— Ну, это еще проще. Табберта — если это вообще был он, ты ж его до этого в глаза не видел! — тебе просто подбросили. Любого зомбированного «джикея», с более-менее интеллигентной рожей, изрешетили из автомата, вкололи ему дозу «Зомби-7» и запрограммировали на соответствующий диалог с тобой. Пока не рассказал все, что требовалось, не помирал. Ну а тебя, поскольку они постоянно следили за тобой с помощью индикатора, элементарно вывели на него. Возможно, даже сам Чудо-юдо помог им, разблокировав звуковой и мыслепередающий каналы, а может, и дал коды для управления тобой через микросхему…
— A «Black Box»? — еще раз поупорствовал я. — Он существует или нет? Или это галлюцинация?
— Все может быть… — загадочно улыбнулся Сарториус.
И тут меня внезапно осенило: а что, если я имею дело не с Сарториусом, а с «черным ящиком»? И правая рука моя, подчиняясь скорее не разуму, а какому-то озарению, сложив пальцы в щепоть, как бы перечеркнула Сорокина сверху вниз и справа налево…
Вспышка! Мне показалось, что Сарториус на какое-то время превратился в «длинного-черного», но потом все приняло нормальный вид. Только Сорокин, ухватившись за поручень лестницы, опять шатнулся к стене. Как тогда, наверху, еще перед спуском…
Я как-то замешкался. Не знал, надо ли его подхватывать и можно ли вообще к нему прикасаться, но сверху, чуть всех не посшибав, сбежала Элен, поднесла ему к носу нашатырь.
— Чхи! — дернулся Сорокин. — Не понял… Мы же еще не начали спускаться вроде бы… Ты когда плечо успела перевязать?
— Да наверху еще! — удивилась Элен. — Не помнишь, что ли? Ты ж нормально дошел сюда.
— Н-нет, — пробормотал Сарториус. — Я думал, что вырубился. Вообще, понимаешь? И уже куда-то пошел…
Он не сказал, куда, но мне показалось, что я его правильно понял. До меня дошло, что в тот момент, когда Сорокин, на наш взгляд, просто почувствовал себя плохо, он на самом деле по-настоящему потерял сознание. Больше того, просто-напросто умер. И душа его, та самая, в бессмертие которой он скорее всего, как настоящий коммунист, не верил, уже отделилась от тела. А на ее место наглым образом втиснулся «Black Box», который и управлял им все эти полчаса или больше. И когда фон Воронцофф выступил со своими «мирными предложениями», «черный ящик» от имени Сарториуса послал его, культурно выражаясь, на хрен.
— Сергей Николаевич, — сказал я осторожно, — у вас в кармане «джикейская» рация. По ней сейчас со мной связывался Воронцофф. Он предлагал сотрудничество…
— В каком смысле? — наморщил лоб Сорокин. По-моему, он с трудом возвращался к нормальной жизни, еще не совсем понимая, где находится. Видимо, то, что он увидел там, произвело на него сильное впечатление.
— В том смысле, что с его помощью мы сможем предотвратить катастрофу. Он знает, как это сделать, но ему нужна наша «Богородица» с бриллиантами.
— Это серьезно? — спросил Сергей Николаевич. Мне показалось, будто он задает этот вопрос чисто машинально, чтобы проверить, не послышалось ли ему это.
— Мне показалось, что он не шутит.
— Чего ты, блин, опять с этой иконой лезешь? — проворчал Клык, который при поддержке своей Верочки спустился на площадку. — Я ж слышал весь ваш разговор! Тебе ж русским языком объяснили, как эти суки мозги пудрят!
— Погоди, Клыкуша, — все еще довольно вялым голосом произнес Сарториус. — Не спеши… Кто, кому и что объяснял? И кто кому мозги пудрит?
