доказательство — подробности, которые знают только Энн и Филип. И незачем восклицать «однако!» только потому, что у тебя не хватило смелости заявить об этом вслух! Мы ведь собрались здесь, чтобы установить истину, не так ли? А каким еще способом мы можем ее найти? Что толку в ханжестве? Если она сумеет рассказать Филипу то, что могла знать только его жена — значит, она Энн. В противном случае она самозванка.
Не дослушав Инес, Лилла обошла вокруг стола и села рядом с Линдолл. Пожав хрупкие пальцы Лин, Лилла обнаружила, что они холодны как лед.
— Лин, почему бы тебе не пожить у нас? Завтра Перри опять уезжает. Хочешь, сразу отправимся к нам?
Не глядя на нее, Линдолл возразила:
— Чтобы испортить вам последний вечер вдвоем? Нет-нет!
— А если завтра? Пожалуйста, согласись, помоги мне! Кузина Инес зарится на нашу свободную комнату. Ей надоело торчать в эвакуации в Литтл-Клейбери. Она считает, что бомбежек больше не будет и торопится вернуться в город, а я этого не вынесу.
Ее заглушал гул голосов. Говорили все разом, кроме Перри и мистера Элвери. Линдолл торопливо и приглушенно пообещала:
— Я приеду.
— Это было бы замечательно!
Собравшиеся еще продолжали спорить, когда дверь открылась, и в комнату вошла Энн в сопровождении Филипа. Энн улыбалась, Филип был смертельно бледен. Он остался стоять на пороге, она вернулась на прежнее место. Ни на кого не глядя, Филип объявил:
— Я совершил ошибку. Еще три года назад. Я должен просить у нее прощения. Это Энн.
Глава 13
Ночевать в Джоселинс-Холте никто не остался. Воспользоваться гостеприимством хозяев была не прочь только Инес, но поскольку ее намеки прошли незамеченными, она покинула дом так же, как явилась в него, в обществе Перри и Лиллы.
В порыве великодушия Милли Армитидж отозвала Лиллу в сторонку.
— Послушай, я не желаю видеть Инес здесь — у нас полно хлопот и без нее. Но если она испортит тебе последний вечер перед отъездом Перри, я предложу ей остаться. С другой стороны, это не мое дело. Энн вернулась, дом принадлежит ей, а я здесь только гостья.
Лилла ответила ей ласковой улыбкой.
— О такой гостье можно только мечтать. Насчет кузины Инес не беспокойся: она остановилась у своей подруги Роберты Лоум, и они еще не успели поссориться, хотя, боюсь, уже на грани разрыва. Лин пообещала приехать завтра ко мне, так что все улажено. А что будет с тобой?
Милли Армитидж состроила гримаску.
— Филип хочет, чтобы я осталась здесь. Но без согласия Энн я, разумеется, не могу принять его приглашение. Правда, она вроде бы не возражает, так что некоторое время я поживу у них, хоть мне будет и нелегко.
— Да, — подтвердила Лилла, пожала ладонь Милли, и они дружески расцеловались.
Вернулся Филип, провожавший гостей, и заметил, что кузина Инес — несомненно, самая несносная женщина на свете. Уже на пороге она начала игриво трясти кудрями и сыпать почти непристойными намеками о втором медовом месяце — последние из них она прокричала во весь голос, высунувшись из окошка такси.
— Тереза тоже была хороша! Она вечно затевала ссоры, всюду лезла, вмешивалась не в свое дело, но при всем этом была жизнерадостна и отнюдь не мстительна. И волосы она не красила — по крайней мере, когда я видел ее в последний раз. Помню, на голове она носила подобие громадного серого вороньего гнезда.
— Да, так она была причесана в день нашей свадьбы, — подхватила Энн беспечным, довольным голосом, словно с самой свадьбы ее жизнь была безоблачной.
А потом, прежде чем присутствующие успели обратить внимание на мрачное молчание Филипа, Энн любезно заговорила с Томасом Джоселином и мистером Кодрингтоном. Из «самозванки», призванной на семейный совет, она мгновенно превратилась в настоящую Энн Джоселин, вежливо, но твердо выпроваживающую гостей из Джоселинс-Холта.
Спустя несколько часов, незадолго до ужина, Филип разыскал Линдолл, сидящую в одиночестве в большой гостиной. Она успела переодеться в темно-красное домашнее бархатное платье, в складках которого играл отблеск огня. В комнате горела всего одна лампа под абажуром, стоящая у дальнего окна. Линдолл ютилась у камина, съежившись и протянув обе ладони к огню. Минуту Филип стоял молча, глядя на Лин, затем подошел к камину и снова застыл.
— Нам надо поговорить.
Лин не шевельнулась, только ладони едва заметно вздрогнули.
— Да, — коротко отозвалась она.
Филип смотрел не на нее, а на пламя в камине.
— Разум и логика убеждают меня, что она Энн, но все остальное кричит: «Это чужая женщина». Как же быть?
Лин ответила слабым голосом усталого ребенка:
— Разве я вправе давать тебе советы?
— Нет. Думаю, мы с ней и в самом деле чужие люди. Все, что связывало нас, осталось в давнем прошлом. Мы разошлись в разные стороны, наши пути вряд ли пересекутся вновь. Она считает, что это возможно, что мы просто обязаны попытаться вновь стать близкими. А я твержу, что она мне ничем не обязана — как и я ей. Но она считает, что я перед ней в неоплатном долгу. В минуту опасности я бросил ее, спасся сам, оставив ее погибать.
— Филип! — Лин обернулась и пытливо вгляделась в его лицо.
— Лин, неужели ты не понимаешь, как это выглядит со стороны? Что может подумать посторонний человек, услышав нашу историю? Я вернулся на родину без Энн, я принял за нее другую женщину, мне достались все деньги Энн, до последнего гроша. А когда она вернулась домой, ее узнала ты, узнала тетя Милли, миссис Рамидж, мистер Кодринггон, все родственники. Но я продолжал уверять, что она не Энн, и не желал прислушиваться к доводам рассудка и видеть доказательства ее правоты. И мне было незачем расставлять точки над «и». Видишь, как это выглядит? Я бросил ее, солгал и сделал вид, будто не узнаю ее.
— Филип, прошу тебя…
Поток торопливых, горьких слов прервался, но всего на минуту. Филип уставился на Линдолл так, словно увидел не ее, а бездонную пропасть и себя самого, стоящего на самом краю, готового обрушиться вниз.
— Неужели ты ничего не понимаешь? А мистеру Кодрингтону все ясно. Он доходчиво объяснил мне, как я должен быть благодарен Энн — за то, что ей хватило мужества выдержать семейный совет. Если бы она предпочла возбудить судебный процесс, если бы выказала недовольство, если бы не проявила такой отваги и решимости, меня смешали бы с грязью. Она хочет загладить свою вину, хочет, чтобы мы стали друзьями и дали друг другу шанс. И она вовсе не требует, чтобы я относился к ней, как к жене, — просит только чтобы мы пожили некоторое время под одной крышей, изредка появлялись вдвоем на людях, пока не утихнут сплетни. Что же мне делать? Разве я могу отказать ей?
— Нет, — ответила Линдолл. Она поднялась, двигаясь медленно и неловко из опасения, что колени вот-вот задрожат. Лин старалась держать себя в руках, но от усилий была похожа на куклу с руками и ногами на шарнирах.
Выпрямившись, она тихо добавила:
