людоед, была ему еще более отвратительна…
— Ты так погрузился в мечты, что совсем меня не слушаешь— Зачахар тронул Эвриха за плечо, и аррант вздрогнул, как от прикосновения раскаленного железа.
— Нет, почему же, я внимательно слежу за ходом твоих рассуждений. Работа катапульты сходна с работой самострелов, которые не так давно стали мастерить нарлакские оружейники. — Эврих окинул взглядом висящее на настенном ковре оружие. — У тебя я ничего подобного не вижу, да здесь, верно, о них еще и не слыхали. Если бы я знал, что тебя это заинтересует, то сделал бы подробный рисунок или даже макет катапульты, посылавшей на моих глазах булыжники на полторы тысячи локтей и дальше. Для этого не надо переделывать созданную тобой баллисту, у катапульты совсем другая конструкция.
— Нарисуй, — предложил Зачахар, протягивая арранту перо.
— Я лучше покажу, чем она отличается от лука, — сказал Эврих, недоумевая, почему не возвращаются подводы с Огненным зельем. Снял со стены висевший между копий, мечей, топориков и клевцов лук, натянул предусмотрительно отпущенную тетиву и потянулся к саадаку за стрелой.
— Мне случалось видеть рисунки саккаремских катапульт, представляющих собой огромный лук, наподобие тех, с которыми мономатанцы охотятся на слонов. Оружие это на редкость неуклюжее и имеет мало общего с катапультами аррантов. Изготовляемые моими соотечественниками катапульты состоят из длинного желоба с прочной поперечной рамой спереди, по бокам которой крепятся пучки туго скрученных жил. В середину каждого пучка вставляется по рычагу…
— Что это там за шум? Кого еще Хегг на мою голову несет? — пробормотал Зачахар и двинулся к окну. Из кабинета его, расположенного на втором этаже правого крыла дома, открывался превосходный вид на центральные ворота, такие же мощные, как высокая каменная стена, окружавшая главное здание и несколько длинных складских помещений.
Эврих зажмурился, вызывая в памяти растерзанные Зачахаровыми «куколками» тела хамбасов, и поднял лук.
— Зачахар!
Тщедушный человечек замер, положив руку на оконный запор, и, уловив что-то странное в голосе гостя, медленно обернулся. Вытянутое лицо его с бесцветными бровями домиком побледнело, узкие губы искривила жалкая усмешка, прядь пегих волос упала на глаза, в которых застыло безнадежно-тоскливое выражение попавшего в западню зверька.
Щелкнула тетива, оттянутая Эврихом до самого уха, и длинная стрела по самое оперение беззвучно вонзилась в грудь Зачахара, бросила сухощавое тело изготовителя Огненного зелья на окно, набранное из крупных кусков полупрозрачного стекла. Изо рта человека, в неуемной своей гордыне величавшего себя придворным магом, хлынула кровь. Бездыханное тело сползло с широкого подоконника на пол, пятная кровью бледно-бежевые плиты песчаника.
«Впитается — не отмыть будет», — подумал Эврих и, не выпуская из рук лука, шагнул к окну. Не поднимая тяжелую раму, прильнул глазом к стеклу. Миновав дюжих привратников, крытые холстиной подводы с грохотом объезжали дом и вот-вот должны были свернуть за угол. Стало быть, если возницы не получат новых приказов, подводы они поставят во дворе. А начальник охраны сейчас будет здесь. Может статься, еще и с телохранителем, который стоял при входе на лестницу.
Аррант бросил последний взгляд на Зачахара — вышитые по золотой парче алые драконы изломаны и перекручены, в застывшем лице ни кровинки — и рванул дверь в смежную с кабинетом комнату. В одной из них, расположенной слева от окна, была устроена мастерская, в другой — той, что справа, — кладовая, в которой изобретатель хранил образцы своих изделий. Как раз то, что Эвриху в данный момент нужно.
Окинув цепким взором тянувшиеся вдоль стен стеллажи, заставленные горшками, кубышками, металлическими трубками и цилиндрами, начиненными Огненным зельем, аррант удостоверился, что с тех пор, как Зачахар показывал ему свой арсенал, ничего здесь не изменилось. Осталось только сообразить, каким образом его лучше использовать.
