Мужчины сели. Лэм начал:
— Нас известили, что это дело требует особой конфиденциальности — в нем замешан шпионаж. А теперь еще и убийство.
— Вы уверены, что это не самоубийство? — уточнил Филип.
— О самоубийстве не может быть и речи: из-за расположения раны, отсутствия оружия и так далее. В нее кто-то стрелял. А теперь я задам вам вопрос в лоб: она была жива сегодня утром, когда вы покидали квартиру?
Филип Джоселин вскинул брови.
— Конечно была!
Лэм продолжал допрос размеренным, серьезным голосом, слегка выкатывая глаза и не спуская с Филипа проницательного, немигающего взгляда. Ничто не выдавало в нем волнения — ни дрожь век, ни едва заметные гримасы на одутловатом багровом лице. Жесткие черные волосы инспектора окружали лысую макушку. Он снял пальто, но даже в костюме едва помещался в кресле, сидя совершенно неподвижно и положив ладони на круглые колени.
— Эксперт определил, что она умерла несколько часов назад. В какое время вы ушли из дома сегодня утром?
— Без двадцати девять.
Лэм кивнул.
— Вы позавтракали?
— Выпил кофе, — предельно лаконично ответил Филип.
Лэм хмыкнул.
— Потому что вчера вечером вам подсыпали снотворное? — Судя по тону, он сильно сомневался в целебных свойствах кофе.
— Да.
— Значит, пока вы спали, ваш портфель с бумагами из министерства открыли вашим же ключом и ознакомились с его содержимым?
— Да.
— Отпечатки леди Джоселин…
Филип резко перебил:
— Она не была ни моей женой, ни леди Джоселин. Убитая — вражеская шпионка по имени Энни Джойс.
— Но она выдавала себя за леди Джоселин?
— Да.
— Ее отпечатки нашли на ключах и бумагах в портфеле?
— Да.
— Это были секретные документы?
— Поддельные, но по виду неотличимые от настоящих. В портфеле лежал и поддельный ключ к шифру, но там не было ничего, что могло бы представлять ценность для шпиона.
— Значит, вы предвидели, что портфель попытаются вскрыть?
— Я считал, что это вполне возможно, и не хотел рисковать. Видите ли, я согласовал действия с разведкой и получил инструкции.
— А вы предчувствовали, что вас попытаются усыпить?
— Нет. Но это неважно — правда, я только сейчас начинаю приходить в себя. Предугадать все я не мог. Обычно я сплю крепко, и она могла бы этим воспользоваться.
— А она знала, что вы крепко спите?
— Нет.
Фрэнк Эбботт записывал, склонившись над гладко отполированным столом и отражаясь в его блестящей поверхности. В этой гостиной все сияло чистотой — кроме камина с кучей вчерашней золы. Фрэнк размышлял: «Он чего-то не договаривает. Если она была жива, когда он уходил, как он мог без четверти час узнать, что она умерла? Из министерства он вышел в половине первого. Мы приехали сюда первыми, он не Успел побывать дома».
Лэм продолжал:
— Вернемся к погибшей. Разумеется, я читал в газетах о том, как она вернулась из Франции и заявила, что она и есть леди Джоселин. Можно узнать, были ли сообщения в прессе достоверными и точными?
— Пожалуй, да. Я читал лишь некоторые.
— Вы поверили ей, признали, что она леди Джоселин?
— Нет.
— Не могли бы вы пояснить свой ответ?
— Пожалуйста. Я знал, что это не моя жена. Она была похожа на Энн, знала все, что могло быть известно только моей жене, но я чувствовал, что рядом со мной — чужой человек. Остальные родственники сразу поверили ей и не могли понять, откуда у меня взялись сомнения.
— Сходство было явным?
— Явным, поразительным и тщательно сфабрикованным.
— Чем вы его объясните?
— Все очень просто. Мой отец стал наследником своего дяди, сэра Эмброуза Джоселина. У Эмброуза был незаконнорожденный сын, отец Энни Джойс, и законнорожденная дочь — мать моей жены. В нашей семье большинство характерных черт передается из поколения в поколение, но все равно сходство было поразительным.
— Энни Джойс и леди Джоселин приходились друг другу двоюродными сестрами?
— Да.
Лэм поерзал на месте и слегка подался вперед.
— Если вы твердо знали, что погибшая — не кто иная, как Энни Джойс, почему же вы позволили ей выдавать себя за леди Джоселин? Ведь она жила здесь на положении вашей жены и под этим именем, верно?
Гнев и гордость отразились на лице Филипа. Он отвечал инспектору потому, что считал это своим долгом, понимал, что скрытность повредит ему, и знал, что его единственный козырь — равнодушие.
— Одно время я верил, что она та, за кого себя выдает. Доказательства были слишком убедительны.
— Какие доказательства, сэр Филип?
— Выяснилось, что ей известны подробности нашей семейной жизни, о которых знали только мы с женой. После этого у меня не осталось выбора. Я считал, что обязан сделать шаг ей навстречу. Она выразила желание поселиться со мной.
— Значит, какое-то время вы верили ей?
— Недолго.
— Почему же вы изменили свое мнение?
— От давней подруги моей жены, которая была ее подружкой у нас на свадьбе, я узнал, что леди Джоселин вела чрезвычайно интимный и подробный дневник. Я сразу понял, что именно этот дневник стал источником, из которого Энни Джойс черпала сведения, чтобы убедить меня.
— Когда вы узнали о дневнике?
— Позавчера.
— И вы обратились в разведку?
— Нет, сотрудники разведки обратились ко мне — они получили тревожную информацию относительно Энни Джойс. Мне предложили принести домой поддельные документы и старый ключ к шифру и невзначай упомянуть о них в присутствии Энни. Она подсыпала мне в кофе снотворное и открыла портфель. Я принес разведчикам несколько предметов с отпечатками ее пальцев для сравнения. Они установили, что отпечатки на портфеле принадлежат Энни.
Минуту Лэм сидел молча. В тишине было слышно, как он постукивает ногой по полу. Входная дверь квартиры с грохотом захлопнулась. В гостиной вновь воцарилась тишина. Лэм не спешил заговорить.
