– Рассказывай!
– Что рассказывать?
– Кто ты и зачем забралась в Норку?
– Куда?
– Сюда, балда! Это моя комната так называется – Норка. Ну, откуда ты взялась?
– Меня привела сюда леди Бадб и сказала, что я буду жить в этой комнате.
– А меня, значит, спросить не догадались? – Она еще раз оглядела Аннушку. – Ладно, я согласна, чтобы ты жила здесь. Могли подсунуть что-нибудь и похуже. Ты откуда приехала?
– Из России. А ты?
– Я ирландка, настоящая айриш, так что ты у меня во всех смыслах в гостях. Понятно тебе?
Аннушка кивнула – чего ж тут не понять?
– Как тебя зовут?
– Юлианна Мишина. А тебя Дара О'Тара, мне уже сказали.
– Понятно. Акцент у тебя какой-то… непонятный! – Она покрутила головой. – Ты хоть все понимаешь, что я говорю?
– Конечно. Я давно учу английский, у меня только разговорной практики не было.
– Теперь будет, – успокоила ее Дара.
Аннушка не знала и знать не могла, что Ангел Иоанн все ночи после их заговора на острове Пятачок, стоя над ее изголовьем, читал ей вслух «Хроники Нарнии» на английском языке: вот почему она понимала почти все, начиная с объявлений в самолетах и в аэропортах и кончая разговорами с мисс Морген, леди Бадб и Дарой.
Дара была в общем-то девочка как девочка, только одета была странно: на ней были шорты и топик, оставлявшие голым веснушчатый живот, а на ногах были косматые зимние сапоги.
– Как называется город, из которого ты приехала, Юлианна?
– Санкт-Петербург.
– Дурацкое название.
– Почему же дурацкое? – удивилась Аннушка.
– Слишком длинное, его трудно засунуть в лимерик.
– Куда засунуть?
– В лимерик. Это такие ирландские стишки-дразнилки.
– А зачем Санкт-Петербург засовывать в дразнилки?
– Глупая! Чтобы все их запомнили и потом тебя дразнили.
– А зачем тебе нужно, чтобы меня дразнили, Дара?– Затем, что все равно будут. У нас все всех дразнят. Для тебя же лучше, если лимерик про тебя напишу я сама – тогда другие поленятся сочинять. Так что давай какие-нибудь названия покороче.
– А без названий никак нельзя?
– Можно, конечно, но это будет неправильный лимерик. В лимерике, написанном по всем правилам, в первой строчке обязательно должно указываться место жительства героя.
Аннушка задумалась: сказать Даре, что вообще-то она из Пскова, или не говорить? Решила пока оставить Петербург.
– Ладно. У этого города много всяких названий: Питер, бывший Ленинград, град святого Петра…
– Святые у нас тут не в моде, Ленинград слишком длинно, а вот Питер подойдет. Теперь не мешай, я буду сочинять.
Дара задумалась ненадолго, а потом выпалила:
В Норку к Даре девица из Питера заявилась и ноги не вытерла.
Почему не сидится этой русской девице на просторах любимого Питера?
– Кажется, я вытирала ноги… Тебя же не было в комнате, когда я пришла; почему ты думаешь, что я их не вытерла?
– Ой, тупица какая! Твои ноги нужны для рифмы, это поэтическая вольность!
– Так ты не хочешь, чтобы я здесь жила?
– С чего ты взяла? – вытаращила глаза Дара.
– Я так поняла из твоего стишка.
– Юлианна! Ты что, вообще шуток не понимаешь или это у тебя с дороги?
– Нет, но я подумала…
– Думать здесь буду в основном я, а ты только слушай меня и не пропадешь. И жилище наше больше комнатой не зови. Запомни, это Норка! Понятно?
Аннушка пожала плечами. И вдруг непонятным образом она мгновенно оказалась опрокинутой на шкуру носом в медвежий мех, а Дара – верхом на ней.
– Отвечай четко и внятно, – приказала Дара, хмуря широкие рыжие брови и сверкая зелеными глазами. – Понятно тебе, как называется мое жилище?
– Да понятно, понятно, – засмеялась Аннушка и чихнула. – Норка. Как у хоббитов. Только отпусти меня, пожалуйста, мне медвежья шкура в нос лезет. И мне очень нравится твоя Норка, Дара, честное слово!
– Наша Норка, – поправила ее Дара. – А как ты относишься к хоббитам?
– Они мне тоже нравятся. Я читала «Властелина колец» и кино смотрела. Разве хоббиты могут не нравиться?
– Тогда порядок, – Дара оставила Аннушку и побежала к своему шкафу. – Отныне мы обе – хоббиты, а вообще нас теперь трое!
Аннушка хотела спросить, кто у них третий, но не успела.– Я тебе дам мои старые хоббичьи сапоги, – продолжала Дара. – И учти: тем, кто живет в одной комнате, разрешается дружить, чтобы они друг друга не съели.
– Как это – не съели?
– Фигурально. Чтобы не затравили друг дружку насмерть, а то в Келпи никого не останется.
– Неужели все келпинки такие злые?
– Эй, ты в духовную школу поступила или куда?
– Разве Келпи духовная школа?
– Конечно! Нас тут учат общаться с духами, значит, это духовная школа.
– Я думаю, «духовное» означает совсем не это…
– Опять?
– Что «опять»?
– Опять думать вздумала? – Дара обвиняюще уставила на Аннушку не очень чистый указательный палец. – Учти, я ничего не буду тебе рассказывать, если ты будешь над каждым моим словом размышлять.
– Хорошо, хорошо, я не буду сейчас размышлять, я потом все обдумаю. Рассказывай!
– Девчонки у нас злющие, всегда помни об этом. И заруби себе на носу: без настоящей злости колдовству не обучишься.
– Колдовству? Но я в общем-то… – Аннушка хотела сказать, что никакому колдовству она не хочет учиться, но вместо этого спросила: – Дара, а ты тоже злая?
– Конечно, иначе тут не выжить. А дома, когда я жила с моими тремя тетками, я еще злее была.
– А почему ты жила с тетками, а не с родителями?
– Потому что мои родители развелись, как только меня родили. Вот они меня и подкинули на воспитание папочкиным сестрам, старым девам и старым ведьмам. Они с утра до вечера ссорились и грызлись между собой. Когда-то с ними жила еще одна сестра, младшая, но она от них сбежала. И я еле-еле дождалась, когда можно будет поступить в Келпи.
– А твои родители? Они не хотят забрать тебя обратно?
– У них обоих давным-давно другие семьи и другие дети, они и думать забыли, что когда-то у них был общий ребенок. Вот выучусь как следует колдовать и тогда, может быть, захочу с ними встретиться!
