«Инфраструктур» под командой подполковника Шальмайера, бывшего летчика-бомбардировщика, истеричного крикуна со всеми повадками, усвоенными им во время службы в нацистской авиации. В его группе атмосфера была неприятная, этакая смесь старомодно-вежливого обращения с кастовым высокомерием и наглостью военных летчиков.
Нас разместили в маленькой старинной гостинице. Впрочем, как уже упоминалось, штаб военно- воздушных сил в Карлсруэ находился в «Рейхсхофе», напротив центрального вокзала. Обсуждения служебных дел происходили обычно после трапезы, за кофейным столом.
Одна из тем этих бесед особенно запечатлелась у меня в памяти.
Подполковник Шальмайер просил каждого из нас в отдельности направлять ему предложения об изменениях военной формы, которые он собирался передавать по инстанциям. При этом обнаружилось, что он не может обойтись без золотого шитья, канители, серебряного канта, погон, аксельбантов, портупеи и пистолета или кортика.
Он мечтал о роскошной форме военно-воздушных сил, которую ввел Геринг, но побаивался выражать свои чувства перед начальством, поэтому пытался осуществить свои желания через других, заставляя нас писать всякие предложения.
Я был счастлив, когда мог уйти по собственному желанию из группы «Инфраструктур» и был переведен в штаб в «Рейхсхофе» в качестве офицера по связи с прессой.
Мой дебют в качестве офицера по связи с прессой
5 октября 1957 года у завсегдатаев офицерского клуба лица были растерянные, все говорили только об одном: накануне был запущен первый советский спутник на орбиту вокруг Земли.
Газеты были полны сообщений об этом почти невероятном событии, а журналисты изощрялись в самых различных догадках по поводу веса и горючего ракеты.
Для нас отдельные подробности были как будто не так уж важны. Мы считали, что теперь затронуты интересы американцев. Но второй спутник — ровно через месяц — был опять советский. Когда Соединенным Штатам после нескольких неудач при старте удалось наконец 1 февраля 1958 года добиться того, чтобы «Эксплорер-1» оторвался от пусковой установки, с облегчением вздохнули не только американцы. Мы опять занялись своими внутренними делами, к которым, между прочим, относился и перевод в армию начальника отдела кадров бундесвера бригадного генерала Мюллера-Гиллебрандта. У него были трения со Штраусом. В сущности, оба они ставили перед собой одну и ту же стратегическую цель, но средства для достижения этой цели у них были разные. Генерал стремился выдвигать старых офицеров с большим сроком службы и соответственно этому продвигать их, повышая в звании. Штраус же, будучи сторонником новшеств, считал, что длительный срок службы сам по себе не является привилегией, и отдавал предпочтение офицерам, имеющим технический опыт и высшее специальное образование. По его мнению, формирование современной и боеспособной армии идет недостаточно быстро.
Создалась почти такая же ситуация, как когда-то. Расчетливые генералы, которые хотели «ставить наверняка», пытались игнорировать жуликоватого ефрейтора Гитлера. А сейчас генерал стал поперек дороги штатскому — Штраусу. Но и генералу Мюллеру-Гиллебрандту пришлось уйти. Победа министра была воспринята как удар по всему офицерскому корпусу. Если заходил разговор о Штраусе, его упоминали не как «господина министра», а как «отставного» обер-лейтенанта. Многие, конечно, считали для себя оскорбительным, что во главе министерства, ведающего бундесвером, стоит бывший офицер запаса.
Тут нужен испытанный генерал — таково было мнение большинства.
Однако с течением времени Штраус пришелся по вкусу в различных кругах, потому что с большим упорством отстаивал интересы бундесвера, и теперь стало ясно, что подобные требования должны исходить именно от штатского министра, чтобы не вызывать ненужных и очень неприятных воспоминаний.
Начальником главного штаба бундесвера был генерал-лейтенант Хойзингер.
