Забудется Катино лицо с пустыми от ужаса глазами, страшный хруст ее костей, и глухой удар ее тела о землю.
— Я не усну этой ночью, — прошептала я, прижимаясь к Сонькиному хрупкому плечу. — Не смогу…
— Давай сегодня пустимся во все тяжкие! — возбужденно воскликнула Сонька, стряхивая меня со своего плеча. — Обожремся шашлыками и нарежемся, как поросята!
— Споем под караоке! Я всегда мечтала, только стеснялась, у меня же слуха нет.
— Прыгнем с тарзанки!
— А потом пойдем купаться голышом!
— Чего мы тут рассиживаемся? — вскочила она. — Побежали деньги занимать.
Уже через пять минут мы заняли у безотказного Юры Блохина тысячу рублей. Рассудив, что на сланцы мне хватит Сонькиных двух сотен, на гардероб нечего тратиться, если его можно у кого-нибудь позаимствовать (мы позаимствовали у Тани — просто сорвали с балконной веревки сохнувший на ней сарафан), а на кутеж двум красивым женщинам штуки хватит за глаза.
В три часа по полудни мы покинули территорию санатория.
Глава 5
Я проснулась от холода и боли в голове. Вообще-то болела не только она, ныло все тело, включая ноги, поясницу, живот и грудину, но голова трещала просто нестерпимо, поэтому я со стоном приподняла ее, и с трудом разлепила глаза. Мой невидящий взгляд несколько мгновений блуждал по нечетким очертаниям окружающих предметов и вещей, потом остановился на каком-то ориентире (наверное, телевизоре), сфокусировался, разглядел и обалдел… Оказалось, что лежу я не на своей кровати, как мне представлялось, даже не в чужой, как я опасалась, и на кушетке, и не кресле, и не на полу…
Я лежала на деревянном топчане посреди пляжа. В двух метрах от меня плескалось море, лаская сонную гальку своими тихими волнами. По его кромке носились крикливые чайки, они беспрестанно ругались и дрались из-за добычи, обгаживая своими гортанными криками благостную тишину окружающего мира. Пахло тиной и перегаром. Тиной от моря, перегаром от Соньки, которая храпела на соседнем лежаке, подложив под голову вместо подушки плюшевого зверя неизвестной породы. У изголовья ее… кхм… кровати валялась целая груда пустых бутылок от ненавистной «Балтики № 9», куча одноразовых тарелок с остатками шашлыком и целая вязанка роз.
Значит, мы все-таки вчера нарезались! Какие дуры!
Я поднялась с лежака, кряхтя и охая, вместе со мной кряхтели и охали мои затекшие косточки. И только тут поняла, как мне хреново! Все тело ныло, будто мной всю ночь играли в футбол, голова раскалывалась, во рту стоял стойкий привкус каких-то гнилых ягод… Еще я ничего не помнила. Ну… почти ничего. То есть первую половину вчерашнего дня я могла воссоздать в памяти подетально, но вторую… Вроде, мы пили вино с веселыми белорусами, ели шашлыки с разбитными армянами, пели караоке с заводными чукчами, танцевали сиртаки с бесшабашными греками. Еще купались голышом, но, хочется верить, без компании…
Н-да, покуролесили! А начиналось все очень пристойно…
Покинув территорию санатория, мы сразу рванули на рынок покупать мне обувь. Я согласна была на самые примитивные сланцы из резины, но оказалось, что на две сотни можно приобрести веселенькие шлепки на платформе, которым, как уверяла циганка-продвщица, сносу не будет, и которые, как предполагала я, развалятся на следующий же день. Сей факт нас с Сонькой не смутил — мне и надо лишь продержаться до завтра — так что уходила я с рынка уже обутая. По дороге мы затарились чебуреками, фруктами, орехами и одноразовой посудой, потом зарулили в магазинчик «Вина Кубани», где прикупили два литра нашего любимого «Черного лекаря». С этой снедью мы отправились к морю, облюбовав для пикника глухой уголок на диком пляже, где даже нудисты не показывались, не говоря уже о прелюбодеях, совокупляющихся буквально под каждым мало-мальски пышным кустом.
Расположившись на мелкой, как песок гальке, мы начали пировать.
