Киевской Руси, такие как поместная власть князя и бояр, а также епископский суд. Теперь нам следует рассмотреть древнерусскую юриспруденцию в целом (см. также Гл. IX, 10е).
Важным фактором в развитии древнерусского права был свойственный ей дуализм299. Каждое русское племя устанавливало определенные правила социального поведения задолго до утверждения в Киеве князей из династии Рюрика. Князья, в свою очередь, стремились наложить на народ новые правовые обязательства, выгодные им. Социальная единица – община, клан, город, – с одной стороны, и князь – с другой, таким образом, являлись двумя основными факторами в развитии русского права и законодательства. С обращением Руси в христианство появился и третий фактор: Церковь, которая к тому времени уже имела в качестве руководства разработанную систему канонического права.
Можно почувствовать влияние всех этих трех факторов, в разной степени каждого, как в организации суда, так и в судопроизводстве. В древнейшей части «Русской Правды» – в «Правде» Ярослава – мы обнаруживаем определенное сотрудничество между княжескими судами и народными правовыми институтами. В «Правде» Ярославичей, а также в расширенной редакции «Правды» княжеский суд со всей очевидностью представлен доминирующим учреждением.В Новгороде и Пскове, что засвидетельствовано грамотой каждого из городов, выпущенной позднее, судебная власть князя была ограничена городскими чиновниками. Компетенция церковных судов уже была описана выше.
В русском судопроизводстве киевского периода элемент индивидуальной воли тяжущихся сторон играл очень важную роль, в то время как судья ограничивался наблюдением над спором и уравниванием средств и возможностей спорящих. У процесса не было следственной системы.
Государственные власти не вмешивались в расследование того или иного случая до его слушания. Местная община оказывала большую поддержку истцу в тех случаях, когда ему трудно было установить личность ответчика. Каждый потерявший что-либо, или если у кого что-то было украдено, мог объявить об этом на рыночной площади своего города. Если пропавшее не обнаруживалось на протяжении трех дней, то любой, у кого обнаруживалось пропавшее по истечении этого срока, считался в таком случае ответчиком. Если хозяин находил пропавшее в чьем-либо доме, то владеющий этой вещью мог отказаться от обвинения в краже, утверждая, что честно купил ее у третьего лица. Однако он обязан был помогать хозяину в установлении личности продавца. Это осуществлялось посредством так называемого «свода», являвшегося важной чертой средневековой русской досудебной процедуры. Истец и ответчик вместе с достойными доверия гражданами шли к продавцу; если тот не мог объяснить, как ему досталась эта вещь, его признавали виновным, и он обязан был заплатить за нее. Если он настаивал на том, что честно получил эту вещь от еще одного человека, то все они шли к тому человеку, и так далее, пока не находили виновного. Однако, если расследование приводило в другие города, ответчик мог идти только к третьему «своду»: эта третья сторона должна была заплатить убытки, а затем могла самостоятельно продолжать расследование.
Стороны на суде имели в своем распоряжении три способа доказательства: свидетели, обращение к Божьему суду и – для гражданских тяжб – акты, расписки и прочие документы.
1. Согласно «Русской Правде», было два рода свидетелей: «видок» и свидетель, объявляющий, что все знает о настоящем деле – «послух». Более поздние тексты ведут речь только о втором роде свидетелей.
2. В средние века было несколько способов, посредством которых люди – не только на Руси – веровали, что Божья воля может открыться им. Привычным путем приближения к Богу в судебной процедуре было то, что один из тяжущихся или свидетель давали клятву (по-древнерусски – рота). Еще одним путем обращения к Божьему суду было тяжкое испытание: водой или железом. Клятвы, а также «суды божьи» были известны не только в русском, но также и в немецком праве. Вдобавок, немецкое право в отдельных случаях предлагало судебный поединок (Zweikampf). Такое установление не упоминается в «Русской Правде». Оно составляло, однако, важную черту новгородского и псковского права в более поздний период. На русской почве оно впервые упоминается в договоре, заключенном между Смоленском и немецкими городами в 1229 г. Вероятно, это установление заимствовано из немецкого права. Судебный поединок вовсе не обязательно должен был заканчиваться смертью одного из соперников; как только один из них был сброшен на землю, он признавался побежденным.
3. Что касается актов и прочих документов, они считались абсолютно правомочными, только когда удостоверялись ответственными лицами. В Пскове образцы актов и прочих документов должны были заполняться в архивной конторе Собора Святой Троицы.
Несколько слов следует добавить по поводу древнерусского уголовного права. В «Русской Правде» зафиксирован переход от кровной мести к наказанию преступника. Наказание в период «Правды» состояло в наложении на преступника князем денежной суммы в виде штрафа. Примечательно, что «Правда» не приговаривает к смертной казни, а телесное наказание предлагает лишь один раз, и только для рабов. Вероятно, введение смертной казни в русское законодательство четырнадцатого века было результатом влияния, с одной стороны, немецкого права в Западной Руси и, с другой стороны, монгольского права в Восточной Руси.
11. Заключительные вопросы: о «политическом феодализме» в Киевской Руси
Мы уже приходили к заключению (см. Гл. VI, 12), что в Киевской Руси не было развитого феодализма в западном смысле этого слова, да и не могло быть, поскольку Русь в то время относилась к иной социополитической формации, представляющей собой торговый капитализм, частично базирующийся на рабстве.
Однако я допускал, что даже в киевский период на Руси были определенные элементы, которые можно было бы назвать «экономическим феодализмом», и его наиболее важным проявлением был рост поместий. По ходу этой главы мы рассмотрели роль поместья в местном управлении и администрации киевского периода. Мы видели, что это можно назвать проявлением процесса феодализации.
Теперь нам нужно рассмотреть проблему «политического феодализма» в целом в киевский период. Существовала ли тогда тенденция со стороны верховной политической власти в Киевской Руси аннексировать земли, сохраняя за прежним владельцем титул и некоторые права? Существовала ли феодальная лестница правителей (сюзерен, вассалы, подвассалы)? Была ли взаимность в соглашениях между большими и меньшими правителями?
Как мы знаем, русскую политическую историю киевского периода можно разделить на две части: период владычества киевского князя над всеми остальными и период разложения Киевского государства. В начале первого – чтобы быть более точным, в первой половине десятого века – можно зафиксировать определенные черты политического феодализма в русской политической истории. Русско-византийские договоры 911 и 945 гг. были заключены, с русской стороны, от имени великого князя русских и всех «славных князей под его рукой». Некоторые из этих подчиненных князей, возможно, были племенными вождями, которые признали сначала Олега, а потом Игоря своими сюзеренами. Позднее их власть ослабла, и со времени правления Владимира I мы не слышим о существовании каких-либо местных князей за исключением наследников Владимира. Несомненно, первоначальные местные князья сошли с исторической сцены в процессе укрепления власти единого киевского князя.
Как мы знаем, Ярослав I перед смертью поделил княжескую власть между своими сыновьями, но он старался предотвратить полный распад державы, включив в свое «Завещание» принцип старшинства, которому должны были следовать его преемники. Это был в большей мере генеалогический, нежели феодальный принцип. Действительно, сначала вместо индивидуального главенства старшего брата был установлен триумвират трех старших братьев; но ненадолго. Затем последовала попытка сохранить, по крайней мере, федеративное единство посредством периодических встреч главенствующих князей. Владимир Мономах, а затем его сын Мстислав были последними из киевских князей, которым удавалось поддерживать единство Киевской державы. После них Киевское государство рухнуло.
