разлившимися водами на вершины гор остатки человечества ненадолго переживут гибель нынешней цивилизации. А тем, кто окажется слишком живуч, Морской народ поможет расстаться с этой юдолью слез.
Создавая ихтиандров, метазоологи рассчитывали решить тем самым часть стоящих перед человечеством задач, но творения их, как водится, породили лишь новые проблемы. Ибо, как сказал бы Сан Ваныч, «всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые».[27] Стоило ли, не очистив человеческую душу от скверны, усовершенствовать ее оболочку? Впрочем, как знать, не облагородят ли новые мехи влитое в них старое вино?..
Вытащив из «горба» очередную мину, Радов прищелкнул ее вакуумной присоской к днищу «Бриза» и поплыл к скутеру за новой порцией взрывчатки. Поставленных им мин хватило бы, чтобы потопить сухогруз, грузоподъемностью 20 тысяч тонн. Удвоив их количество, он сделает подъем судна нерентабельным и хоть немного отведет душу.
— Ну что, решил? — обратилась к нему Рита, передавая отвязанные от скутера мины. — Подумай о детях и внуках, брат. Если они у тебя будут, им предстоит жить на тонущей Земле.
— Я рад, что повидался с тобой. Не собираются твои родичи перебираться в теплые края? Например, на Большой Барьерный?
— Ты же знаешь, о терморегуляции наших организмов метазоологи позаботились едва ли не в первую очередь. А из Балтийского в Коралловое море — путь не близкий. Два океана переплыть — это тебе не кот начхал. Да и зачем? Здесь мы родились, здесь и умрем к тому времени, когда Питер разделит участь Венеции и Александрии.
Поднимаясь к черной туше «Бриза», словно врезанной в мутно-светящееся старое зеркало, Юрий Афанасьевич хотел возразить Рите, что судьба этих городов не похожа на постигшее Питер бедствие, но не стал размениваться на мелочи. Венеция, спасением которой специально созданные итальянские и международные комитеты и общества начали заниматься после наводнения 1966 года, пала под натиском волн в 2018-м, так и не дождавшись подмоги и защиты. Участь медленно заливаемой поднимающимся морем Александрии была столь же печальна. Международный строительный концерн, добившийся у правительства Египта заказа на проведение работ по подъему поверхности стоявшего в дельте Нила пятимиллионного города методом глубинной инъекции, допустил ряд стратегических ошибок, в результате которых произошло спонтанное вспучивание и проседание многих участков земли, приведшее к разрушению и затоплению Александрии. Море уже разрушило Гарвич в Англии, Олинде в Бразилии, Амстердам и целый ряд других прибрежных городив, а ведь в течение первой четверти века уровень Мирового океана, вследствие глобального потепления климата, повысился всего на полметра. За вторую четверть века — почти на метр и продолжал расти…
Последняя мина плотно присосалась к обросшему морскими желудями днищу, когда Радов услышал в наушниках мерный рокот спущенных с «Бриза» скутеров. Связанный с гидрофоном сонар выявил наличие трех подводников и, не пытаясь разглядеть их в отбрасываемой судном тени, Юрий Афанасьевич устремился на глубину, к поджидавшей его Рите.
— Пора рвать когти. Они-таки засекли меня.
— Этого следовало ожидать. Ты копался со своими минами как беременная черепаха, и автоматическая служба слежения…
— Зови своего випа, через десять минут мои пласт-малышки сделают большой «Бум!», — прервал Радов сестру и повернул рычаг консервирования монгольфьера. Серебристое облако пузырьков рванулась к поверхности, скутер завибрировал, двигатель наращивал обороты, работая на холостом ходу.
— Не боишься погони? Хочешь, я натравлю на них Долли? — предложила Рита, вцепляясь в упряжь громадной акулоподобной твари, явившейся на ее зов из непроницаемо-темных глубин.
