В 1578 году молодой Себаштиан, движимый устаревшими рыцарскими идеалами, двинулся крестовым походом против мавров в Марокко. В битве при Алкасер-Квивире он был наголову разбит. Только 60 человек из 18 тысяч солдат вернулись с поля брани, а сам король пропал без вести, не оставив наследников. Это событие окончательно подорвало португальское могущество, начавшее таять еще во времена его предшественника Жуана III — из-за бездумного транжирства стекавшихся в страну богатств, и испанский король Филипп захватил власть в стране.
Но сгинувшего в марокканских песках короля Себаштиана в самой Португалии не считали погибшим и даже объявили «желанным» — его ждут и уверены, что он вернется. Культ себаштианизма был жив еще даже в начале нашего века, да и до сих пор судьба короля остается одной из самых укоренившихся в народном сознании легенд.
— Португальцы чем-то похожи на русских, — говорил нам журналист Жозе Мильязеш Пинту. — И прежде всего верой в доброго царя и ностальгией по великому прошлому...
Португальцы гордятся своей историей. И в Лиссабоне на каждом шагу встречаешь напоминания об имперском величии страны. Огромные соборы и парадные памятники королям. Нарядная и торжественная главная площадь города, выходящая к водам Тежу, носит имя Праса-ду-Комерсиу — а как же иначе может быть в стране, долгое время жившей морской торговлей? По названиям улиц на карте Лиссабона можно восстановить едва ли не всю эпоху географических открытий. В обменных пунктах, наряду с котировками «привычных» валют, видишь курсы такой экзотики, как ангольская кванза, мозамбикский метикал и патака Макао. А даже далекие от политики португальцы готовы рьяно обсуждать ситуацию на забытом всем миром Тиморе. Так что дух дона Себаштиана жив. И, похоже, больше других желал его вернуть — и вместе с ним возродить былую имперскую славу страны — Антониу Салазар.
И как похожи их искусство и архитектура! Если маркиз де Помбал, заслуженно удостоившийся помпезного памятника, возродил Лиссабон из руин 1755 года, то Салазар хотел возродить имперский дух. Неподалеку от Беленской башни, на берегу Тежу стоит грандиозный монумент Открывателям. Под ним, посреди площади — огромная мозаичная карта Земли, на которой имена и даты фиксируют открытия по всему миру, сделанные португальцами. А с высокого противоположного берега на Лиссабон взирает колоссальный белый Христос, возведенный на народные пожертвования в 1962 году.
Берега широченной Тежу соединяет другое гигантское творение той же эпохи — красавец-мост, носивший имя Салазара. Нищая по западноевропейским меркам, истощенная внутренними противоречиями и колониальными войнами Португалия смогла найти и гениальные инженерные идеи, и средства, чтобы соорудить у себя самый длинный мост на континенте. Он, кстати, строился с таким запасом прочности, что сегодня под ним, вторым ярусом, тянут рельсовые пути, чтобы пустить на другой берег, в Алмейду электричку. После свержения диктатуры в результате бескровной апрельской революции 1974 года мост получил имя «25 апреля».
Решил Салазар завершить и строительство другого грандиозного сооружения — храма Санта- Энграсиа, превратив его в национальный пантеон. Он был открыт в 1966 году после строительства, длившегося... 500 лет. Когда в Португалии хотят сказать что-то о делах, которые никогда не будут завершены, то говорят, что это возведение Санта-Энграсиа. В купольном зале царит мертвящая пустота. Пусты и саркофаги, на которых только обозначены имена знаменитых португальцев. Сам же собор белой махиной возвышается над спускающимися с горы красными черепичными крышами района, который был до имперского величия и, надеемся, сохранится и впредь таким, каким он есть сегодня…
Есть Лиссабон, похожий на все другие европейские столицы. Со своими Елисейскими полями Авенида-да-Либердади и пешеходным Арбатом — Руа-Аугушта... Это Байша — «Нижний город», восстановленный маркизом де Помбалом. Есть в Лиссабоне район банков, типа Сити, где в ночи сияет своими башнями торговый центр «Аморейра». Есть огромная трибуна для бескровной португальской корриды и стадион, собирающий поклонников лиссабонского футбольного клуба «Бенфика»...
