Наверно, немногие уцелевшие из отряда Ордина призывали друг друга.
Иом подумала, что сейчас люди Радж Ахтена развернутся и снова поскачут в поля, чтобы найти и добить тех, кому удалось спастись. Но они, как ни странно, этого не сделали. Зная, какими огромными силами располагал Лорд Волк, Иом вообще не понимала, почему так много его людей собрались здесь, во дворе замка.
Разве только что-то такое произошло на поле сражения, о чем она не знала. Может быть, Радж Ахтен опасался за своих людей. Может быть, они были не настолько сильны, как ей казалось. Или, может быть, Лорд Волк не хотел посылать своих людей на поиски уцелевших воинов Ордина, опасаясь засады.
Мудрость Радж Ахтена выше ее разумения. Если он опасается чего-то, значит, у него есть для этого основания. Ведь еще вчера Габорн говорил о том, что вскоре должен прибыть король Ордин со своими воинами.
Тогда Иом не обратила на эти слова особого внимания. Сколько человек входят в свиту Ордина? Ну, двести, не больше. Что они могли сделать?
Но Габорн со всей очевидностью полагал, что сил его отца достаточно для нападения на Радж Ахтена. Причем принц не говорил точно, сколько именно воинов сопровождают короля. И правильно сделал. Чего не знаешь, о том никому не расскажешь.
Иом посмотрела на свою Хроно, которая сидела в нескольких шагах в стороне вместе с Хроно ее матери. Обе женщины не сводили взгляда с почерневших полей. Они знали, сколько человек привел с собой Ордин, были осведомлены о каждом шаге любого короля. Но, к добру или к худу, Хроно просто наблюдали за передвижением армий, точно это были фигуры на шахматной доске.
Сколько человек захватил с собой Ордин, отправляясь на Хостенфест в этом году? Тысячу? Пять тысяч?
Мистаррия была богатой и густо населенной страной. Король Ордин не просто ехал на праздник, — он хотел женить сына. В таких случаях королевская семья обычно старается продемонстрировать свое богатство и берет с собой побольше воинов и рыцарей, чтобы устраивать дружеские турниры.
У Ордина было из кого отбирать; наверняка, он захватил с собой не меньше пятисот лучших людей.
Ну, и принцу нужно было не ударить в грязь лицом. Значит, это количество можно удвоить.
Воины Мистаррии славились своей отвагой. Лучников с молодых ногтей обучали стрелять с седла. О доблести и боевой удали рыцарей, прекрасно владеющих и топорами, и боевыми молотами, слагали легенды.
Может быть, именно эти рассказы о воинах Мистаррии вынудили Радж Ахтена так осторожничать; вряд ли он решится снова покинуть замок. А может быть, Лорд Волк опасался Короля Земли, о котором его предостерегали Пламяплеты.
Иом все стояла и смотрела с Башни Посвященных, но в замок никто больше не вернулся; ни один из лохматых черных нелюдей.
Сейчас на лесистых холмах по всем направлениям — на юге, востоке и западе — вновь и вновь трубили боевые рога. Теперь в этих звуках отчетливо слышался вызов, как будто они собирали людей для перегруппировки, для новой атаки.
В лесах рыцари Ордина все еще сражались с нелюдьми. Долгий, изматывающий день для храбрых воинов.
Внизу у городских ворот Радж Ахтен обернулся в седле и бросил еще один, последний взгляд на поля, как будто раздумывая, не вернуться ли туда. А потом въехал в город и его люди подняли поврежденный подъемный мост.
Жизнь продолжалась. Сверху Иом видела почти весь город. У подножия Солдатской Башни женщины и дети собирали яйца. Река по-прежнему вращала мельничное колесо, перемалывая зерно. Ароматы готовящейся пищи смешивались с дымом и смрадом войны. Иом почувствовала, что и у нее от голода подвело живот.
Придя к выводу, что больше смотреть не на что, Иом спустилась во двор Башни Посвященных. Ее Хроно последовала за ней, а Хроно матери осталась на Башне, все так же устремив взгляд в поля.
