скрежетом остановился.
— Что за фигня! — донеслось оттуда. Кабина застряла на уровне второго этажа. Мальчики прильнули к дверцам.
Да, не зря нам сегодня кошка дорогу перебежала! — узнали они голос Салаги.
Могло быть хуже! — отметил шмендрик.
Да уж куда хуже! А почему ты вдруг тикать решил?
Да она замки поменяла, эта падла!
Точно?
Точнее не бывает! Я ж вчера все проверил, а сегодня — на тебе, новый замок да как бы еще не с подлянкой какой-нибудь. Теперь любят замки с подлянкой, то ли заревет, то ли брызнет какой-то гадостью, то ли еще что… Только странно мне это, дружбан ты мой. Ох, странно!
Почему?
По кочану! Черт, сколько ж тут сидеть, надо как-то выбираться! Диспетчеру звони, кнопку нажимай!
Да толку что? Я жму-жму, а там глухо, как в танке.
Тогда ори!
Что орать-то?
Да что хочешь!
А если нас заметут?
За что? За то, что в лифте застряли? — засмеялся шмендрик. — Бог миловал, мы чистенькие. Вот кабы мы в квартиру залезли и потом с добром застряли, дело другое было бы. А так…
И вдруг он заголосил:
Ой, люди добрые, помогите! В лифте застряли, человеку с сердцем плохо!
Тоже мне взломщики, из лифта выбраться не могут, — прошептал Леха.
Слушай, Леха, пошли вниз, зачем нам тут светиться?
Погоди, может, они еще что-нибудь интересное скажут.
Но тут, по-видимому, откликнулся диспетчер, потому что шмендрик заорал:
— Да скорее, вы что, столько времени не отзываетесь! Тут и помереть недолго! Живей, живей, девушка, когда мастер будет? Минут через двадцать? Ты что, в своем уме, а если я умру, отвечать кто будет?
И тут вдруг на лестнице раздался топот, Леха перегнулся через перила и отпрянул.
— Менты! — шепнул он и, схватив Гошку за рукав, ринулся вверх. Взлетев на один этаж, он замер.
— Ты чего? — не понял Гошка.
Леха прижал палец к губам.
Это действительно были милиционеры.
— Эй, люди, помогите! — крикнул шмендрик.
— Это мы быстро! — сказал один из четырех мужчин в форме. — Не волнуйтесь, граждане, сейчас мигом вас освободим! Все будет в порядочке, нервы поберегите! — приговаривал он, возясь с дверью лифта.
И вдруг вспыхнул свет, двери разошлись.
Стоп! Руки! — крикнул милиционер. — Вы арестованы!
Что за глупые шутки! Это произвол! — вякнул шмендрик, белый как мел.
Гражданин Дубовик? Гражданин Кульков? Какая радость! Наконец-то встретились! Давненько за вами наблюдаем, ох, давненько. Скользкий вы наш! Ну, теперь легко не отделаетесь! Пошли-пошли!
И преступников увели. Мальчики остались в полном ошалении.
Выходит, Елизавета его все-таки сдала? Своего дружбана школьного? — пробормотал Леха.
Может, и нет. Вряд ли… Наверное, за ними просто следили…
Но ведь это облом, Гошка, полный облом! Как мы теперь на ту тетку выйдем, как найдем шантажистов?
— Леха, наоборот! Теперь же кто-то другой будет бабки требовать! Этот ведь только посредником был, а заказчик не всякому доверится.
Тогда, значит, придется еще почти месяц ждать, а там школа начнется и всякая лабуда.
Это точно. Ну, может» Маня с Лизаветой что-то надыбают.
Гошка, слушай, у меня идея! Может, нам в ментуру сунуться, матерьяльчику подкинуть на счет вымогательства, и все такое… Вдруг они нам помогут?
Ты сдурел, Шмаков? Маргарита и сама могла бы в милицию обратиться, но не захотела! И потом… Знаешь, я думаю, у них и без нас есть что на этих гавриков повесить, а мы еще будем им добавлять? На зоне и так не сахар…
Ну ты даешь, гуманист, да?
Да, гуманист!
Ох, блин! Ты что-то совсем плохой стал, Гуляев. Преступников жалеешь.
Преступники — тоже люди.
— Ну, тогда тебе надо лобзик купить!
Какой еще лобзик?
Для художественного выпиливания! Сиди себе и выпиливай фигурки! Кошек, собачек, березки плакучие… А ты, как дурак, за преступниками гоняешься! А потом их же и жалеешь!
Я жалею не преступников, а людей!
Преступники — не люди!
Преступники тоже разные бывают. Вот ты завтра на велике поедешь, зазеваешься и ребенка сшибешь, а он головой об асфальт стукнется и помрет. А виноват будешь ты. И все будут считать тебя преступником и даже могут в колонию упечь! Так ты что, перестанешь человеком быть?
Ну ты и загнул! Этот же шмендрик — мало что шантажист, он грабитель, а может, и похуже еще! Сравнил куцего и зайца! Эти все твои турусы на колесах — фигня сплошная, а вот, что Маргарита не хочет в ментуру обращаться, это правда! Ладно, пошли отсюда! Выходит, зря Лизавета потратилась на замок и ревуна этого… Между прочим, обрати внимание, этих сволочей взяли не на попытке ограбления, а могли бы — небось менты не хуже нас знали, за каким чертом они сюда прутся, нет, их взяли просто в лифте! Значит, у них материальчику за глаза и за уши! Мелочиться не стали! Думаешь, лифт случайно застрял? Ни фига! Они их просто решили взять тепленькими, чтобы сопротивления оказать не могли! И что из этого следует, Гуляев? Что они очень даже опасные преступники.
— А я не спорю!
Да ладно, с тобой все понятно! Пошли, гуманист фигов! Хотя, если подумать… На зоне и вправду кисло. У моей тетки двоюродной сын сидел.
За что?
За угон. Они с пацанами машины угоняли и перепродавали. Так он инвалидом вернулся. Туберкулез у него и вообще. А уж из тетки эта история точно всю кровь выпила. Преступника не жалко, а вот родню его. Туда ж всю дорогу приходится жрачку возить, деньги посылать и все такое… жуть просто. Ладно, проехали. Чего-то меня тоже на слюнтяйство потянуло.
Это, Леха, не слюнтяйство, просто ты хороший парень!
Да ладно тебе, — засмущался тот.
Моя мама всегда говорит: Леша — чудный малый, золотое сердце!
Так прямо и говорит? Ух ты… надо же, тетя Юля, она… Да, она у тебя клевая… — Леха даже как-то подозрительно шмыгнул носом. — Ну все, куда мы теперь?
Домой, куда же еще. Будем ждать Манькиного звонка.
Слышь, Гошка, а арбузики еще не все схавали?
Нет, что ты, поехали, мама все боится, что они испортятся.
Да ни в жисть! Я, Гошка, арбузов могу сколько хочешь съесть!
Я вообще-то тоже. Рванули!
А тем временем Маня и Елизавета Платоновна ехали в сторону Текстильщиков. Всеми правдами и
