После очередной дозы она никак не могла отвести взгляд от разъехавшихся в углу обоев. Из щели на нее глазела чернота, подмигивая и зазывая. Прошла целая жизнь, прежде чем Ваня ответил:
— О хорошем и плохом. Хорошее заканчивается плохим, а плохое — хорошим, как и сама жизнь. Но дивно, что ничто это не трогает. Все суета сует, пусто, и сам отсутствуешь во всем.
В этом что-то было. Таню давно ничто не трогало, словно она есть и ее нету.
Порошок, поначалу заполнявший ту сосущую пустоту, которую она особенно остро ощущала в себе после ухода Павла, теперь стал эту пустоту только сгущать. Да и саму себя уже воспринимала как сгусток пустоты. Вроде ни разу не дернули ломки, но по всему видно, что приторчала она довольно плотно.
Перед самыми ноябрьскими Иван пропал. Отправили его за бутылочкой — а он пропал. Ушел как был, полубухой, полубосой, в одной куртешке, выделенной из Павловых обносков. Денег при себе — кот наплакал. Пока ждали, раскумарились, чем было. Да видно, на вчерашние дрожжи легло неудачно. Якуб заснул мертвым сном, а девушки обе дерганые сделались, шуганутые, Анджелка все по ковру ползала, искала что-то. В таком состоянии и пришла в голову богатая мысль — пойти Ванечку поискать, а то как бы чего не вышло.
— И куда этот гад деваться мог? — ругалась продрогшая и промокшая до нитки Анджелка.
— Заторчал у какого-нибудь ларька или пошел куда повели. Мало ли собутыльников.
После того как облазали все ближайшие подворотни, злые, раздосадованные, хоть и перешибшие хождением самый крутой отходняк, ругая Ванечку на чем свет стоит, вышли к шашлычной на Лермонтовском. Они нередко вылезали сюда всей компанией, благо близко, вкусно и недорого, и здесь иногда проводил творческие бдения Иван, сражая интеллектом студенток расположенного неподалеку физкультурного техникума. Но и в шашлычной его не оказалось. Таня нахально расспрашивала встречных- поперечных, ничуть не смущаясь в описаниях Иванова облика. Знакомая официантка только руками развела, погоревала о тяжелой бабьей доле:
— Кому ж не приходится искать своих козлов с дружками! Да вы, девоньки, не волнуйтесь, найдется ваше сокровище, куда денется. А лучше-ка садитесь, перекусите. У нас сегодня бастурма свежая и настоящее цинандали.
По случаю предпраздничных дней зеленый, весь в высоких зеркалах зал был заполнен основательно. Свободного столика не нашлось, и официантка подсадила девушек к двум мужчинам. Один из них, невысокий, сизый, плохо выбритый, был уже изрядно нагрузившись и, не обратив на Таню с Анджелой никакого внимания, продолжал елейно внушать собеседнику:
— …а все, Витенька, от того, что слишком много воли дали мы бабьему полу.
Вот в прежнее время ты бы свою по мордасам поучил маленечко — потом горя не знал бы…
Второй не слушал его и, напротив, очень даже обратил внимание на подсевших дам. Это был высокий подтянутый мужчина, упакованный по высшему стандарту, правда с несколько опухшим и хамоватым лицом. Но Анджелку аж заклинило от восхищения. Вот это клиент! Клиент тем временем стрелял маленькими глазками в Таню, отчего она отважилась начать разговор, словно подразумевая нечто на будущее. Выбрав рафинированно-интеллигентный, якобы чуть смущенный тон, она посетовала по поводу того, что вынуждена его побеспокоить:
— Возможно, вы здесь давно, так скажите, будьте любезны…
Поведала о пропащем и поинтересовалась, не случилось ли видеть хотя бы мельком запойного Ванечку. Конечно, ничего такого бы он и не увидел, а если бы и увидел, не обратил бы внимания. Говорил очень чопорно — впрочем, подвыпившим мужчинам определенного типа такое свойственно. Холеные руки, гладко зачесанные волосы. Церемонно представившись, он рассыпался в любезностях, стало понятно, что плотно запал на хвост Тане. В конце концов, на всю историю поисков, вроде шутя, предложил вместо Ивана себя и тут же поднялся.
