оказались неосновательными.
Прошло два дня, но следов самолетов не обнаружили. Мне пришлось быть дежурным офицером по штабу, следовательно, я должен был оставаться в штабе после окончания рабочего дня до следующего утра, должен был отзываться на все телефонные звонки, принимать телеграммы и почту, доставляемую связистами, и в случае тревоги принимать необходимые меры. Как правило, мало что случалось. По временам происходили обычные переговоры с Бонном или с каким-либо пунктом НАТО для проверки линии связи. При этом бойко разговаривали на непонятном ломаном языке. В зоне расположения войск НАТО «Центральная Европа» находились две воздушные армии: на севере — 2-е объединенное тактическое авиационное командование с подразделениями англичан, голландцев, бельгийцев и бундесвера; на юге — 4-е командование с эскадрами США, Канады, Франции, а также бундесвера. Командным языком был английский; это приводило порой к веселым, а порой и к серьезным недоразумениям. Ведь американское произношение отличалось от нашего школьного английского языка примерно как северогерманский или нижненемецкий говор от баварского.
С дежурным офицером по штабу легко мог приключиться такой казус, что, поговорив с представителями стран — участниц НАТО, он так и не понимал, чего они, собственно, хотели.
Теперь я оказался на очереди. Я почти не выпускал из рук телефонной трубки. Различные штабы непрерывно справлялись о положении дел, и не было ни одного журналиста, который не звонил бы много раз в надежде первым что-либо узнать и продать новость.
— Ведь машины не растворились в воздухе?
— Конечно, нет.
— В таком случае их должны найти.
— Я того же мнения.
— Но ведь следов не обнаружено?
— Ни малейшего, но мы продолжаем поиски.
— Где их ищут?
— Повсюду.
— Что же это за система радаров, если два самолёта могут попросту исчезнуть!
— Сожалею, но тем не менее это случилось.
— Имеете ли вы какое-либо представление о том, где они могли оказаться?
— Лишь приблизительно.
Я сказал слишком много. Последовала мгновенная реакция.
— Скажите же скорее, где приблизительно они находятся?
— Где-то в ФРГ.
Он не отставал.
— Обещайте мне позвонить, когда машины найдутся!
— Нет. Я не могу информировать каждую газету в отдельности. Я сообщу агентству ДПА, а оно передаст дальше.
В такие минуты некоторые журналисты заводят речь о «дружеском сотрудничестве» и даже обещают гонорар, если им будет предоставлено преимущество в получении информации. В данном случае этого не случилось, собеседник положил трубку.
Звонили по телефону все кому вздумается, и даже такие, которые не имели к делу никакого отношения, например майор Шпильман, заносчивый комендант гарнизона в Карлсруэ, которому была подчинена военная полиция и некоторые офицеры частей территориальной обороны в возрасте ополченцев.
Странно, только наш командующий, который обычно беспокоился по поводу любой мелочи, не проявлял никакого интереса, хотя дело его прямо касалось. Из министерства также не поступало никаких запросов.
Поздно вечером нам внезапно позвонила комендатура гарнизона в Байрейте: «К северо-востоку от города вертолет обнаружил место падения реактивных самолетов. Там такой густой лес, что пилот не смог приземлиться. Установлены бесспорные следы пожара».
Я вздохнул с облегчением. Наконец-то можно прекратить поиски. Затем я связался по телефону с командованием школы в Фюрстенфельдбрюке подле Мюнхена. Генерал Траутлофт руководил оттуда поисками.
Ответ: «Так точно, машины потерпели аварию близ Байрейта».
Я позвонил в Мемминген, в авиационную базу 34-й истребительно-бомбардировочной эскадрильи.
Ответ: «Информация верна. Мы рады, что машины найдены. О судьбе летчиков пока ничего не известно».
Я еще позвонил в министерство. Там дежурным офицером был подполковник пехоты.
Ответ: «Так точно, место аварии Байрейт. Видимо, загадка решена».
Этих трех подтверждений было для меня достаточно. Я информировал Отмара Каутера, весьма расторопного представителя агентства ДПА. Он коротко поблагодарил и принялся за дело. Вскоре я услышал по радио голос диктора, сообщавшего новости: «Мы только что узнали от офицера по связи с прессой группы ВВС „Юг“, что близ Байрейта обнаружено место аварии истребителей-бомбардировщиков бундесвера, пропавших несколько дней назад».
Тем временем в штаб зашли несколько офицеров, условившихся покутить в клубе; на их взгляд, происшедшая авария не могла послужить поводом для отсрочки пирушки на несколько дней.
Вдруг в мой кабинет ворвался генерал Гут. Услышав дома последние известия, он вызвал свою служебную машину и примчался в штаб. Красный как рак, он стал браниться, как дневальный в казарме, старающийся зычной командой заслужить унтер-офицерские нашивки:
— Вы что, спятили? Это вы дали радиовещанию такое дурацкое сообщение? Да или нет?
— Так точно, господин генерал.
Он продолжал кричать без передышки, без связи, одно оскорбление следовало за другим. Ему нисколько не мешало то, что в комнату вошли еще несколько офицеров. Все наслаждались происходившей сценой; не часто приходится встречать такого генерала-истеричку, к тому же еще обычно неспособного произнести самую маленькую речь без предварительно составленного текста. Наконец он стал задыхаться. Я воспользовался паузой, чтобы объяснить по всем правилам суть дела. Я упомянул о донесении и трех подтверждениях. Он пришел в исступление и, уже не владея собой, с пеной у рта заорал:
— Машины не находятся под Байрейтом. Немедленно заберите у агентства обратно сообщение, но от своего имени, этакий недотепа!
Лишь под конец он обошелся без заборных слов. Я застыл на месте, а он зашагал в клуб, чтобы залить гнев красным вином.
Там он приказал своему адъютанту, капитану Кезеру, проверить мои сведения по другому аппарату. Кезер пришел к аналогичным выводам, о чем он мне мимоходом рассказал. Проверка достоверности моего служебного доклада через капитана Кезера, недоверие и попытка поймать меня на лжи — все это было серьезнее, чем его неслыханное сквернословие. Я направился в офицерский клуб. Сквозь табачный дым я разглядел блестящие красные петлицы генерала, который сидел с двумя полковниками. Они сидели в глубоких креслах, генерал далекo вытянул ногу. Потеряв ногу во время первой мировой войны, он носил протез, что не помешало ему во время второй мировой войны командовать эскадрой бомбардировщиков и соединениями истребителей, а затем под началом Франца Йозефа Штрауса командовать половиной военно-воздушных сил. Он все еще разглагольствовал насчет своего неудачливого офицера по связи с прессой, а полковники одобрительно кивали головами. Когда он стучал кулаком по столу, красное вино выплескивалось из стаканов. Видимо, вестовой около двери стоял наготове, чтобы в случае точного попадания вытереть салфеткой брюки генерала.
Когда я встал перед генералом навытяжку, в клубе воцарилась тишина, все ждали новой информации.
— Господин генерал, разрешите обратиться с вопросом?
— Ну, что там еще за чертовщина?
— Вы только что заметили, что машины ни в коем случае не могут быть под Байрейтом. В таком
