— А как насчет пятидесяти монет? — продолжал настаивать Бемс, но северянин отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Ну что, Мгал, конечно, не согласился сразиться с этим великаном? спросила Лив, едва только Бемс с северянином присоединились к товарищам. Слабо честной дракой деньги заработать? Пускай другие об заклад бьются или помосты башками проламывают?
— Если бы на выигранные деньги мы смогли нанять корабль, я вышел бы на бой с двумя Вогурами… — неторопливо начал Мгал, но, заметив презрительный блеск в глазах девушки, замолк на полуслове. Э-э-э… Да ведь она злится на него за то, что он провел эту ночь у Акульей мамы. Ревнует. Вот так штука!
— А что, ты и правда можешь победить Вогура? — с внезапно пробудившимся интересом спросила Батигар. — В таком небольшом городе хороший боец — фигура заметная…
Гиль вопросительно посмотрел на северянина, и тот с удивлением понял, что спутники его, не сговариваясь, пришли к одному и тому же выводу — без помощи состоятельного человека им до Танабага не добраться. И толковать им о том, что лишь сохранение тайны кристалла Калиместиара обеспечивает их безопасность, бесполезно, если у него нет приемлемого плана. А плана, увы и ах, не было. Он рассчитывал, что дельные мысли появятся по прибытии в Бай- Балан, и со временем что-нибудь, конечно, подвернулось бы. Беда в том, что временем-то они и не располагали. Ибо, как только Фарах со своими людьми вернется в город, охота за ними возобновится. Да и Белые Братья не сегодня завтра пронюхают, у кого находится кристалл. Праст и его спутники, добравшись до Нинхуба, вряд ли станут держать язык на привязи, а если еще и Гельфар сумел спастись… Кстати, нельзя забывать и о шлюпке с «Норгона», на которой уплыл Заруг. Этого одноглазого не смогли уморить Чиларские топи, и лишь исключительным везением можно объяснить то, что он до сих пор не объявился в Бай- Балане. Полагаться же на то, что везение будет продолжаться и дальше, — самый верный способ дождаться крупных неприятностей…
— Хорошо, я попытаю счастья, — сумрачно сказал Мгал, передавая безрукавку, кошель и пояс с кристаллом Гилю. Заметил торжествующую усмешку Лив и поспешно добавил: — С условием, что ставок вы на меня делать не будете. Не стоит превращать глупость в традицию.
Лив зашипела, как разъяренный камышовый кот, но северянин, не обращая на нее внимания, взбежал по шаткой лесенке на помост и, пока Вогур заканчивал упражнения с бронзовым шаром, осмотрел гудящую у его ног толпу. Состояла она в основном из приехавших в город селян, ремесленников и рыбаков. Чуть в стороне от них держались богато разодетые молодчики со своими дамами, наблюдавшие за происходящим на помосте с показным равнодушием. Рядом с ними стояло несколько моряков с кирпично-красными лицами, судя по описаниям Рашалайна, прибывших из империи Махаили. «Этих, значит, и сезон штормов не испугал», — отметил про себя северянин, и тут Вогур наконец соизволил обратить на него внимание. Уложив шар на помост, он легким поклоном приветствовал нового противника.
— Желаешь показать свою удаль, чужеземец?
— Нет, хочу поучиться у мастера помоста и, если очень повезет, наполнить кошель монетами, которые ты обещал победителю.
— Похвальное намерение. — Вогур махнул помощнику, и тот заколотил ладонями по маленькому барабану, уведомляя праздно шатающийся по базару люд о начале новой схватки. Толпящаяся у помоста публика примолкла, ожидая первого приема и готовясь поддержать более решительного борца.
Ставки делать не торопились: Вогур был известен как непревзойденный в Бай-Балане борец, к тому же он на голову превосходил чужеземца, но мышцы последнего буг-рились тоже весьма внушительно, а вкрадчивые неспешные движения свидетельствовали о его выдержке и хладнокровии.