— Сейчас этим ребятам станет не до нас. Ну, разбегаемся? Будь здорова, сестра. Не поминай лихом!
— Будь здоров. Да, вот еще что! Давно хотела сказать, но все случай не выдавался. Быть может, тебе будет интересно узнать, что у тебя есть три племянника. И младшего я назвала в честь тебя — Юрием.
Повинуясь неслышимому Радовым приказу, вип вильнул серпообразным хвостом и ринулся прочь от «Бриза».
— Спасибо, Рита. Береги себя, — сказал Юрий Афанасьевич, посылая скутер в противоположном направлении. Теперь, когда с делами было покончено, ему оставалось выскочить через Северные ворота Дамбы в залив и отыскать там нанятый Стивеном Вайдегреном «Happy day». [28]
Выйдя из спальни, Виталий Иванович Решетников так долго мыл руки в ванной, что Снегин успел выпить рюмку водки, выкурить сигарету и налить врачу чашку кофе, до которого тот был большим охотником. Кофе стыло, Игорь Дмитриевич хмурился, глядя на сиявший в лучах полуденного солнца шпиль часовни Крестовоздвиженской церкви, а врач все не шел и не шел.
Наконец он появился на кухне, потянул огромным орлиным носом и командирским тоном велел:
— Отставить кофе! Задвинем по стопарю, дабы вывести из крови радионуклеиды, грусть-печаль и прочие ОВ! Не жмоться, Гарик, давай посуду поглубже и закусь потолще, гостья твоя скоро завтракать выйдет.
— А как же ваше сердце? — спросил Снегин, наливая Виталию Ивановичу стопку водки и зависая с универсальным ножом над консервными банками, купленными этой ночью.
— Стучит, проклятое. Мне уж давно в райских кушах прогулы ставят, жены с дочерью заждались, а оно всё стучит и стучит. — Он залпом выпил водку. С трудом умастил грузное тело на табурете, отломил корочку от буханки хлеба, понюхал и из правого глаза его выкатилась одинокая слеза. — Стучит и стучит, чтоб ему пусто было…
Виталию Ивановичу близилось к семидесяти. Лет тридцать назад он проводил в последний путь дочь, с рождения страдавшую пороком сердца, потом жену, за полгода, прошедших после смерти дочери, превратившуюся из цветущей женщины в дряхлую, немощную старуху. Лет через десять схоронил вторую жену и теперь доживал свой век один-одинешенек, как дуб из любимой им песни «Среди долины ровныя…».[29]
— Наливай, Гарик, еще по стопарю и не помышляй о том, что я клиентке твоей блок памяти поставлю. Баба она здоровая, сама оклемается. — Виталий Иванович достал из кармана рубашки большой клетчатый платок, вытер слезу и трубно высморкался. — Попереживает маленько, однако ж помучиться малость предпочтительнее, чем в кретинку превратиться. Она, видать, и так не шибко умна, коль с тобой связалась, и усугублять это ни в коем разе не следует.
— Налить-то недолго, — сказал Игорь Дмитриевич, пропуская наезды старого врача мимо ушей и открывая вслед за шпротами банку со спаржей. — А как вы потом за руль сядете?
— А я и не сяду. Останусь у тебя погостить, если не прогонишь старика.
— Отлично, я как раз хотел вас об этом просить! — обрадовался Снегин, действительно собиравшийся просить Виталия Ивановича провести у него грядущую ночь.
— Не думай только, что это я из-за американки твоей остаться хочу. Присмотр мой ей нынче без надобности, — переходя на английский, сказал врач, из чего Снегин заключил, что Эвелина юркнула за его спиной в ванную комнату. — Сон, еда, развлечения — вот все, в чем она нуждается. Пилюли я там на столике кое-какие оставил, но это так, ежели беспричинное беспокойство одолевать начнет. Твое здоровье!