— С вашего позволения, я отлучусь ненадолго. Во избежание неприятностей должен посадить этого джентльмена в такси. — Он показал на уткнувшегося лицом в стол сотрапезника. — И тут же вернусь. Девушка! — крикнул он официантке. — Дамам шампанского и фруктов! Я сейчас…
Роясь в памяти, Таня искала что-то знакомое. Воронов. Да это, часом, не Елкин ли муж? Удачный карьерист и дипломат на выданье. Еще когда только узнала о свадьбе Лены Черновой, она оценила жениха по сопроводительной характеристике Лиды, переданной ей Адочкой: «Человек правильный, без дурных привычек, партийный, спортсмен и с большими перспективами». Сегодняшние перспективы открылись для него в лице Тани в демократической шашлычной, где портвейн по три рубля и куда забрел исключительно из солидарности с тем, вторым. Воротясь, он тут же объяснил, что заходы в подобные заведения случаются с ним крайне редко; просто, возвратясь намедни из Парижа, оказался он в меланхолическом расположении духа, а в такие минуты лечит только одно — надо выйти на люди. Нет, не в гости со светским раутом, а как раз именно в самую гущу народа.
— Глядишь, и физкультурница юная обломится, — подколола Анджелка.
— Бывает, — с наигранной стеснительностью хохотнул он.
Ощущая в компании девушек полную вольницу, Воронов напросился в гости, но за мотор все же платила Таня. Нутром она чуяла, что разбился в мелкие бесы у ее ног заезжий щеголь. Блеял про Париж, хотя ничего нового или интересного Таня так и не услышала. Зато виртуозно гарцевал вокруг сковородки, пытаясь всех удивить изысками заграничной кулинарии. Время его явно не поджимало, или он и не думал о тех, кто его может ждать. Слабосильный собутыльник, он наскоро спустил тормоза, хватал Таню за руки, осыпая слюнявыми поцелуями. Излюбленными словечками были «восхитительно» и «божественно». И Таню не покидала мысль, что так же приторно он обволакивает Лену, которую знала за девушку неглупую и тонкую. Интересно, а как они, такие разные, барахтаются в одной койке?
После проведенной ночи, бурной больше по суете, нежели в чувствах, Таня спросила протрезвевшего любовника:
— А жена не хватится?
— Пусть это тебя не волнует, — морщась от головной боли, ответил он.
— Меня-то не волнует. Тебя не грызет?
— Ты имеешь в виду факт измены?
— Ну и это.
— Для меня главное — дело. Я и женился, чтобы достичь своей жизненной цели.
Правда, сразу пожалел… Жена у меня красивая. — Тут он оглянулся на Таню, приглаживая волосы на своем скошенном затылке, приобнял ее за голые плечи, наигранно оправдываясь:
— Не такая, правда, божественная, как ты. А вот в постели — бревно. Причем абсолютно сухое.
— Может, по Сеньке и шапка? — рассмеялась Таня, но Воронов намека не понял.
— Она очень сдержанная у меня, воспитанная, всегда соразмеряет себя с окружающей реальностью. Это замечательное качество, привитое ей с детства в семье.
— Не боишься, что эта сдержанная один раз взорвется?
— Ну что ты? — отмахнулся, как от назойливой мухи, Воронов. — Никогда. Ее родители очень достойные люди. Лена никогда не уронит ни их, ни мой авторитет.
Да, тут и сказать нечего, но и Воронов ничего нового не добавил. За праздничным завтраком, с благодарностью хлебая Танин коньячок, замаял, декадент-зануда, до животной тоски скучнейшим перечислением парижских цен на разного рода товары, в том числе и тампаксы. Что это такое, с радостью и вожделением узнала для себя Анджелка, пополнив свою эрудицию и тем, что «Клима»
— духи дешевых проституток.
— Во, суки, живут!
Таня слишком знала эту породу мужичков. Плохо выхоленный снобизм не сбил ее с толку. Она ни секунды не сомневалась, что только дай ему затравку, и он поведает все подробности семейной жизни; жена обязательно окажется крайней, а он — невинной жертвой обстоятельств и алчности своей избранницы.
Черновский Воронов и не заставил себя ждать. Еле переплевывая через губу, окосевший и расторможенный, признался:
— Как у тебя уютно! Вот это дом! Сразу чувствуется восхитительная рука хозяйки.
И понеслись жалобы на судьбу. Какое-то зерно здравого смысла в них, возможно, имелось, но Таня