Борцы начали кружить по помосту, присматриваясь и приноравливаясь друг к другу. Движения их напоминали танец, ни тот ни другой не спешил бросаться в атаку. Вогур, угадав в северянине достойного противника, с запоздалым раскаянием думал о том, что слишком долго возился с толстяком, потратив много сил на зрелищную сторону боя, а Мгал в свою очередь корил себя за то, что, не собираясь выступать на помосте, не слишком внимательно наблюдал за перипетиями предыдущих схваток.
Обычно Вогур предоставлял инициативу противнику, с первых же движений определяя, какую манеру боя тот предпочитает, но сейчас хорошая предварительная разминка требовала немедленного выхода энергии, а северянин, похоже, намерен был как следует разогреться и вообще производил впечатление «затяжного бойца». Чтобы проверить его хватку, чернокожий пошел на сближение, приподняв руки и держа их чуть разведенными перед собой, — пусть северянин «раскроется» и покажет, каким приемам отдает предпочтение.
И Мгал, припомнив приемы борьбы своего родного племени, дголей, ассунов, лесных людей и жителей Края Дивных Городов, показал. Захватив правое запястье противника левой рукой, а предплечье — правой, он рванул Вогура на себя и в сторону. Шагнул за спину чернокожего и, уцепив его одновременно за пояс и за бедро, попытался оторвать от помоста… Ах, если бы у Вогура был пояс! Пальцы северянина скользнули по маслянистой коже, по гладкому шелку набедренной повязки, и Вогур, извернувшись шургавкой, не только ушел из захвата, но и поймал шею Мгала согнутым локтем левой руки…
— Проклятье! Он и в самом деле двигается вдвое быстрее, чем прежде! Бемс потряс стиснутыми кулаками над головой. — Я знал, что он дурит меня, но… Ушел! Молодец Мгал! Жми!
— Похоже, ради этих медяков ему придется попотеть, — в голосе Лив послышались нотки раскаяния.
Издали разглядеть движения бойцов не удавалось даже самым зоркоглазым, видно было лишь, как тела их сплетались в живой клубок; руки, ноги, головы показывались на миг, и, прокатившись по помосту, шар вновь распадался на двух человек. Это был уже не танец, а какое-то акробатическое выступление. То светлокожее тело северянина взлетало над помостом, словно вышвырнутое катапультой, то чернокожий оказывался в воздухе, и разобрать, сам ли он прыгнул или Мгал отправил его в полет, не было никакой возможности.
Зрители замерли, о ставках было забыто, ибо даже те, кто вовсе ничего не понимал в искусстве борьбы, сообразили, что перед ними демонстрируют высочайший класс два мастера, два виртуоза, которые, кажется, не столько стремились к победе, сколько сами наслаждались встречей с достойным противником. Так оно, в общем, и было. Дважды Вогур, пользуясь прекрасным знанием особенностей борьбы на помосте, мог, чуть-чуть подправив изогнувшееся в броске тело северянина, послать его на пирамиду из бронзовых шаров или на ограждающие столбики, но не сделал этого. И не потому, что один из немногих законов, которые должны были соблюдать борцы, гласил: «Человек, вышедший на помост, после боя должен быть в состоянии сойти с него без чьей-либо помощи». Это было справедливо, поскольку в противном случае мудрено оказалось бы найти желающих показывать на помосте свою удаль — кому охота быть покалеченным за свои же деньги? Но Вогура останавливало не это — он не сомневался, что северянин, даже приземлившись не там, где следует, отделается синяками и ссадинами, — дело было в другом. Противник его, по неписаным законам помоста, мог, в отличие от профессионального борца, использовать любые приемы, и многие, выходя на поединок, именно на это и рассчитывали. А северянин, безусловно, знавший подобного рода грязные приемы, ни разу не попытался применить ни один из них. Хотя, Вогур чувствовал это кожей, противник его не часто дрался на помосте, и привычка бить на поражение, бить ради спасения собственной жизни изрядно мешала ему в этом бою.
Достигнув апогея, темп схватки начал замедляться. Сцепившись левыми руками, борцы вновь закружили по жалобно поскрипывавшему помосту, стараясь захватить противника правой и помешать ему провести тот же прием. Видя, что Мгал пятится, Вогур рванулся вперед, ухватил его за плечо, и в тот же миг северянин упал на спину, увлекая за собой чернокожего гиганта. Ударил его в грудь ногами и выскользнул из-под падающего тела. Успев сгруппироваться, как хатяга-летун, Вогур покатился по помосту и лишь чудовищным усилием сумел удержаться на краю.
