— В каком месте это было?
Ян провел ладонью по лбу.
— Я плохо знаю эти места, пан. То было за путевым постом. Километров десять — пятнадцать…
— Как вам удалось выбраться из вагона?
— То был товарный вагон, пан. Теплушка. Мы вынули несколько досок из пола.
— Сколько человек бежало из эшелона?
— Было еще двое, которые прыгали за нами. Их застрелили охранники. Может, еще были… Не знаю.
Командир достал из кармана черный матерчатый кисет и газету, сложенную книжечкой. Оторвал листок. Одним движением пальцев скрутил цигарку. Поднял стекло фонаря и прикурил от коптящего язычка пламени.
— Как тебя зовут?
— Ян Косовский.
— Вы ночевали в лесу?
— Да.
— Странно, почему они вас не задержали. У них было две собаки.
— Это он выдумал. — Ян показал на Станислава. — Мы натерли ботинки какой-то травой. Собаки не взяли след.
Командир перевел взгляд на Станислава:
— Ты поляк?
— Нет. Я — шауни.
— Не понял.
— Он индеец. Из Канады. Шауни — это их племя, — объяснил Ян.
— Кто, кто? Что за чепуха, какие индейцы? Что ты плетешь?
— Я говорю правильно, командир. Он — индеец.
Командир повернулся к Станиславу:
— Кто ты?
— Я Станислав Суплатович.
— Индеец?
— Да. Я — шауни из рода Совы.
— Чудеса!.. — Командир недоуменно покачал головой. — Как же ты попал в эшелон?
— Из тюрьмы. Меня арестовали осенью прошлого года.
— А в Польшу?
— Я приехал с матерью из Канады три года назад.
Люди, сидящие в землянке, зашевелились.
— Тише! — сказал командир. — Почему у тебя польское имя?
— Это не мое имя. Так нужно было для паспорта. Когда нам писали бумаги на выезд из Монреаля, мать дала мне свое имя. Ее зовут Станислава.
— А твое настоящее имя?
— Сат-Ок. По-вашему — Длинное Перо.
— Так, значит, ты — метис. Мать — полька, отец — индеец.
— Нет. Я — шауни.
Командир усмехнулся:
— Ты знаешь, что такое метис?
— Знаю. Только у нас, у шауни, не так. Все мальчики принадлежат роду отца. Мой отец шауни, значит, я — тоже шауни. У девочки — кровь матери.
— Вот как. — Командир помолчал. — Ну ладно. Потом расскажете все по порядку. Идите отдыхать.
— Пан командир, — сказал Ян. — Мы хотим к вам в отряд. Дайте нам оружие.
Командир посмотрел на него:
— Ого! Не так скоро все делается, парень. Сразу оружие! У нас у самих оружия не хватает. Феликс, — обернулся он к одному сидящему у стены, — дай им чая и хлеба. И еще чего-нибудь. Что там у тебя есть?
— Сыр, — сказал Феликс.
— Дай сыру.
Феликс поднялся и перебросил ремень автомата через плечо.
— Идемте, ребята.
Группа Сопротивления, уничтожившая отряд карателей, насчитывала всего двадцать человек. Командовал группой русский, капитан Красной Армии, бежавший из лагеря военнопленных под Сандомиром. Звали его Ленькой. Никто не знал ни его настоящей фамилии, ни отчества, но зато все полагались на его военный опыт и умение быстро принимать правильные решения. В группе было несколько солдат регулярной польской армии. Их дивизию разгромили немцы еще во время боев под Радомом. Уцелевшие солдаты частью попали в плен, а частью ушли в леса, организовав небольшие отряды сопротивления. Позже в эти отряды стали вливаться крестьяне из сожженных деревень и горожане, бежавшие от насильной мобилизации и от преследований гестапо.
Неизвестно, сколько таких групп существовало в Борковицких лесах. Каждая группа действовала без связи с другими отрядами. Никаких определенных планов у этих отрядов не было, кроме одного — стремления во что бы то ни стало выжить. Для этого нужно было как можно реже попадаться немцам на глаза, то есть не обнаруживать себя. Забиться в самые глухие чащобы. Превратиться в ночных мышей, в кротов, чуть ли не в призраков. Не разводить костров. Не собираться большими группами. Не оставлять следов. Вот почему в лесах того времени не было отрядов больше пятнадцати — двадцати человек.
Но рано или поздно какой-нибудь отряд случайно выдавал себя. И тогда до него добирались каратели из фашистской службы безопасности.
Борьба в горах и в лесах имела свои законы. Она требовала от каждого бойца почти нечеловеческой выносливости, выдержки, беспрекословной дисциплины и храбрости.
Люди Леньки безоговорочно подчинялись своему командиру. Они верили ему, и он доверял каждому из них, как самому себе.
Чтобы скрываться от немцев, нужно непрерывно двигаться. И группа Леньки каждые сутки меняла места своих стоянок, минуя деревни и хутора. Но в самом сердце Борковицких лесов у нее имелся базовый лагерь, в нескольких землянках которого хранились боеприпасы, медикаменты и небольшой запас одежды. Был даже крохотный госпиталь — земляная нора с двумя дощатыми нарами, на которых при необходимости могло разместиться четыре человека.
Ленька старался пользоваться этим лагерем как можно реже.
Но для того чтобы жить, нужно не только скрываться от карателей. Нужно есть.
Когда кончились запасы, делали засаду у какой-нибудь дороги, идущей из большого села, и дожидались обоза с реквизированными у крестьян продуктами.
Ленька действовал только наверняка. Он тщательно разрабатывал каждую такую операцию. Он никогда не нападал на большие обозы. Он завязывал бой тогда, когда видел, что не проиграет. И сразу же уходил в чащу, заметая следы.
Стычка с карателями на берегу Ниды произошла случайно. В лесничестве хранились продукты, отбитые у немцев. В сарае, в глубокой яме находился почти месячный запас муки, картофеля и солонины. Каким-то неведомым путем каратели узнали об этом и налетели на лесную сторожку.
Ленька пришел за провизией, когда сторожка уже догорала. Каратели еще не успели уйти. Прижав фашистов к реке, поляки расстреляли их, не дав опомниться и организовать оборону. Все было кончено в несколько минут. Десять трупов в серо-зеленой форме остались лежать на берегу реки. Отряд потерял трех человек. Их похоронили в лесу, недалеко от сожженного лесничества. Затем отошли на основную базу — в сторону Буско-Здруя. Треугольник Пиньчув — Сташув — Буско-Здруй был еще слабо «освоен» немцами, и