Чиркнув кресалом, Эврих раздул тлеющий трут и поднес крохотный огонек к одному свешивавшемуся из горшка фитилю, к другому… Сунул за пазуху три бронзовых «куколки» и ринулся в кабинет. Сорвал со стены саадак со стрелами и, услышав звук приближающихся по коридору шагов, юркнул в мастерскую.
Наложил на тетиву стрелу и мысленно воззвал к Небожителям, дабы позволили они ему выскочить в коридор прежде, чем догорят фитили. Дело сделано только наполовину, и в доме этом прольется еще немало крови, прежде чем он покинет его. Если покинет…
В дверь кабинета постучали, но Зачахар, как и положено образцовому покойнику, безмолвствовал — с пяти шагов Эврих не мог промахнуться, хотя стрелком был посредственным. Стук повторился, дверь распахнулась, и в кабинет заглянул телохранитель — здоровенный степняк с бегающими колючими глазками и огромным кривым мечом у пояса. Издав похожий на приглушенное рычание возглас, он бросился к телу своего хозяина, а в дверном проеме возник воин в блестящем медном нагруднике.
Эврих вскинул лук, и стрела, с хрустом проломив панцирь, впилась в тело воина. Аррант отшвырнул лук и ринулся к спасительной двери, моля Великого Духа, чтобы никого больше в коридоре не оказалось. Телохранитель Зачахара яростно взвыл за его спиной, что-то грохнуло, ахнуло, здание вздрогнуло, и тугая струя воздуха швырнула Эвриха на противоположную стену коридора. Снова загрохотал рукотворный гром, но аррант, не обращая на него внимания, вскочил на ноги и рысцой бросился вдоль коридора. В дальнем его конце заметались фигурки воинов с обнаженными мечами, Эврих рванул первую, расположенную по левую руку от него дверь, вторую, третью — заперто, заперто, заперто! Четвертая дверь поддалась, он ввалился в библиотеку, и в этот момент в кабинете Зачахара громыхнуло так, что с полок посыпались книги и свитки. «Скольв же этого пакостного зелья он у себя под боком хранил?» — мельком подумал Эврих, задвигая засов и кидаясь к окну с частично выбитыми от сотрясения стеклами. Попытался поднять раму — не получилось ее перекосило и заклинило. Ударил локтем в свинцовые переплеты, удерживавшие куски стекла неправильной формы. Сделанная из мягкого металла паутина поддалась, прогнулась. Тратя драгоценные мгновения, он ударил еще и еще раз, морозный воздух обжег разгоряченное лицо, и аррант по пояс высунулся из окна.
Ага! Подводы с бочонками, приготовленными Зачахаром для демонстрации работы баллисты, которая должна была состояться нынче на Совиной пустоши, стояли у каменной стены занимавшего едва ли не весь внутренний двор сарая. Того самого, в котором безглазые и безъязыкие рабы изготовляли Огненное зелье и начиняли им горшки, бронзовые цилиндры и прочие емкости, превращая их в непревзойденные орудия для убийства людей.
Вытащив из-за пазухи бронзовую «куколку», Эврих чиркнул кресалом. Дунул на трут — ну разгорайся же! Запалил фитиль и, размахнувшись, метнул «куколку» на прикрывавшую бочонки холстину. За первой последовала вторая «куколка». Мгновение Эврих помедлил, борясь с искушением бросить им вслед и третью, последнюю, но, раздумав, ринулся прочь из библиотеки. Врезался в толпу бегущих по коридору людей, впечатал кулак в чью-то скалящуюся харю. Получив страшный удар в ухо, покатился по полу, и тут во внутреннем дворе жахнуло так, что здание подпрыгнуло, по стенам разбежались трещины, с потолка посыпалась штукатурка, коридор наполнился пылью и дымом…
Где-то за спиной орали и ругались, кто-то жалобно выл и визжал, но Эврих знал, что это только начало. Выбравшись из мешанины тел, он поднялся на четвереньки и устремился вперед. Ему надо достичь лестницы, прежде чем… От страшного грохота заложило уши, пол рванулся из-под ног. Врал, врал Зачахар, что пожертвовал для испытаний баллисты все имевшиеся у него запасы Огненного зелья!