— О, Самаат и все добрые духи его! — сорвалось с побелевших уст чернокожего.
— Барра? — Хватка северянина, коршуном обрушившегося на поверженного противника, ослабла. Вот так чудо! То-то Гиль обрадуется, пронеслось в голове Мгала. Он подумал о том, что в Бай-Балане они надолго не задержатся и незачем ему портить этому парню славу непобедимого борца, единственное, по-видимому, его достояние…
Пользуясь тем, что по совершенно непонятным причинам хватка северянина ослабла, Вогур вывернулся из-под него, вскочил на ноги и… Северянин застонал так, словно у него переломаны все кости, не делая даже попыток подняться.
— Вогур! Вогур! — ликовала толпа.
— Чистая победа! — завопил помощник Вогура, протирая глаза. Как это он просмотрел последний, пригвоздивший северянина к помосту прием своего несравненного хозяина?
— Зачем ты это сделал? — недовольно спросил Вогур, склоняясь над Мгалом и делая вид, что помогает ему подняться на ноги.
— Мой друг барра будет рад поговорить с тобой. Мы познакомились на пепелище его родной деревни, и он неоднократно выручал меня из беды.
— Поэтому-то ты и решил завершить нашу схватку подобным образом? — В глазах Вогура мелькнуло понимание. — Пройдите в мою палатку, вон ту, за помостом. Угоститесь пока вином. Я скоро подойду.
Под приветственные крики толпы, охотно бросавшей медяки на деревянный поднос помощника Вогура, Мгал добрался до товарищей и, скорчив скорбную мину, сообщил:
— Вы настояли на своем, и в результате мы стали беднее на пять монет. Я чувствовал, что дело этим кончится…
— Молчи, несчастный! — прервал его Бемс и, принимая величественную позу, вполголоса произнес: — Завтра в полдень нас ждет в своем особняке Джадуар — один из богатейших людей этого города. Его слуга только что говорил с нами, и да не видать мне больше Дувиана, если это последнее приглашение, которое мы получаем.
— О чем ты толковал с Вогуром после поединка? — спросила Лив, глядя на Мгала с такой омерзительно изобличающей улыбкой, что он тотчас дал себе зарок с особой этой ни при каких обстоятельствах не связываться.
Излишняя наблюдательность, навыки капитана корабля и умение мастерски работать мечом не могут украсить женщину. А раз уж она обладает всеми этими недостатками, от нее, во избежание всевозможных недоразумений, следует держаться подальше…
— Вогур принадлежит к народу барра, и я подумал, что Гиль охотно перемолвится с ним словечком-другим. Он пригласил нас посетить его палатку. Пойдем?
— Барра? — Что-то в лице Гиля дрогнуло, и Мгалу показалось, что юноша вот-вот заплачет.
— Ах, значит, барра… — протянула Лив, улыбаясь противнее прежнего.
«Жаль, что я не прикончил ее еще в Сагре! — с тоской подумал северянин. — И почему это я всегда должен страдать от своего мягкосердечия?»
Стоявшая перед Мгалом раковина с запеченным в ней моллюском источала возбуждающий аппетит запах. Джамб знал, чем и когда угощать посетителей, и северянин пожалел, что товарищам не доведется попробовать этакой вкуснятины.
После разговора с Вогуром они отправились проведать Рашалайна, слухи о появлении которого с удивительной быстротой распространились по базару. Народа, желавшего увидеть и послушать отшельника, собралось в просторном шатре несравнимо больше, чем у борцовского помоста, и выступление старца стоило того. С помощью миловидной девицы и мальчика-флейтиста он развлекал публику предсказаниями и фокусами, отвечал на вопросы и рассказывал о прошлом и грядущем с мастерством прирожденного оратора. Временами он напоминал Мгалу шамана из племени дголей, а временами — Мен-гера, и потому-то, скорее всего, северянин не стал надолго задерживаться в приютившем его шатре.
