в историю как Адрианов, дабы отгородиться от северных племен. Таким образом появилась «физическая» граница, поделившая Британию на Север и Юг. Вал этот, построенный, как и все, к чему приложили руку римляне, на совесть, сохранился до наших дней. По прошествии 20 лет римляне, продвинувшись еще дальше на север, возвели между реками Клайд и Форт еще один вал – Антонинов, но этот рубеж им оказалось удержать уже не под силу, и они, отказавшись от дальнейших завоеваний, вынуждены были перейти к политике сдерживания.
К 450 году, моменту, когда завоеватели покинули Шотландию, на ее территории помимо пиктов жили бритты, на западном побережье – скотты (они и дали впоследствии название стране), а на востоке обосновался германский народ англы. Любопытно, что нынешние западные шотландцы, помнящие все это до сих пор, убеждены, что жители Эдинбурга – пришлые англы. Стоит добавить, что северные острова страны начиная с 800 года в основном были заняты норвежцами. В бесконечных сражениях друг с другом эти народы провели несколько столетий. И только в XI веке было образовано Шотландское королевство.
Разноцветная шерстяная клетчатая ткань тартан – не только опознавательный знак для всех шотландских родов, поскольку у каждого из них он свой, но и многовековой символ Шотландии. Но был в истории тартана «черный» период – на протяжении целых 35 лет (с 1746 по 1781 год) он был запрещен.
Акт Разоружения 1746 года (после подавления англичанами восстания якобитов) ударил в самое сердце горцев. Вожди кланов были поставлены перед тяжелейшим выбором – либо принять английское законодательство, либо отказаться от своих земель. У них было отнято право судить своих подданных, им запрещалось носить оружие. Помимо этого, запрету подверглось и ношение одежды из тартана, в том числе и юбкикилта. «Ни мужчина, ни мальчик не имеет права носить под любым предлогом… плед, килт, ремни на плече или любую другую часть горского гардероба. Запрещается использовать тартан для производства пледов и верхней одежды». Легендарные шотландские волынки также были запрещены – как «инструменты войны».
Наказания за ослушание были суровыми – за первое нарушение полагалось 6-месячное тюремное заключение, за второе – депортация в колонии сроком на 7 лет. Власти всеми силами старались поддерживать исполнение своих указов, но добиться этого было очень непросто. Тартан, превратившись в символ независимости, прочно вошел в моду среди аристократов. И даже лояльные властям шотландские лорды щеголяли в тартане невзирая ни на какие запреты. Власти, все более осознавая тщету своих усилий, предпочитали не обращать на это внимания. И в конце концов запрет был отменен.
Сейчас различных тартанов становится все больше и больше. Это, конечно, вносит изрядную путаницу в некогда строгую систему. Существует, например, свой тартан у итальянцев, живущих в Шотландии, есть также тартан сикхов. Изобретение новых цветовых и графических решений приурочивается практически к каждому сколько-нибудь значимому событию – к юбилею королевы, к возвращению в Шотландию королевских регалий, к Олимпийским играм, к Новому году, как это было в 2000 -м, в память о принцессе Диане или в память об эпохе антарктических исследований… Существуют и более экзотические варианты, например тартан Мадонна, созданный в честь бракосочетания знаменитой певицы с Гаем Ричи, церемония которого проходила в одном из шотландских замков. Потом, правда, этот тартан был переименован и назван Романтическая Шотландия.
Практически все шотландские спортивные клубы имеют свои расцветки. Служба «Скорой помощи» также недавно получила свой тартан. Список этот можно продолжать до бесконечности, поскольку тартаны разрешены и для коммерческого использования – например, различными производящими компаниями, отелями, кораблями и прочая, прочая, прочая.
Один наш знакомый, настоящий шотландец Джимми, которого мы засыпали вопросами об особенностях шотландского характера, с оттенком нескрываемой мстительности в голосе произнес: «Есть у нас лорд по фамилии Сазерленд. Так вот, спросите у него о „чистках“ XIX века. Не скрою, мне было бы очень интересно узнать, что он ответит в свое оправдание…»
Сообразив, что упомянутые им события происходили не менее полутора столетий назад, мы озадаченно спросили: «Но не мог же он руководить этими „чистками“?» – «Да, действительно, – ответил Джимми, – об этом я как-то не подумал, но вы все равно спросите».