Кашляя и отплевываясь от забившейся в горло пыли, аррант дополз до лестницы, и вздыбившийся под ним пол швырнул его на ступени. Он покатился вниз, в зияющий чернотой провал, в глазах замелькали разноцветные круги, что-то колотило его по ребрам, пинало, ломало, дробило на части, будто попавшее в обмолот зерно…
Эврих разлепил веки и покрутил головой — кажется, он оглох. Но судя по тому, как содрогалось здание, грозя погрести его под своими обломками, вызванное им светопреставление еще не кончилось. В двух шагах от него рухнула деревянная балка, посыпались обломки каменных плит, пахнуло паленым, что-то придавило ему ногу, и он из последних сил рванулся к маячившему впереди светлому пятну…
Он не помнил, как вместе с дюжиной слуг и воинов вывалился из дома и, увлекаемый обезумевшей толпой, сумевшей-таки вырваться из внутреннего двора, бросался к воротам. И, не добежав до них двух десятков шагов, замер.
Подобно другим, оглохшим, потерявшим человеческий облик беглецам, он не мог слышать, что кричали сгрудившиеся у ворот воины в медных нагрудниках, но вид окровавленных мечей и копий в их руках, куча трупов у ног были убедительнее всяких слов. Толпа подалась назад, однако вспыхнувший в доме пожар отрезал ей путь к отступлению.
— Ну, погодите же! — пробормотал Эврих. Сунул руку за пазуху изорванного халата, но третья «куколка» выпала, видимо, во время бегства, когда он катился по разрушенной лестнице. Метательные ножи, правда, были на месте, однако руки арранта тряслись столь сильно, что он отказался от мысли использовать это оруяуде против «медногрудых» без крайней необходимости.
Между тем обгорелая, напуганная до полусмерти кучка несчастных, разевающих рты в неслышимых им самим криках, вновь подалась к воротам, за которыми было спасение. Стражники дрогнули, широкие, окованные бронзой створки распахнулись, и хлынувшая к ним толпа застыла как вкопанная, узрев на том месте, где только что суетились «медногрудые», бочонок с коротким, радостно искрящим фитилем.
«Конец. Теперь уже точно конец! — подумал Эврих, бросаясь на землю и закрывая голову руками. — Зачем они это сделали? О Всемилостивый Отец Созидатель, это-то они зачем сделали?!»
Земля взбрыкнула, как норовистый конь, и аррант почувствовал, что летит в бездонную пропасть. Он падал, падал и падал, радуясь, что всему этому ужасу пришел конец и ему больше не надо изображать из себя палача, терзаться, принимая заведомо неверные решения, мучиться от сознания собственного несовершенства, вынудившего его уподобиться ненавидимым им убийцам. И только одно, одно-единственное омрачало эту радость: почему не позволил ему Великий Дух расстаться с жизнью до того, как он пролил кровь безоружного? До того, как он совершил убийство? Почему не погиб он во время резни на «Морской деве», не сгинул в Ржавом болоте, не пошел ко дну вместе с Астамером, не задохнулся в чреве кита-отшельника? Неужто так уж необходимо было Небожителям превращать его в убийцу? Зачем? Или мало их и без того в этом гнусном мире?..
18
Догнав повозку, Кари придержала вороного, и тот, выдыхая клубы пара, перешел на шаг. Пристроившись за повозкой, он вскоре начал вопросительно коситься на хозяйку: неплохо было бы, дескать, обогнать скрипучую колымагу, однако девушка оставалась безучастной к его безмолвным призывам; Ей не хотелось разговаривать с сидящими в повозке женщинами, к тому же по опухшему лицу ее и покрасневшим глазам они сразу догадаются, что она плакала, начнутся расспросы… Но что она может сказать им, если сама не знает, зачем Эврих решил вернуться в Матибу-Тагал? Сказать ничего не скажет, а разревется наверняка. Никогда плаксой не была, и надо же так раскиснуть из-за какого-то смазливого чужеземца…
— Кари? Подъедь-ка сюда на пару слов! — позвала ее Алиар.
