизору, о кино, которое смотрят нынешние городские дети, о научной фантастике и прочих новомодных причудах.
Земля, тяжелая работа — вот знакомые ему предметы. Вот что у него когда-то было, а теперь он всего лишился.
Он уже почти заснул, когда что-то разбудило его. Его бедное старое сердце забилось часто и неровно. Хорошее, крепкое сердце, уверял его доктор. Вот только склонное по временам к аритмии.
Он лежал в постели, прислушиваясь, затаив дыхание.
Тук-тук-тук.
Вроде бы где-то внизу. Похоже, затянутая сеткой дверь на веранде не заперта и хлопает на ветру. Франклин со вздохом потянулся и включил свет над головой. Потом он отбросил одеяло и спустил голые ноги на холодный дощатый пол, нащупал шлепанцы, которые его дочь Глория подарила ему на прошлое Рождество.
Тук-тук-тук. Вот оно. Опять.
Когда его дочери были маленькими, он вечно им напоминал, чтоб не забывали запирать дверь на ночь.
“Вот подымется сильный ветер и сорвет ее с петель”, — говорил он им.