Ему были подчинены: инспектор армии генерал-лейтенант Реттигер, инспектор военно-воздушных сил генерал-лейтенант Каммхубер и инспектор военно-морских сил вице-адмирал Руге. Мы считали их своими начальниками; министр был в наших глазах, скорее, главным представителем «по делам бундесвера», организатором.
Гораздо больше заботила и ближе касалась нас нехватка добровольцев. В военно-воздушных силах, где требуются сверхсрочники, от военнообязанных было мало проку. Приходилось прибегать к помощи пропаганды.
— Здесь перед вами насущная и важная задача, — сказал мне начальник штаба полковник Хеннинг, когда я рапортовал ему о своем назначении офицером по связи с прессой при штабе наземных сооружений ВВС «Юг». — На гражданке вы работали в прессе. Стало быть, вы журналистскую братию знаете. Пресса должна давать толковые статьи о бундесвере. От них проку больше, чем от этих надоевших объявлений и плакатов на столбах. Нам нужны добровольцы. Вот вы, милый мой, в эту точку и бейте!
В веймарские времена полковник Хеннинг служил в данцигской полиции. В 1933-1934 годы он прошел курс обучения на звание пилота при существовавшем тогда Германском союзе воздушного спорта, а в 1935 году был зачислен в военно-воздушные силы рейха.
После войны он не стал дожидаться «вспомоществования», а изучил дело каменщика, после чего упорным трудом приобрел квалификацию инженера.
— Избавьте меня от журналистов, я эту публику видеть не желаю!
Сказав свое напутственное слово и хлопнув меня но плечу — жест, по которому в полковнике можно было признать каменщика, — он проводил меня до двери. Перепрыгивая через ступеньки, я взбежал на следующий этаж, в свой кабинет, и занялся работой.
В моей военной карьере наступила новая фаза. Теперь я сидел в штабе корпуса. Следовательно, я был больше на виду, чем командир батальона в каком-нибудь гарнизоне.
В служебной инструкции генерального инспектора бундесвера были четко сформулированы мои обязанности в качестве офицера по связи с прессой.
Мне чаще, чем другим штабным офицерам, представлялась возможность знакомиться со всеми видами оружия во всей Федеративной республике, участвовать в совещаниях и самостоятельно устраивать встречи и собеседования, относящиеся к моей сфере деятельности. Кроме того, я имел допуск для обработки секретных документов: «СД. Для ограниченного пользования», «СД. Секретно», «СД. Строго секретно», включая «НАТО. Конфиденциально» и «НАТО. Секретно»; допуск мне выдал полковник Хеннинг, когда американцы, ведомство по охране конституции и служба военной контрразведки кончили свои изыскания на основе заполненой мною анкеты НАТО: «Personal History Questionnaires».
Этот документ открыл передо мною многие закрытые для других двери. Но о том, что настанет день, когда он откроет мне глаза, я тогда и не подозревал.
Разногласия
Теперь с позволения читателя я коротко расскажу о других обстоятельствах моей жизни. Надо было как-то упорядочить свои личные дела. Прежде всего мне требовалось жилье; Найти его было непросто. Первое время моей службы в Карлсруэ я жил в гостинице. Затем после долгих и тщетных поисков меблированной комнаты два знакомых офицера поселили меня с собой, у их квартирной хозяйки.
Комнат для одиночек было мало, и стоили они очень дорого. В университетских городах, где сотни студентов нуждались в жилье, за небольшую комнату брали от восьмидесяти до ста пятидесяти марок.
Но тот, кто в ней нуждался, вынужден был платить такую высокую квартирную плату.
Все было бы в порядке, если бы нашу квартирную хозяйку не осенила идея водить нас по воскресеньям в церковь. Как мы ни объясняли, что скоро у нас будут свои собственные священники, ее никак нельзя было отвадить. Только когда у нее не осталось никаких сомнений в том, что мои оба товарища