— Cheers! — откликнулся Снегин, поднимая стопку, и, возвращаясь к беседе, начатой в ожидании, когда Эвелина проснется, добавил: — Раз никаких противопоказаний нет, то сегодня же вечером мы и уедем. А вас я попрошу остаться тут до утра. И пожертвовать мне свою замечательную куртку. Иначе incertum est, quam longa nostrum cujusque vita est.[30]
— Бери, дерьма не жалко! — величественно махнул рукой Виталий Иванович. — Преступность, равно как и число несчастных случаев, растет с каждым годом, и я бы на твоем месте тоже бежал отсюда сломя голову. А виноваты во всем, ежели ты хочешь знать, геопатогенные зоны. Видел ты эти проклятые карты тектонических разломов, проходящих под городом? Заходи, красавица, присаживайся к столу! — позвал он появившуюся в коридоре Эвелину. — Послушай, о чем мы тут судачим, заодно и пару гамбургеров скушай, нельзя же одними пилюлями питаться.
Виталий Иванович был немного актером, как и положено хорошему врачу, и Эвелина не устояла перед его радушным приглашением. Снегин подвинулся, пропуская ее к столу, и, чтобы подыграть Виталию Ивановичу, сказал, что да, видел карты пресловутых тектонических разломов и их пересечений, выявленных питерскими геологами еще до того, как часть города погрузилась под воду.
— На первый взгляд вся эта гадость похожа на огромную реку со множеством ручейков, рукавов и притоков… — увлеченно продолжал Решетников, по- хозяйски разливая водку по стопкам.
Не обнаружив третьей стопки, он укоризненно уставился на Снегина, и тот безропотно полез в шкаф, успокаивая себя тем, что врачу, в конце концов, виднее, когда пациенту пить, а когда воздержаться.
— Причем самыми страшными являются не сами тектонические разломы, а места их пересечений. Статистика показывает, что в большинстве зданий, стоявших над этими пересечениями, называемыми еще узлами, наблюдается повышенная заболеваемость всем, чем только можно. Сердечно-сосудистой системы, различными инфекциями, лейкемией, ишемией, рассеянным склерозом и раком. От 30 до 100 онкобольных насчитывается в них на каждую тысячу человек. Представляешь? — обратился Виталий Иванович к Эвелине и, не дав ей ответить, добавил: — Весь город, можно сказать, находится в зоне повышенной заболеваемости и стервозности. И ежели в нем водку не пить, так в ящик сыграть недолго. Ваше здоровье!
Повинуясь магическим пассам врача, Эвелина опустошила стопку и приняла из рук Снегина вилку с наколотым на ней бледно-желтым кусочком маринованной спаржи. Потянулась за бутербродом со шпротами, и Игорь Дмитриевич подумал, что Решетников настоящий чародей — после его осмотра молодая женщина перестала походить на поломанную куклу, вон даже кровь к щекам прилила!
— Всё это так, однако многие мегаполисы основывались в устьях рек. Ну, например, Нью-Йорк, — с умным видом изрек Снегин. — А все крупные реки имеют тенденцию развиваться в местах с тектоническими нарушениями. Читал я даже, что воздействие этих самых геопатогенных зон стимулирует в людях творческое начало.
— Вредоносные зоны располагаются не только в устьях рек. Они зафиксированы также над подземными водотоками и древними, засыпанными речными руслами. Над тоннелями, месторождениями полезных ископаемых, различными подземными сооружениями, — продолжал гнуть свое Виталий Иванович. — Для человечества в целом геопатогенные зоны, может, и впрямь полезны, поскольку способствуют внутривидовому естественному отбору. Но с тем же основанием можно сказать, что человечеству полезны войны и прочие потрясения. Ведь помимо упомянутого уже отбора, они стимулируют развитие техники и устраняют избыток людей. Ежели подходить к ним как к регулятору численности населения, они являются безусловным благом. Таким же, как в Средние века являлись оспа, чума, холера и сибирская язва. Верно я говорю?
