слабым голосом проговорила:
— Мисс Кэрью?
Хилари кивнула:
— Вы не хотите меня впустить? Я с удовольствием выпила бы чашку чая. Вы даже не представляете, с каким удовольствием я бы ее выпила. Я тут, понимаете, упала с велосипеда. Выгляжу, наверное, так, будто продиралась сквозь заросли колючек. Могу я войти и привести себя в порядок?
Миссис Мерсер все еще держалась одной рукой за раковину. Другой она схватилась за сердце.
— О, мисс, как же вы меня напугали!
— Простите, я не хотела.
Миссис Мерсер не отрываясь смотрела на Хилари.
— Вам лучше уехать, — проговорила наконец она.
— Возможно, — согласилась Хилари. — Только вряд ли это получится. От велосипеда мало чего осталось. Почему бы вам не впустить меня и не угостить чаем?
— Мой муж не любит гостей. Я жду его с минуты на минуты.
— На столе только одна чашка.
Миссис Мерсер явно разозлилась.
— Позвольте уж мне самой решать, кого приглашать в дом, а кого нет! Вас я, например, сколько помню, сюда не звала! Вы вообще в своем уме, что здесь оказались? Или вам больше заняться нечем, кроме как выслеживать людей и навязываться тем, кто вас знать не желает? Немедленно уходите! И чем скорее, тем лучше, потому что если Мерсер вас здесь застанет… Если Мерсер вас здесь застанет…
Если первый раз ей еще удалось произнести это имя злобным шепотом, то на второй силы ее оставили. Ее голос сорвался на хрип, а глаза с ужасом уставились в одну точку, где воображение вывесило для нее картину: Альфред Мерсер, возвращающийся домой и застающий их — вместе.
— Миссис Мерсер! — настойчиво позвала Хилари. — Мне только нужно вас кое о чем спросить. Я вовсе не хочу здесь оставаться. Мне нужно возвращаться в город.
Миссис Мерсер высунула бледный язык и быстро облизнула пересохшие губы.
— Так уезжайте. Уезжайте, уезжайте, пока можете.
Хилари кивнула.
— Я хочу уехать точно так же, как вы — от меня избавиться. И сделаю это в ту же минуту, как вы расскажете мне то, что я хочу знать. Кстати, советую поторопиться, если вы не хотите, чтобы Мерсер застал меня здесь. Только лучше бы вы все же пустили меня в дом.
Бледный язык миссис Мерсер снова прошелся по ее губам.
— Я… я не могу. Он мне сердце вырежет.
Спина Хилари покрылась мурашками — не столько от самих слов, сколько от того, с каким невыразимым ужасом они были произнесены. От такой беседы толку было немного. Хилари перегнулась через подоконник еще дальше и ухитрилась схватить миссис Мерсер за запястье. Оно было ледяным, а пальцы, вцепившиеся в край раковины, — каменными.
— Послушайте, — сказала она. — Мне нужно знать, что вы имели в виду, когда говорили, что хотели видеть Марион Грей во время суда.
Миссис Мерсер попыталась высвободиться, но ей это не удалось.
— Я хотела. Я пыталась. Никто не может сказать, что я не пыталась. Я думала, он меня убьет.
— Я верю вам, верю. Но зачем? Зачем вы пытались ее увидеть? Что вы хотели ей рассказать?
Она почувствовала, как бешено забился пульс под ее пальцами, и сжала их еще сильнее. При мысли, сколько несчастья и горя они уже вынесли и сколько им еще предстоит, у нее слегка закружилась голова. И самым страшным из этого была не боль, не смерть и даже не убийство — это была необходимость продолжать жить, когда твою душу выжгли уже дотла. Она подумала о том, какой Марион была и какой она стала. Когда она заговорила, ее голос дрогнул:
— Вы спрашивали меня о Марион. Если бы вы увидели ее теперь, вы бы просто не выдержали. Поверьте мне. Скажите мне: зачем вы хотели ее увидеть и что собирались ей рассказать? Вы говорили, что тогда все было бы по-другому. Вы говорили мне это в поезде. Так что же вы хотели ей рассказать?
