себе главенство, но ни одна из них не была достаточно сильна или популярна в национальном масштабе, чтобы достичь своей цели. Каждой удавалось контролировать только свое собственное княжество, ресурсов которого никак не доставало, чтобы стать основой для восстановления национального единства. Время от времени князья образовывали временные союзы – одна группа против другой; реже делались попытки создать национальную коалицию для противостояния опасности, такой как вторжение степных народов. Однако подобные коалиции существовали недолго, и немногие из них добивались тех целей, для которых были сформированы. С реалистической точки зрения Русь этого периода состояла из нескольких разных государств300.
И, тем не менее, несмотря на все княжеское соперничество и постоянные междоусобные войны, оставалось слабое ощущение изначального единства Руси как таковой. Постоянно настороженные по отношению друг к другу, князья никогда полностью не утрачивали традиции их династического единства и, бывало, время от времени вспоминали, что они были «не мадьярами и не поляками, а внуками общего деда». В том же духе автор великой эпической поэмы «Слово о полку Игореве» призывал к единству русских людей – «русичей», «потомков Дажьбога». Более того, нельзя упускать из виду и роль Церкви как объединяющего начала. Даже после того, как княжеский престол в Киеве утратил свой прежний престиж, митрополит Киевский оставался примасом над русскими епископами. Также примечательно, что, согласно средневековому русскому закону, когда граждане различных княжеств оказывались не на своей русской земле, то их относили к особой категории, отличной от иностранцев. Их называли в каждой из земель «иногородними» или «иноземными», нерусских же иностранцев – «чужеземцами»301
Таким образом, с точки зрения психологической, даже в этот период очевидного разъединения Руси оставалось нечто вроде федерации, очень непрочной федерации, конечно, но, тем не менее, это было не просто механическое скопление совершенно независимых государств. Несмотря на это, несомненно, что в то время как при Ярославе Мудром и даже при Владимире Мономахе центростремительные силы преобладали над центробежными, теперь отношение между ними стало обратным. Каковы были причины этой перемены?
Если мы будем рассматривать только политическую историю этого периода, то у нас, возможно, возникнет соблазн усмотреть первостепенную причину дезинтеграции в межкняжеской борьбе. Однако такой подход будет поверхностным. Как мы знаем, князь в то время не был абсолютным монархом. Его власть ограничивали как боярская дума, так и городское вече. Уместно будет сказать, что его реальная сила имела опору в дружине и самих городах. Без опоры на дружину и финансовой поддержки купцов он был бессилен; а это значило, что если горожане оказывали князю свою поддержку, то они были заинтересованы в его инициативах. Таким образом, не один только князь нес ответственность за свои войны против любого другого князя. За князем стояли другие, более могущественные силы. Чаще всего межкняжеское соперничество было внешним выражением куда более глубокого соперничества между городами и княжествами.
Мотивы этого соперничества были многочисленны и разнообразны. Прежде всего, не следует упускать этнические разногласия. Это был зачаточный период формирования украинской и белорусской национальностей. Разумеется, различия в языке между разными группами все еще были незначительными, но тенденция вела скорее к расхождению, нежели к объединению. И в этом случае, как и во многих других, язык являлся не чем иным, как символом культурных традиций и обычаев. Противостояние киевского населения суздальским боярам, привезенным в Киев князем Юрием Долгоруким в 1154 г., можно считать одним из первых проявлений русско-украинского соперничества.
С экономической точки зрения рост региональной торговли был важным фактором среди подрывающих единство Киевской державы. В десятом веке Киев играл ведущую роль в торговле с Византией. Однако, чтобы удержать первенство в западно-евразийской внешней торговле, ему необходимо было контролировать и приазовские земли. С потерей Тмутаракани в конце одиннадцатого века Киев был полностью изолирован от торговли с Востоком. Одновременно половцы угрожали отрезать Днепровский речной путь от Византии. Еще более важно то, что сама Византия стала теперь менее заинтересована в торговле с Киевом. После договора 1082 г. между Византией и Венецией львиная доля морской торговли с Византией стала принадлежать венецианцам, которые со временем организовали свои «фактории» на Черном море.
Захват Константинополя рыцарями во время четвертого крестового похода и установление Латинской империи (1204-1261 гг.) знаменовал конец нормальных торговых отношений между Византией и Киевом. Сухопутная торговля с Богемией и центральной Германией через Галич частично возместила византийскую торговлю в киевской экономике двенадцатого и начала тринадцатого веков. Теперь другие региональные центры и торговые пути вышли на передний план: в Смоленске и Новгороде процветала Балтийская торговля; Рязань и Суздаль пытались расширить свою торговлю с Востоком через посредничество волжских булгар и половцев. Еще одним важным фактором в распаде Киевской державы стал рост боярского слоя (класса землевладельцев) в каждом из княжеств. Б. Д. Греков вместе с некоторыми другими советскими историками готов даже придать главное значение этому процессу – тому, что они называют развитием феодализма на Руси302. В сепаратистских тенденциях среди феодальной верхушки они усматривают основную причину падения Киева. Здесь можно возразить, как и во многих случаях, по поводу неверного употребления термина «феодал». Бояре в этот период были почти так же сильно заинтересованы в развитии торговли, как и купцы, и основы сельскохозяйственной экономики оставались в большей мере капиталистическими, нежели феодальными.
С другой стороны, конечно, надо признать, что социальное и политическое развитие отдельных княжеств было важным фактором в новом политическом устройстве. Провинциальное общество быстро развивало свою материальную и духовную культуру, и каждый город и княжество теперь считали себя самостоятельными, как в экономическом, так и в культурном отношении. Таким образом, как это ни парадоксально, политическая слабость Руси в этот период явилась частично результатом ее экономического и культурного развития. Если это была болезнь, то она сопутствовала развитию возрастающей демократии. Возможно, что со временем Русь могла бы достичь нового политического и экономического единства на демократической основе, но монгольское вторжение положило конец любым возможностям для разрешения кризиса.
2. Борьба за Киев (1139-1169 гг.)
Тридцатилетний период, последовавший за смертью Ярополка II, был богат драматическими событиями как политического, так и личного характера. Менее бросающимися в глаза, но не менее важными были экономические и культурные изменения за политической сценой.
В экономическом отношении в центре борьбы было удержание торговых путей. Одна группа князей была заинтересована в контролировании центрального сухопутного пути с запада на восток – из Галича в Суздаль. Другая группа неистово пыталась восстановить старый речной путь в Византию – из Новгорода через Смоленск и Киев к Черному морю.
В культурном смысле главной проблемой стала автономия русской Церкви, вопреки ее подчинению Константинополю.
В политическом отношении раздоры между князьями усугублялись вмешательством византийской дипломатии и тесными связями князей каждой из враждующих групп с определенными иностранными силами, такими как половцы, Венгрия, Византийская и Священная Римская империи.
Русские войны конца сороковых – пятидесятых годов двенадцатого века вписались в общую картину дипломатического и военного конфликта в Европе этого периода, и без этого их значение не может быть понято должным образом. Это был период так называемой «Лиги двух империй», альянса между византийским императором Мануилом Комнином и германским императором Конрадом Гогенштауфеном.