— Ну, „-мое, — пробормотал Клык, — еще один придурок нашелся. Ты что, Серый? За секунду память посеял? Ты только что, как нормальный человек, русским языком растолковал этому Барчуку или как его там, что иконка наша нужна Воронцову, чтоб заполучить фонд этих, блин, О… в общем, на Б, а для этого они скомстролили или скундепали эту лажуху насчет Конца Света. Что Димухе мозги запудрили? Ты усек, что сам это говорил, или нет?!
— Ни хрена не помню… — пробормотал Сорокин. — Не мог я это говорить. Я в полной отключке был, понимаешь?
— Да мы же с тобой рядом шли, командир! Ты мне про Грозный рассказывал, как федерастов жег…
— Я? Про Грозный? Да я про это даже маме покойной не рассказал бы! — произнес Сарториус. — Юрке, брату, и то душу не открыл толком…
Мне-то все было ясно, но попробуй скажи всем, что в Сергея Николаевича на это время черт вселился? И не в переносном смысле, а в натуре? Клык только присвистнет и пальцем у виска покрутит: мол, готов пацан, крыша поехала!
— Мужики, — сказал я, — давайте замнем для ясности? Всяко бывает. Ты, Петя, небось насчет ГВЭПа уже просвещенный, поэтому должен понимать, что работа с ним сложная и на мозгах отражается. У самого, что ли, провалов в памяти не бывало? В состоянии ужратости, например?
— Бывало, конечно, — кивнул Клык, — но это после литра-полутора, не меньше. А мы ж ни в одном глазу…
— Да из него столько крови вытекло! — неожиданно вмешалась Вера. — Ты сам-то, когда раненый с Черного болота приполз, чего-нибудь помнил? Хотя бы то, как я тебя лечила?!
— Ну, ты даешь, Верунчик, — совсем смягчив тон, произнес Клык. — Я ж тогда и ходить не мог.
— Ага, только пистолет наставлял да врал, что из ФСБ, задание выполняешь. А сейчас — ни фига не помнишь.
В это время маленький Юрик, который уже сморился и тихонько посапывал у Веры на руках, недовольно заворочался, и все перешли на шепот.
— Ладно, — сказал Сорокин, — продолжаем двигаться. Держитесь от нас с Димой на дистанции в два витка. Элен, топай назад, внимательно смотри на площадках. Чтоб сзади не зашли…
Мы начали спускаться, чтоб оторваться от Князевых на положенное расстояние. На площадке горизонта 54 нагнали Гребешка и Лузу.
— Поглядывайте сюда, — предупредил Сарториус, указывая на дверь с цифрами, — а то заберется кто-нибудь, переждет, пока мимо пройдете, а потом
— в затылок.
— Я говорил? — сердито глянув на Лузу, прошипел Гребешок. — А ты — «ни хрена не будет»!
— Топайте, мы за вами, подстрахуем, если что, — ободрил их Сорокин.
Когда «куропаточники» ушли вниз, Сарториус вытащил рацию и спросил:
— Волну не сбили? Я глянул:
— Вроде нет…
Сергей Николаевич включил питание, нажал кнопку и позвал:
— Воронцов, вы меня слышите? Прием! Когда он отпустил кнопку, рация некоторое время молчала, мрачновато похрюкивая, а потом отозвалась нехотя:
— Вам кажется, что мы еще не все сказали друг другу, дон Умберто?
— Да, иначе я не стал бы вас вызывать.
— У вас есть новые предложения?
— Да, есть.
— К сожалению, я не имею времени их выслушать. Четверть часа назад я мог бы обсудить их и даже был готов к некоторым компромиссам. Сейчас все это уже не имеет решающего значения. Вы сами поставили себя в неудобное положение.
— Иными словами, вам больше не нужна наша «Богородица»?
— Нет, не нужна. Только что мы достигли соглашения с господином Сергеем Бариновым. Его одобрил также мой российский компаньон господин Соловьев, который через пятнадцать минут сможет обнять родного сына, которого не видел больше двух лет. Одним словом, оно кардинально изменило ситуацию, и, к сожалению, теперь наличие у вас иконы становится непреодолимо серьезным препятствием