Миссис Мерсер уже не пыталась вырваться. Ее руки безвольно скользнули вниз, и она тихим усталым голосом произнесла:
— Слишком поздно.
— Скажите! — настаивала Хилари.
Миссис Мерсер безвольно покачала головой — казалось, у нее просто не осталось сил держать голову прямо, и она безвольно болтается из стороны в сторону.
— Отпустите меня! — попросила она.
Хилари лишь крепче сжала ее запястье.
— Что вы хотели ей рассказать?
И миссис Мерсер расплакалась. Ее нос сморщился, и слезы, оставляя по обе стороны от него влажные блестящие дорожки, потекли к уголкам губ.
— Слишком поздно, — проговорила она, глотая слезы. — Меня воспитали в вере, и я знаю, что натворила. Я не смею больше читать Библию, не смею молиться, но и обещание, данное мною Мерсеру, я нарушить тоже не смею. Если бы мне удалось сказать ей тогда, возможно, это что-то бы изменило. Теперь нет. Прошлого не воротишь и сделанного тоже не вернешь. Если Мерсер узнает, он убьет меня, а я не хочу в ад.
Она больше не задыхалась. Ее голос был слабым и едва слышным, но он больше не прерывался. Хилари встряхнула запястье, которое держала в своей руке.
— Да вы уже в аду, — сказала она. — Все, кто поступает против совести, все они уже в аду. Неудивительно, что вы несчастны. Скажите мне, что вы хотели рассказать Марион. Прошу вас. Я не уйду, пока не получу от вас ответа. Неужели вы хотите, чтобы Мерсер вернулся и застал меня здесь? Поймите — я просто не могу уйти без ответа.
Теперь уже миссис Мерсер перегнулась через подоконник.
— Он убьет вас, — прошептала она. — Хлебным ножом, отверткой, все равно чем, и скажет, что это сделала я — обязательно скажет, — потому что я сумасшедшая. Он всем говорит, что я сумасшедшая, и, убив вас, скажет, что это сделала я. И меня свяжут и посадят под замок — потому что он скажет им, что я сумасшедшая.
У Хилари сжалось сердце. Неужели это правда? Неужели? Очень медленно, очень испуганно и совсем по-детски она спросила:
— А вы… вы действительно сумасшедшая, миссис Мерсер?
Женщина разрыдалась.
— Да нет же, нет! Но это чудовище просто сводит меня с ума! О мисс, почему я до сих пор жива? Как бы мне хотелось умереть, мисс!
Хилари больше не боялась. Ей удалось дотянуться и погладить миссис Мерсер по вздрагивающему плечу. Оно оказалось ужасно худым и тонким.
— Ну не плачьте, миссис Мерсер. Если вы сказали на суде неправду — а я думаю, так оно и было, потому что я знаю Джефа и знаю, что он никогда никого не убивал, — если вы это сделали, «неужели не ясно, что единственный ваш шанс спастись — это все исправить, рассказав теперь правду? Вы боитесь оказаться в аду! Еще бы вам не бояться, если Джеф в тюрьме, а Марион так несчастна. Но только представьте, насколько тяжелее вам было бы, если бы его повесили и вы уже ничего — ничего! — не могли исправить. Разве мысль, что все еще можно исправить, и исправить прямо сейчас, не приносит вам облегчения? Вы ведь не хотите больше страдать? Правда ведь, не хотите?
Миссис Мерсер резко вырвала руку.
— Не знаю, о чем это вы говорите, — сказала она. — Уходите, пока чего-нибудь не случилось.
Глаза Хилари защипало. Ведь она думала — нет, она была уверена, — самые безумные надежды уже кружили ей голову, и вдруг все рухнуло.
Миссис Мерсер отступила к двери на кухню и остановилась, прислонившись к косяку. В ее голосе появилось злорадство.
— Вернетесь на дорогу, повернете налево, а дальше все прямо до самого Ледлингтона. Где ваш
