туфли рядом с кроватью и забралась на постель, уложив подушки таким образом, чтобы можно было удобно на них облокотиться. Она с удовлетворением подумала о том, что слух у нее по-прежнему прекрасный, так что ей не составит труда услышать, если где-нибудь будет отворяться дверь.
Мисс Силвер вздохнула. Что ни говори, а бодрствовать посреди ночи в таком большом и унылом доме — не самое приятное из занятий. Она вынуждена была даже признаться себе, что ей не просто «немного не по себе», а по-настоящему одиноко и грустно. Как же ей сейчас не хватало ее старой подруги, мисс Марпл! Вот уж кто действительно ее понимал! Вот с кем можно было обсудить не только новый рецепт или новую выкройку, но и любое, сколь угодно головоломное дело. Они, впрочем, виделись крайне редко, но зато в прошлом году, под Рождество… Мисс Силвер прикрыла глаза, и перед ее мысленным взором потянулись счастливые картины прошлого Рождества, которое они провели вместе.
Мисс Марпл приехала одиннадцатичасовым. Встретив подругу на Чаринг-Кросс, мисс Силвер первым же делом повела ее в расположенное неподалеку кафе, где изумительно — другого слова не подберешь — готовили пирог с яблоками. Уютно устроившись за угловым столиком, они принялись мило улыбаться официантке, деловито сновавшей на изрядном от них удалении. Наконец она подошла. «Два чая и ваш восхитительный фирменный пирог», — распорядилась мисс Силвер, но подруга тотчас остановила ее. «Четыре чая, — твердо произнесла она. — И никаких пирогов». Официантка, пожав плечами, удалилась, а мисс Силвер вопросительно уставилась на подругу. Та улыбнулась, открыла свою сумочку и торжественно извлекла из нее объемистый целлофановый пакет. В нем оказалось что-то большое и круглое, завернутое в промасленную бумагу и бережно перевязанное бечевкой. Мисс Силвер с интересом следила, как подруга возится с упаковкой. Пошуршав бумагой, мисс Марпл откинула ее таким точно жестом, каким мэр Лондона срывает покрывало на открытии очередного памятника. Над столом поплыл божественный аромат. Яблочный пирог! Предмет законной гордости мисс Марпл и вожделения всего Сент-Мэри-Мида. Официантка, возившаяся у стойки, встревоженно закрутила головой. Потянув носом, она определила наконец источник благоухания и поспешила к их столику. Между тем посетители, только что увлеченно расправлявшиеся с фирменным блюдом, начинали посматривать на него с явным неодобрением, завистливо косясь на угловой столик.
«Приносить с собой и распивать», — привычно начала официантка и тут же сбилась, сообразив, что выбрала не самую удачную формулировку. «Как хорошо, что вы вернулись, милочка, — приветливо улыбнулась ей мисс Марпл, — я совсем забыла попросить у вас еще два чистых блюдечка». «К сожалению… — неуверенно проговорила официантка и, принюхавшись, неожиданно для себя спросила: — А что это?» «Пирог, — скромно ответила мисс Марпл. — Мой домашний пирог с яблоками. Да вы попробуйте. Уверена, вам понравится». «Ну что вы! — смутилась официантка. — Мне не положено. Хотя… — она воровато оглянулась. — Ну, разве чуть-чуть».
Через несколько минут кафе погрузилось в зловещую тишину. Посетители завороженно смотрели на угловой столик, где две симпатичные старушки и официантка энергично поедали прибывший из Септ- Мэри-Мида кулинарный шедевр. Потом мисс Марпл оглянулась и обвела помещение удивленным взором. «Может быть…» — начала она. Когда пятью минутами позже заподозрившая неладное хозяйка заглянула в зал, она не обнаружила там ровным счетом ничего подозрительного, не считая скомканной промасленной бумаги на угловом столике и непривычно счастливых улыбок на лицах посетителей.
Из-за того, что официантка ни за что не желала отпускать мисс Марпл, не выяснив предварительно всех тонкостей приготовления чудесного блюда, подруги едва не опоздали к открытию всемирной выставки печенья, ради которой, собственно, мисс Марпл и приехала. Выставка не обманула их ожиданий. Это было удивительное зрелище: огромный зал с бесчисленными стендами, между которыми витали волшебные запахи и деловито передвигались абсолютно счастливые и раскрасневшиеся от волнения старушки. Это были поистине незабываемые дни. Утро начиналось с кафе, где официантка с каждым днем готовила пирог мисс Марпл все лучше и лучше, так что на третий день, заглянув туда, они уже не нашли ни одного свободного места. Позавтракав, подруги отправлялись прямиком на выставку и покидали ее только вечером уже перед самым закрытием. Домой они отправлялись пешком, оживленно обсуждая по дороге новые впечатления и необычные рецепты, после чего допоздна сидели перед камином, смакуя привезенную мисс Марпл смородиновую наливку.