Но чтобы по-настоящему почувствовать город и даже просто полюбоваться им, надо обязательно подняться на два из его семи холмов, на которых, как Рим и Москва, расположен Лиссабон. С Москвой португальскую столицу роднит и святой-покровитель — Георгий Победоносец, во имя которого и нарекли крепость Сан-Жоржи, взирающую на город с холма Алфама, что к востоку от Байши. С запада «Нижний город» ограничивает Байрру-Алту — «Верхний квартал».
Подъем на Байрру-Алту оставляет неизгладимое впечатление. Крутые склоны в Лиссабоне — самом гористом портовом городе мира — помогают преодолевать фуникулеры и единственный в своем роде подъемник филигранной металлической конструкции «Санта-Жушта» работы Эйфеля. Мы же воспользовались вагончиком фуникулера, судя по табличке внутри, постройки «Дженерал электрик» 1904 года...
Он и потащил нас вверх по узкой крутой улочке. «Зайцы» впрыгивали на ходу на подножку, держась за наружние поручни у дверей, а встречные прохожие, прижимались к стенам, чтобы пропустить медленно двигавшуюся вверх дребезжащую, выглядевшую хлипкой, но, по-видимому, надежную конструкцию. Не верилось, что мы находимся всего в нескольких метрах от парадного центра и напряженных магистралей большого города...
Если Байрру-Адту создавался в результате планомерного расширения города за пределы оборонительных стен и поэтому имеет почти прямоугольную сеть улиц, то Алфама, старейший из лиссабонских кварталов, поражает средневековой путаницей улиц, переулков и проходов.
Алфама — бывший мавританский квартал. Его название происходит от арабского «аль-хама», что означает «теплый источник». Улочки Алфамы в живописном беспорядке вьются вокруг крепостного холма. Извилистые и крутые, то и дело переходящие в лестницы, они не позволяют проникнуть сюда современному транспорту.
Так что вместо выхлопных газов квартал наполнен пронзительным запахом жарящихся сардин, а шум моторов заменяют пение птиц в вывешенных за окна клетках и крики петухов. На улицах женщины продают рыбу и овощи, то и дело попадаются лавчонки, пивные, закусочные и мастерские в подвалах. То вдруг попадаешь в проходной двор, в котором сидят старики, играют маленькие дети.
Байрру-Алту — квартал с налетом богемности, Алфама — место жизни в основном бедноты.
Кто-то скажет, что холмы Лиссабона местами похожи на парижский Монмартр, у кого-то уличная жизнь вызовет в памяти Неаполь. Но нет. Где еще увидишь такие нарядные изразцовые плитки с названиями улиц или обрамления из этих плиток — азулежу вокруг старых дверей с ручками в виде человеческой руки, чтобы стучать бронзовыми перстами о дерево, а то и целые фасады, блестящие глазурью на солнце?
И это повсюду развешенное белье, которое, как считают португальцы, лишь на солнце и ветру приобретает такой свежий запах — даже если дома и есть современная сушильная машина. У большинства обитателей Алфамы их, конечно, нет. В окнах видны в основном пожилые лица. Так и кажется, что это квартал стариков. Вот старушка кричит что-то с третьего этажа своей знакомой на улице и спускает ей на веревке корзинку для покупок с лежащей в ней сложенной банкнотой. Вот допотопная типография с открытой на улицу дверью. Через нее виден старинный печатный пресс.
Лиссабон имперский, Лиссабон, восстановленный маркизом де Помбалом и созданный заново Салазаром, Лиссабон Байрру-Алту и Алфамы объединяет трамвай. Да-да, трамвай, представляющий собой, пожалуй, самую яркую примету городского пейзажа. Потому что, похоже, его маленькие вагончики не меняли уже много десятков лет.
В Лиссабоне есть метро, есть множество автобусов. Наконец, в центре города, в Байше, ходит и обычный, самый современный по дизайну трамвай. Но такому не взобраться на высоты Байрру-Алту, не