Отец Иом сидел в лучах солнечного света, играя со щенком, который рычал и покусывал его. Пока Иом стояла на стене, отец успел изрядно перепачкаться; пришлось ей повозиться с ведром и тряпкой, приводя его в порядок. Он не сопротивлялся, просто заглядывал ей в лицо, Испуганный ее уродством. И, конечно, не узнавал ее.
Он был так же красив, как всегда; ведь дары обаяния по-прежнему остались при нем. И так же силен. Просто супермен — с разумом ребенка. Пока она смывала с него грязь, он лежал, глядя на нее широко распахнутыми глазами. издавая булькающие звуки и пуская пузыри. И бессмысленно улыбался — ему нравилось это новое развлечение.
Иом с трудом сдерживала слезы. Двенадцать часов. Ее отец лишился своих даров почти двенадцать часов назад. Критический срок — этот первый день; и самый тяжелый для него. Тем, кто отдавал свои наиболее значительные дары, в первое время угрожала опасность умереть. Способствующие называли это «шоком дарования». Тот, кто отдал разум, некоторое время может «забывать», что нужно дышать, а его сердце — что необходимо биться. Но если он переживет этот первый день, то вновь обретет крошечную частицу своего разума, ту, которая требуется телу, чтобы выжить. Сейчас отец Иом был в высшей степени слаб и беспомощен, но уже чуть позже, сегодня, мог достигнуть стадии «пробуждения», когда связь дарования между лордом и вассалом становится достаточно прочной и к последнему возвращается некоторая — очень небольшая — часть его разума.
К счастью, отец Иом не испытывал никаких последствий шока дарования. Теперь, когда двенадцать часов уже миновали, у нес появилась надежда, что к нему отчасти вернется разум. Возможно, — если в процессе дарования он не желал отдать свой дар всем сердцем, если форсибль не обладал исключительно высоким качеством и если Способствующий не был уж очень точен, когда пел свои заклинания — он даже сможет вспомнить ее имя.
Вот почему, покончив с умыванием и переодев отца в чистую одежду, Иом негромко запела ему. Он не выказывал никаких признаков узнавания, но улыбался, слушая пение.
Даже, если он никогда не вспомнит, кто я такая, сказала себе Иом, мое пение все равно не пропадет даром. Со временем он полюбит его.
Одевая отца, Иом подложила ему в штаны мягкое полотенце.
Во дворе Башни Посвященных было полно беспомощных мужчин и женщин, которые прошлой ночью лишились своих даров. Их было гораздо больше, чем тех, кто ухаживал за ними. Сделав все возможное для своих отцов, Иом и Шемуаз тут же начали помогать остальным нуждающимся — всем, кто преданно служил Дому Сильварреста с самого детства.
Повара закончили приготовление завтрака, и Иом стала разносить Посвященным тарелки с булочками, запеченными с черной смородиной. Встав на колени, она разбудила молодую женщину- охранницу, которая спала на зеленом одеяле прямо в солнечном свете. Ее звали Глеас, и она не раз сопровождала принцессу во время долгих прогулок в холмах.
Женщины редко служили в охране. Еще реже они принимали участие в сражениях. И все же Глеас была в свое время и охранницей, и воительницей. Она обладала даром мышечной силы восьми мужчин и была одним из самых опытных мастеров клинка в охране Сильварреста. Радж Ахтен получил немалое удовольствие, лишив ее силы.
Глеас не дышала. В какой-то момент на протяжении этой долгой ночи она слишком ослабела, чтобы дышать.
Это зрелище расстроило Иом, которая не знала, гневаться ей или радоваться. Со смертью Глеас пятнадцать человек, от которых она получила свои дары, внезапно обрели их снова; им больше нечего было делать в переполненной людьми Башне Посвященных. И все же Иом было больно — она потеряла человека, которого любила. Горло у нее мучительно свело. Стоя на коленях над телом Глеас и плача, она обернулась и увидела свою Хроно, наблюдающую за ней. Иом ожидала, как обычно, увидеть выражение холодности и бесстрастия на маленьком пустом лице с острым подбородком и плотно сжатыми губами.