Подобный режим явно пошел мисс Силвер на пользу. Она набрала несколько килограммов, явно недостававших ей прежде, на ее щеках появился здоровый нежный румянец, а в глазах — хищный блеск, по которому всегда можно распознать настоящую охотницу за печеньем.
К сожалению, все хорошее когда-то кончается. Первой кончилась смородиновая наливка, затем — выставка печенья, а вскоре вслед за этим уехала в свою крошечную деревушку и мисс Марпл. Но с тех самых пор, с периодичностью раз в месяц, а то и чаще, мисс Силвер получала на почте огромную вкусно пахнущую посылку, содержащую последние новости из кулинарной жизни Сент-Мэри-Мида.
Мисс Силвер испуганно вздрогнула, что-то вспомнив, и принялась лихорадочно рыться в сумочке. Издав возглас облегчения, она извлекла из недр сумочки крохотное — последнее! — малиновое печенье в шоколадной глазури и решительно отправила его в рот. Покончив с ним, она тяжело вздохнула, стряхнула с одеяла крошки и решительно направила свои мысли в деловое русло.
Мисс Силвер мысленно стала подводить итог событиям. Они решительно складывались не в пользу ее клиента. Старший инспектор даже подумывал, не произвести ли арест уже сегодня. Как бы это не было для нее огорчительно, сна вынуждена была признать, что косвенных доказательств виновности мистера Леттера набралось достаточно много, и она не осудила бы старшего инспектора, если бы он сегодня арестовал Джимми. В последний момент Лэм все же решил дождаться результатов предварительного расследования. Это была передышка, хотя и очень краткая. Хорошо бы все-таки, если бы удалось избежать ареста. Публикации в газетах мистеру Леттеру будет тяжело пережить. Может, сегодняшнее ночное бдение хоть что-то прояснит. Она была уверена, что какие-то поступки и высказывания пока еще остались в тени. Мисс Силвер не знала, насколько они важны для общей картины, какую роль сыграли, но в том, что они существовали, она была уверена. Сейчас, в полутемной комнате, мисс Силвер попыталась представить себе их всех, по очереди. Кто-то из них спал. Обнаруживают ли как-нибудь себя мысли, преследующие человека во время сна? Кому-то наверняка не спалось — от тоски, от горя или от сердечной муки. Она вспоминала их всех, одного за другим: Джимми Леттера, его двоюродного брата Энтони, Джулию Вейн, Элли Стрит, Минни Мерсер, Глэдис Марш, миссис Мэнипл, маленькую служаночку Полли Пелл.
Часы в холле пробили двенадцать — сначала четыре удара, обозначавших время суток, и следом за ними после небольшой паузы — еще двенадцать ударов: размеренные, они прозвучали не громко и не звонко, а спокойно и низко. Их торжественный звон лишь подчеркнул глубокую тишину, объявшую весь дом. Он не будил спавших, а бодрствующим сулил надежду и утешение.
Из девяти человек в Леттер-Энде одна лишь мисс Силвер слышала, как пробило двенадцать в эту ночь. Джимми Леттер позже скажет, что он не сомкнул глаз. Но есть пограничное состояние между сном и бодрствованием, когда мысли еще бегут, но человек уже не управляет ими. Мозг работает без цели и без остановки. В этом состоянии мысли Джимми, как соскочившая с колеса велосипедная цепь, заскользили в погоне за тенями, неясные и непонятно чем вызванные. Он ощущал только напряженное усилие вспомнить что-то, уже безнадежно ускользавшее, мучительное желание вернуть что-то навсегда утраченное. Тени мыслей кружились над зыбкой поверхностью сознания то пропадая, то появляясь вновь…
Элли Стрит спала, подложив левую руку под щеку, как привыкла с детства, и видела сон. Ей снилось, что она идет по саду. Место было ей незнакомо, она здесь никогда раньше не была. Сначала все казалось ей хоть и странным, но приятным. Ярко светило солнце. Но через некоторое время она очутилась меж двух рядов высокого тернового кустарника и поняла, что ей отсюда не выбраться. Роили находился по другую сторону живой ограды, и она не могла подойти к нему. Она стала ломать кустарник. Ветки сухо трещали, как на морозе. Шипы впивались ей в кожу, и по рукам текла кровь. Но теперь перед ней был уже не кустарник, а льдинки — вся ограда стала ледяной. Она оказалась по колено в снегу, кровь, стекая с ее пальцев, замерзала и превращалась в красные льдинки. А она не могла пробиться к Ронни.
Рядом с нею спала Джулия и тоже видела сон. На ней было белое платье и длинная белая фата. Это была ее свадьба с Энтони. Она испытывала такое счастье, что даже сердцу было больно. Энтони приподнял фату и наклонился, чтобы поцеловать ее, но тут на них обрушился страшный порыв ветра и унес ее куда-то во тьму, где она оказалась в полном одиночестве.
По другую сторону от крутящейся двери спала Глэдис Марш — в папильотках и с кремом на лице.