Алистар Сазерленд, лорд Стратнэйвер, сын графини Сазерлендской (она сейчас редко принимает гостей), встретил нас в холле своего замка, расположенного в Хайлендзе (Горная Шотландия). Нам он показался человеком крупным, хотя, возможно, это был эффект окружающей обстановки. Замок, выстроенный в стиле французского шато, был огромен. Не менее внушительным по размеру было и высившееся на холме скульптурное изваяние, изображавшее первого герцога Сазерленда, которое мы увидели при подъезде к замку. Его силуэт на фоне серого неба произвел на нас неизгладимое впечатление. В XIX столетии именно он был одним из вдохновителей печально знаменитых «чисток», о которых в Шотландии до сих пор сохранилась недобрая память. Более того, местный полицейский поведал нам, что подъезды к этому монументу просто перекрыты – из-за постоянной угрозы его взрыва. Надпись «ОТ БЛАГОДАРНЫХ ПОДДАННЫХ», выбитую на нем, многие поколения местных жителей считали и продолжают считать не чем иным, как издевательством над историей их страны.
…«Чистки» в Хайлендзе были вызваны несколькими причинами. После того как в XVIII столетии кланам было запрещено иметь свои армии, их вожди уже не были заинтересованы в количестве подданных. Кроме того, благодаря появлению и широкому распространению картофеля существенно улучшилось качество жизни и как следствие выросло население (в 1755 году в Хайлендзе жили 115 тысяч человек, в 1801-м —154, а в 1831-м – 201). С 1810 года стали падать цены на мясо и рыбу, а с 1815-го, после окончания Наполеоновских войн, это падение приобрело угрожающие размеры. Единственным надежным источником дохода стала овечья шерсть. Землевладельцам требовалось как можно больше пространства, а, следовательно, от мелких земельных наделов их подданных необходимо было избавляться. Тут-то они и взялись за «чистки» своих земель – нужно было как можно быстрее решить проблему выживания «лишних» людей.
Вожди кланов всячески подталкивали своих подданных к эмиграции – тысячи уехали в Америку. Оставшиеся держались из последних сил, но делать это становилось все труднее – доходы неуклонно сокращались. Самые масштабные «чистки», с 1807 по 1821 год, происходили в имении графини Сазерлендской. Сазерленды владели колоссальным количеством земли – более 1 миллиона акров, причем не только в Шотландии, но и в Англии. Количество выжитых ими со своих земель с точностью установить так и не удалось. Одни утверждают, что оно составило порядка 15 тысяч человек, другие утверждают, что только за 3 года (с 1818-го по 1821-й) насиженные места покинули 700 семей. В любом случае, для того времени цифры эти были огромными. Другие землевладельцы, конечно, тоже не дремали, подобные «чистки» продолжались во многих владениях на протяжении почти всего XIX столетия. В одном только 1846 году после обрушившегося на Хайлендз голода покинуть родину вынуждены были десятки тысяч людей. Однако именно Сазерленды – с масштабами их владений и методами выживания неугодных – остались в памяти у потомков.
Историки до сих пор не могут сойтись во мнении – положительно или отрицательно сказались эти «чистки» на развитии страны. А вот у обычных людей никаких сомнений по этому поводу нет – они твердо знают, что ничего хорошего в этом не было.
Любопытно, что вдохновителем этой идеи был либерально настроенный и прогрессивно мыслящий человек – лорд Стаффорд, конечно же, англичанин… Женившись на графине Сазерлендской, он добавил к ее бескрайним владениям в Шотландии свои – в Англии, не говоря уж об огромных деньгах. Оказавшись в Хайлендзе, просвещенный лорд пришел в ужас от вопиющей архаичности уклада жизни населявших его людей и решил «сделать им хорошо». Начав политику переселения жителей Хайлендза на новые места, будущий Первый герцог Сазерлендский (этот титул он получил в 1833 году) физически разрушил прежний уклад жизни горцев.
«Как многие реформаторы, он хотел посвятить свою жизнь и состояние тому, чтобы заставить других людей сделать то, чему они отчаянно сопротивлялись. При этом он верил в то, что все это делается
