Со стороны это казалось каким-то безумием. Лошади, топчась в заводи, скоро замутили воду так, что ничего не стало видно. Если кто-то замечал рыбу, он вопил и бросался вперед, а остальные неслись вдогон, ибо они поспорили, кому достанется добыча крупнее.
Доставалась же им по большей части форель, чуть длиннее руки Габорна от кисти до локтя. Через час этой сумасшедшей рыбной ловли одному рыцарю удалось-таки проткнуть дротиком лосося, такого маленького, что идти на нерест ему следовало бы только через год и к другой.
Но Габорн был сыном своего отца, и он решил — если хочешь поймать рыбу, надо думать, как рыба.
Рыцари топтались на глубине и так взбаламутили воду, что рыбе в ней наверняка было нечем дышать.
Поэтому Габорн прошел по отмели к тому месту, где с берега свешивались кусты, обеспечивая укрытие, и где вода была чище. Там он и заметил хвост лосося. И быстрым ударом дротика добыл рыбу, которую заказывал отец.
Лорды впоследствии не раз вспоминали об этом — как маленький мальчонка поймал единственного в заводи лосося, оставив в дураках могучих Властителей Рун.
«Как бы поступил я, — подумал Габорн, — будь я опустошителем?» Чудовища возвращались той же дорогой, какой пришли. Во всяком случае, так это выглядело.
Но умный опустошитель выбрал бы другую дорогу.
— Сэр Лангли, маршал Скалбейн, — позвал Габорн. Воины подошли к нему. — Не кажется ли вам, что эти опустошители действуют как приманка? Вдруг часть орды сошла с тропы?
— Мои люди все время следили за ними, — ответил Скалбейн. — Но что они делали ночью, сказать трудно.
— Пошлите сто человек проверить следы, — приказал Габорн. — Особо тщательно пусть осмотрят то место, где опустошители зарывались на ночь. Если мое предположение верно, часть их осталась, чтобы сбежать. Пусть ваши рыцари убьют всех, кого найдут.
— Хорошо, милорд, — сказал Скалбейн.
— После этого созовите лордов на совет. Мы должны сбросить опустошителей со скалы. Габорн повернулся к Аверан.
— Могут ли опустошители рыть там колодец?
— На Манганской скале? — спросила Иом.
Габорну и самому это казалось невероятным. Скала представляла из себя почти сплошной камень. Но опустошители очень сильны, и там их тысячи. И позиция их неприступна.
Габорн заглянул в себя и сосредоточился.
Он почувствовал, что над некоторыми из его людей нависла угроза.
Поднял взгляд. И увидел, что опустошители начали строить на Манганской скале небольшой купол. Липучки выплевывали клейкие нити, которые слагались в знакомые очертания. Над куполом уже клубился коричневый дымок, в основании его мерцали призрачные синие огоньки. Наверху стояла огромная колдунья, воздев к небу кристалический посох.
Сердце Габорна на мгновение остановилось.
Биннесман удивленно выдохнул:
— Они строят еще одну Руну Опустошения.
ГЛАВА 36
МЕЙГАССА
Мейгасса — самый старый город в мире. Он простоял дважды по десять тысяч лет, и, начав раскапывать его улицы в любом месте, можно наткнуться на остатки еще более древних построек и кости предков. Смысл его названия затерялся во времени, но старинные рукописи утверждают, что означает оно «Первый Дом».
На западных склонах Анья Брил, в Лотосовой долине лежит раскинувшись Мейгасса, столица старого Индопала. Город, который не производит ничего, кроме людей — несметного множества людей.
Давным-давно раджи Индопала построили здесь Слоновий Дворец — величественную цитадель. Она стоит на вершине огромного серого камня, высотою почти в восемьсот футов, возвышаясь над городом с западной его стороны. Основание этого камня сплошь покрыто вырезанными в нем надписями на старом индопальском языке — Несущими Мудрость Поучениями жившего в незапамятные времена раджи Пешаванью. Письмена покрывают серый камень, образуя изысканный узор, коим восхищаются все без исключения жители Индопала. Узор этот называют «Каменным Кружевом».
По некоторым из легенд, не человек вырезал своей рукою эти письмена, но появились они сами, за одну ночь, по воле Земли, ради тех людей, которые стремятся к мудрости.
Радж Ахтен посмотрел на дворец, затем прочел самый верхний стих: «Склонись перед Слоновьим Троном, о горделивый путник. Ты восседаешь на величавом верблюде, но знай:ты ничто».
Слова эти поразили Радж Ахтена, показавшись ему знамением. Все — и предупреждение Биннесмана, и исчезновение ключевых даров, и даже то, что не удалось поймать дерзкого Укваза Фахаракина, — все, казалось, свидетельствовало о том, что Земля против него. И еще эта надпись…
Но, конечно, то было простое совпадение, что на глаза ему попался именно этот стих. Каменотесы Пешаванью вырезали надписи так высоко специально для купцов, ездивших по Старому Перечному Пути на верблюдах.
Тем не менее выглядело это, как знамение, и Радж Ахтен остановился дать отдых своему верблюду, а сам стал смотреть вниз на Мейгассу.
Этот город всегда восхищал его. И завоевание Мейгассы было едва ли не целью всей его жизни. Он хорошо помнил, как взошел здесь, во дворце, на Слоновий Трон. Отец Радж Ахтена, Арунах, сказал ему как-то, что имя Ахтен означает «солнце». Имя же Авил, данное ему от рождения, было столь заурядным, что Радж Ахтен его не любил. Поэтому, завладев Слоновьим Троном, он взял себе имя Радж, «правитель», как поступали все короли Индопала. И со дня захвата им столицы Индопала он стал известен всему миру как «Солнечный Лорд».
Теперь этот обнесенный стенами город лежал под ним, раскинувшись привольно на берегах реки Джурипарари. И городские стены, и все здания в нем были сложены из серовато-белого, цвета лаванды, камня, отчего город на солнце сверкал. Река Джурипарари казалась рядом с ним широкой лентой из меди.
По ее неторопливым водам курсировали флотилии лодок, вырезанных из тикового дерева, каждая с коричневым парусом. Они перевозили дорогие специи, рис, сахарный тростник, шелк, золото, дыни и фрукты. Даже здесь, за мили от города, чуткий нос Радж Ахтена улавливал мощный запах людских толп, рынков и гниющих фруктов, нужды и надежды.
Глядя на реку, он сразу понял, что в Мейгассе нынче неспокойно. Все лодки плыли в одном направлении, вниз по течению, четырехугольные паруса были подняты, чтобы ускорить движение. Люди бежали.
Отсюда, с верхней дороги, ему был виден еще и тракт, ведущий в Маджпур. Он был весь запружен воловьими упряжками, лошадьми и народом. Издалека людской поток, катившийся по широкой извилистой дороге меж деревьев, казался ползущим по траве питоном.
На северо-восток, через пустыню, здешние жители идти не рисковали. Через Пустоши в это время
