водятся самые большие львы в Африке. Они стаями нападают на буйволов и даже молодых слонов. И отступают только перед одним врагом — гиенами.
— Гиенами? — удивился я. — Но ведь львы несравнимо сильнее и больше.
— Да, один на один они никогда не сражаются — гиены трусливо убегают. Зато, когда гиены собираются в огромную стаю, — еще вопрос, кто кого. Бывает так, что львы позорно обращаются в бегство...
В конце концов нам повезло: во время очередной поездки на остров Чиф мы как на ладони видели львицу, пожиравшую антилопу гну.
— Сейчас антилоп гну у нас в Ботсване стало гораздо больше, — продолжал Манила. — А несколько лет назад, во время долгой засухи просто ужас, что творилось. Гну гибли сотнями тысяч, и все из-за изгородей.
Манипа имел в виду загородки, поставленные в разных местах Ботсваны, чтобы оградить домашний скот от диких травоядных животных, носителей заразных болезней, которые через пищу могут передаваться и людям: особенно свирепствует — и часто со смертельным исходом — ящур.
«Заборы», протянувшиеся через Калахари на сотни километров, отгородили большие пастбища, где в незасушливые времена паслись стада буйволов, гну и других антилоп, от непересыхающих водных источников — и в первую очередь дельты. Но вот ударила многолетняя засуха — это случалось и раньше, — и стада в тысячи голов стали мигрировать по знакомому им маршруту на север, к воде.
Главная трагедия происходила в глубине Калахари, южнее дельты. Самой же дельте изгороди очень помогли. С западной стороны они остановили стада скота. Не будь изгородей, скот вторгся бы на заливные луга дельты и опустошил их, оставив диких животных на вымирание.
Теперь же дельта полна жизни — на суше, в воде и даже под водой, что сильно напугало одно из семейств нашего лагеря. Отец, мать и их шестнадцатилетняя дочь как-то раз отправились на прогулку в двух «мокоро». Пирога с папой и мамой благополучно вышла из заливчика у лагеря, но с лодкой, где сидела девушка, что-то случилось. «Мокоро» вдруг подскочила на месте — проводник с пассажиркой оказались в воде, а лодка — в пасти бегемота. Откусив кусок от борта и приведя пирогу в негодность, бегемот скрылся под водой. Другая «мокоро» была уже на некотором расстоянии. Испуганные родители с ужасом ожидали, что чудовище вынырнет снова и их дочь окажется в его пасти. Проводник и девушка, словно наперегонки, поплыли к берегу, который, к счастью, был близко.
Перепуганный проводник объяснил, что раньше здесь, у самого лагеря, ничего подобного не случалось, но в других местах такие инциденты происходят и сейчас — иногда с человеческими жертвами. Дело в том, что бегемоты любят пастись ночью, а в дневное время, когда жарко, предпочитают отдыхать в воде или под водой.
В тот же день незадачливое семейство покинуло лагерь, оставив в книге для гостей такую вот запись: «Место интересное, но очень опасное».
Я часто приставал к Манипе с расспросами о бушменах. Меня интересовало прошлое и настоящее этого народа, отличающегося от большинства других африканских народов не только внешним, физическим, обликом, в частности, цветом кожи, — она у них много светлее, — но и рядом языковых особенностей, антропологи даже относят их к некоей особенной расе.
Бушмены (Бушмены, в переводе с английского букв. «кустарников народ». — разделяются на группы: кунг, конг (маконг), кхомани (нусан) и другие. — Прим. ред.) и готтентоты, исконные обитатели Южной Африки, поселились здесь задолго до прихода племен языковой группы банту, населяющих эти места сейчас. Еще до установления белого владычества банту вытеснили бушменов из лучших областей Калахари в бесплодные районы. Но «лесной народ» и там проявил незаурядные способности к выживанию, приспособившись находить воду и пишу во враждебной человеку среде.
Однако суровые условия жизни и постоянные преследования иноплеменников сильно уменьшили его численность. Хотя сегодня бушменам и отведены в Калахари специальные поселения, или, попросту говоря, резервации, — они там практически не живут: большинство предпочитают заниматься охотой и собирательством — то есть вести традиционный образ жизни кочевников. Остальные работают по найму — у тех же чернокожих и белых.
— А почему тебя интересуют бушмены? — спросил Манипа.
— Я много о них слышал и хотел бы поглядеть, где и как они живут.
— Как живут, говоришь? Плохо. Но, если хочешь на них посмотреть, можем съездить в деревушку, в самый конец дельты.
Цвет кожи бушмена, с которым меня познакомил Манипа, был, действительно, не черного, а абрикосового цвета, но в остальном, по внешности, наш бушмен мало чем отличался от других африканцев. Что было удивительно, так это его костюм: пиджак и брюки темно-синего цвета в белую полосочку. Такую пару скорее можно увидеть на дипломатическом приеме, а не на работнике фермы в дебрях Окаванго. Костюм был явно с чужого плеча — расстегнутый, слишком большого размера, пиджак странно болтался на его худощавом голом теле, обнажая выступающие ребра. На мой вопрос, не на парад ли он, часом, собрался, бушмен ответил, что костюм ему подарил заезжий европеец, и он его носит, потому что сейчас у него не осталось другой одежды.
Потом, оценив меня взглядом с ног до головы, он вдруг спросил:
— Не могли бы вы подарить мне рубаху? Сейчас время зимнее. И, хотя дни жаркие, ночью бывает холодно.
К сожалению, я не мог удовлетворить просьбу «лесного человека», так как взял с собой в дорогу только самое необходимое. А все остальное оставил в Маунге. Но я все же пообещал переслать ему кое- какую одежонку из лагеря — когда буду улетать назад в Маунг.
— Скажите, — в свою очередь обратился я к новому знакомому, — а у вас в Калахари, среди бушменов-кочевников есть родственники?
— Какие там родственники, — сокрушенно ответил он. — Те, кто и был, давно умерли. У нас был такой обычай — в тяжелые времена оставлять слабых и старых умирать в пустыне, чтобы сохранить еду и воду для более крепких. Старики сами просили, чтобы их бросали.
— Но ведь кто-то же остался в живых? — изумился я.
— Да, конечно. Те из моего рода, кто выжили, сейчас работают на фермах, как я и мой брат.
Тут к нему подошел его брат, и они заговорили на родном языке. Я заметил, что во время разговора они как-то причмокивали, но тогда не обратил на это особого внимания. Позже узнал, что чмоканье характерно для своеобразного семейства так называемых «цокающих языков», распространенных среди бушменов и готтентотов. Существует несколько типов цокающих звуков — все они выполняют функции согласных (Лингвисты, бессильные обозначить буквами эти звуки, употребляют для их обозначения восклицательные знаки и двоеточия посреди слова. Например, «tzwa! nа». — Прим. ред.).
Культура бушменов — их песни, танцы, наскальная живопись — пришла сейчас в упадок. В 90 километрах от нашего лагеря находились редкие в Калахари возвышенности — холмы Цодильо, испещренные наскальными рисунками. Это очень хорошо выполненные охрой изображения — главным образом диких животных, а иногда людей. Рисунков очень много, может быть, больше тысячи. Кто их создал? Живущие около Цодильо бушмены об этом понятия не имеют...
Но, в общем, от этой страны у меня осталось отрадное впечатление, потому что люди здесь строят свою жизнь цивилизовано, без расовой вражды, и старательно оберегают уникальный дар природы, дельту реки Окаванго, впадающей в песчаный океан Калахари.
Вадим Добров
Ботсвана
Via est vita: Проклятая дорога