Пировали часа два, по истечении которых, были немного пьяны, сыты и веселы. А наши неугомонные натуры требовали продолжения банкета. Так что еще через час мы вернулись в город.
Что было дальше, помню не очень хорошо, но все же помню. Мы пили пиво в каком-то кабачке, потом водку в ресторане и вино в дегустационном зале, после отправились гулять по набережной, где нам какой-то паренек вручил флаеры в ночной клуб с многообещающим названием «Экстаз». Туда мы и направились, дабы зависнуть в этом вертепе на всю ночь.
Публика в «Экстазе» была солидная. Дородные дяди с золотыми цепями на красных шеях, томные, затянутые в фирменную джинсу дамы, приблатненные пареньки в кожаных штанах, разрисованная татуировками и истыканная серьгами «золотая молодежь», а так же проститутки всех мастей, размеров и полов. Мы с Сонькой на фоне этой расфуфыренной толпы выглядели как бродяжки из деревни Пупырловка. На ней сандалии, потертые джинсовые шорты и майка выгоревшей надписью «Отвали!», на мне шлепки и ситцевый цветастый сарафан (смахивающий на халат), да еще не моего размера. Причем, сарафан мало того, что короток, он еще и сильно узок в груди, так что мой довольно пышный бюст постоянно рвал верхние пуговицы и буквально вываливался из выреза.
Как нас, таких убогих, пустили в этот попсовый клубешник, до сих пор понять не могу.
Мы потолкались у бара, хлопнув по кружке местного пива — больше ни на что у нас денег не хватило — поиграли в бильярд, попели караоке, и все под уничижительные взгляды жриц любви, да ехидные улыбочки томных бабешек. Зря они так старались. Мы были уже в том блаженном состоянии, когда на косые взгляды и двусмысленные ухмылочки не обращаешь ни малейшего внимания, поэтому, презрев их презрение, мы вывалились на танцплощадку и начали выделывать такие па, что даже обожравшая «экстези» кислотная молодежь не могла с нами посоперничать.
Не стоит и говорить, что все мужики «Экстаза» были от нас в экстазе. И папики, и пирсинговые пацаны, и рафинированные жиголо!
… Я сморщилась, припоминая, что же было после того, как мы покинули клуб (а мы его покинули довольно скоро, причем, не одни, а в окружении своры поклонников). Но ничего, кроме сиртаки, исполненного нами в ресторане «Понтос», из памяти не всплывало.
На соседнем лежаке застонала Сонька. Тоже, наверное, все бока отлежала.
— Подруга, а подруга, — позвала ее я. — Вставай давай. Утро уже.
Сонька закряхтела, поджала под себя колени, пристроила поудобнее подушку-игрушку и приготовилась дрыхнуть дальше.
— Софья, вставай! Пора возвращаться в санаторий.
— Отстань, — хрипло пробормотала она. — Спать хочу.
— Вот в номере и поспишь. — Я подергала ее за волосы. — Подъем!
— Накрой меня, — потребовала она, обнимая себя руками за покрытые «гусиной кожей» плечи. — Мне холодно… — Сонька пошлепала губами. — И воды принеси — пить хочу.
— Ты хоть представляешь, где находишься?
— Нет, — не открывая глаз, ответила она. — Но в этом доме чертовски хороший кондиционер. — Она поводила носом. — Даже с ароматизатором.
— А что вчера было, помнишь?
— Ты же знаешь, что после пьянок я ни черта не помню…
Я действительно знала, потом что обычно именно мне приходилось ей рассказывать, что она творила в пьяном виде. А рассказывать было чего! Дело в том, что Сонька, милейшая девушка, умница и честолюбка, напившись, становилась совсем другим человеком. Из учительницы с высшим образованием она превращалась в рецидивистку с двумя классами средней школы. Она дебоширит, ругается матом, плюется, бьет посуду и людей. Причем, из-за этих ее выходок страдала ни столько она (ей-то что, все равно на утро ничего не помнит!), сколько мы, ее подруги. Ведь именно нам приходилось отбивать ее у ментов, у сексуально озабоченных мужиков, которые мечтали воспользоваться ее невменяемостью, у разъяренных
